Антонина Истомина - Подарок богини
Как-то днём, ещё до открытия, зашли мы с парнями в кабак вернуть аппаратуру, которую таскали на выступление. Заходим и видим картину маслом: в пустом зале, за столом, сидит Жорик и, подперев рукою подбородок, грустно слушает радио, смотря куда-то сквозь стену невидящим взором. А по радио Семён Слепаков ему проникновенно поёт, жалуясь:
Я затрахался трахаться…Я реально затрахался…Не хочу тебе плакаться,Но ещё больше – трахаться…
Услышав шум, Жора вернулся из астрала, сфокусировал взгляд на нас и, глубоко вздохнув, сказал: «Мужик, Слепаков! Понимает…»
Может, у Семёна тоже – день через день? С чего-то ж пришли ему в голову такие слова? А судя по той активности, которую порою излучают пьяные «юные невинные девушки», вполне может быть… Впрочем, бабы в возрасте в этом плане тоже стараются не отставать от «юных дефффф». Оо-о, этот хит всех времён и народов от Натали! Вах, сколько мы его исполняли! Думал, язык сотрётся. Короче, типичная картина, повторявшаяся каждый вечер, в течение последнего полугода: стоит, значит, на танцполе тётка, тело без талии, «сарделька» такая, в туфлях на здоровенных шпильках и голосит на весь зал, во всю мощь своих связок: «О боже, какой мужчина!!» А потом начинает бить «копытом» в пол, требуя – «я хочу от тебя сына! И я хочу от тебя дочку, и точка, и точка!» И непонятно, то ли прямо тут, прям сей миг, обеспечить ей требуемое, то ли везти её куда срочно, пока не протрезвела… Пипец полный. А ещё говорят – мужики озабоченные. Не верь ушам своим, верь глазам! Кажется, Козьма Прутков сказал, хотя я могу и ошибаться…
Поэтому с девушками я стараюсь… аккуратненько так. На расстоянии. Не, если потрахаться – это всегда пожалуйста, если она симпатичная, а в остальном… Врут они постоянно. Всё ими сказанное лучше сразу множить на ноль. И жить без проблем. Ибо не разберёшь, где они пургу гонят, а где правду говорят. Та же Гречкина, к примеру, днём скромная такая, в библиотеке книжки берёт, не курит, одета не вульгарно, даже не красится особо. Но вечером может запросто у Жорика на дежурство в подсобке заступить или на дачку к Коляну поехать… Не знай я, про неё бы и не подумал даже. И главное, наглая такая! Глазки она мне строит! Что, не знает, что все давно в курсе? Дура совсем, что ли? Головой бы своей хоть немножко бы подумала – на фиг мне такая жена нужна? Чтобы мне потом всем институтом рассказывали – как она умеет? Ага, щас! Разбежалась!
Впрочем, Леночка глазки строит всем. За остальным женским коллективом тянется. Наши девочки на четвёртом курсе усиленно невеститься стали. Всех перспективных женихов в округе окучили. Пожалуй, без постоянных девушек из нормальных парней на нашем факультете остались только я и Серёга Шапкин. Я – «бегаю», а Шапкин – мажор. Папа ему там какую-то «тёлку с деньгами подгонит», как он брякнул как-то по пьяни. У неё там офигительно крутой папа, чуть ли не олигарх, а может, даже и олигарх, короче, наши простушки ему – «не пляшут». С Серёгой всё ясно. Деньги у него есть, будет ещё больше, а менять «бабок» на «любофф» он не собирается. Женский пол это уже давно просёк и поэтому его особо не донимают. Так, иногда проверяют, типа – «а вдруг»? У меня же денег нет, но преподы меня хвалят и говорят, что я вполне могу сделать хорошую карьеру. Поэтому на меня – «есть спрос». «Пусть не сразу, так потом» – наверное, так думают наши девушки, оценивающе рассматривая меня. Все они, как одна, в России оставаться не намерены. Все хотят жить и работать за границей. А я – потенциальная стартовая ступень, на которой можно перелететь за эту границу. Поэтому я и «бегаю», поскольку знаю, что стартовые ступени всегда сбрасывают, чтобы не мешали дальнейшему высокому полёту… Для себя я решил так: если вдруг знакомиться с девушкой, так не говорить при этом, кто ты и откуда. Наладить простой человеческий контакт для начала. Без всяких отягощающих обстоятельств, вроде тех, кто, сколько зарабатывает и у кого какие перспективы и возможности. И постараться натихую разузнать, по каким кабакам она шлялась и на какие дачи она ездила, чтобы не офигевать потом…
– Заходи! – сказала Леночка, остановившись возле двери аудитории.
– Только после вас, мадам!
– Заходи первым. У нас ведь равноправие. Сбежишь ещё…
– А что, надо? – поинтересовался я, распахивая дверь.
Мгновение спустя я понял, что было надо! В аудитории за партами сидели одни бабы! Все их оппоненты куда-то слиняли, и из мужиков был один я.
Похоже, я крупно влип… – подумал я, переведя взгляд с амфитеатра на сцену, на которой за столом сидели члены корейской делегации и с интересом смотрели на меня.
Блин! Но не убегать же испуганно на их глазах! Вот, парни, гады. Подставили! А Гречкина – под конвоем привела. Ладно. Как там фраза-то звучит? «Если у вас лимон, сделайте из него лимонад»? Так, кажется? Ок, буду жать лимонад. Какая там заявка на тусняк была? Мужской шовинизм и сатания? Хорошо, будет шовинизм и сатания!
* * *– Ну и какие же это у нас права женщин ущемляют? Какие? Лично я вижу, что женщины вокруг меня что хотят, то и делают. Хотят – спортом занимаются, хотят – в космос летают, хотят – в думе сидят или бизнес свой прокачивают. Разве это не так? Власть, деньги, свободный выбор профессии и места жительства. Что ещё вам для свободы-то не хватает?
– Юркин, а ты знаешь, что, по статистике, женщины получают заработную плату примерно на тридцать процентов меньше, чем мужчины?
– Не знаю, откуда у тебя такие секретные данные. В нашей стране на госпредприятиях – тарифная сетка. Всем платят по сетке. А в ней нет деления на мужскую и женскую половины. Никаких «гендерных» вычетов в ней нет. Это совершенно точно, я лично узнавал. О каких тридцати процентах ты говоришь?
– А в частной фирме? Там всегда на той же должности женщине платят меньше, чем мужчине.
– В частной фирме – кто как договорился, тот так и получает. Не нравится – уходит в другую контору. Если ты не можешь продать себя дорого, то это всего лишь проблемы отсутствия у тебя головного мозга, и ничего иного. Это капитализм. Все крутятся, как могут. И женщины, и мужчины.
– Но всё равно, Юркин, ты же не станешь отрицать, что к женщинам на работе у нас другое отношение, чем к мужчинам?
– К тем, кто ничего не делает, а целыми днями только треплется, выбивая себе какие-то привилегии, – да. А к тем, кто работает, к тем, кто профессионал, к тем отношение нормальное. Вот возьми нашу кафедру хотя бы. Половина преподавателей – женщины. Две из них – профессора, сама их знаешь. Ну и где, позволь тебя спросить, их тут ущемляют? По мне, так они сами кого хочешь ущемят… (Смех в аудитории.)
– Я тебе говорю о мировой статистике!
