Ника Ракитина - Путешествие королевны
— К лешему Хозяев! Они помогут не больше, чем вы! Я хочу отомстить!
— Но храмовники…
— Что-о? — прошипел Имрир, поворачиваясь. — Хватит кормить меня посулами. Я здесь хозяин, и других не будет.
Шедд поднял глаза к запорошенным снегом вершинам:
— О боги!
Имрир бы пустил вороную в галоп, но измученный зверь едва способен был идти даже шагом. Да и снег был слишком глубок. Шедд трясся в седле, выжидая удобного случая заговорить.
— Послушайте, господин Консул, — наконец начал он.
— Я не Консул! Меня не посвящали в храме Предка.
Шедд пожал плечами:
— Наши лошади устали. Им не хватает еды.
— Купим в любой господе.
— Вас узнают.
— Кто? Кто меня узнает? — крикнул парень с отчаяньем. — Кому я нужен, кроме горстки спятивших храмовников, желающих возвыситься?
Для мороза язык у него чересчур ловко работает, сплюнул Шедд.
— Заедем домой, обогреемся… И узнаем, на кой этому ублюдку консульская звезда.
Шедд явно предпочитал опасности Большого приема в храмовый праздник блужданиям в лесу у Дубового Двора. Но ему так и не удалось бы уговорить упрямого Имрира, если бы не заартачилась вороная. Нежная кобылка и так брела, едва переставляя израненные ноги и усыпая капельками крови снег, а тут и вовсе остановилась, понурив голову, не обращая внимания на понукания и удары плетью. Остервенясь, молодой хозяин мог бы забить её насмерть, но Шедд вступился за свое имущество. Среди деревьев на краю дороги проглядывала какая-то постройка, хлев то ли одрина, среди других — заснеженных, заброшенных, обветшалых строений; но у этого хотя бы была крыша. Полуволоком они завели кобылку внутрь, коня Шедда тоже, хозяин привесил им торбы с остатками овса, его замерзшие губы ухмылялись, но глаза горели гневом.
Люди развели костер в уцелевшем очаге, расчистили место перед ним от мусора, который всегда остается в жилище после того, как его покидают хозяева, кое-как соорудили ложе для сна; лошади успокоенно фыркали, отблески пламени ложились на их шкуры. Шедд задремывал, а Имрир сидел, положив голову на локоть, уставясь на огонь. Ему виделось далекое лето, запахи травы, сполохи над зубчатым ельником, тропинка, убегающая в рыжее поле, и паренек с девушкой в легких доспехах, едущие на одном коне. Голова Имрира свесилась на грудь, веки почти смежились, когда отчетливо хлопнула дверь, внося не холод со струйками снега, но теплый дух медовой травы, цветущего позднего шиповника; потом солнечный проём заслонили двое.
— Осторожно, Хель, тут темно.
Имрир вскинулся, глядя на темные силуэты в солнечном ореоле, такие похожие, в золотом облаке просвеченных солнцем волос. Во все щели строения били лучи, освещая пляску радужных пылинок, девушка шагнула, подставляя лучу лицо, парень склонился к очагу.
Имрир глядел на нее. Так, словно собирался выпить её душу. Запомнить и никогда не забывать. Словно знал всю жизнь.
— Садись. Отдохнем и скоро поедем, Гэльд беспокоится.
Имрир вскочил, вырывая меч, сонная одурь слетела — и тут же понял, что ничего не может сделать им, что они приехали и уехали отсюда много лет назад, и уже были Стрелки, и Восстание, и Последний бой на Пустоши, и смерть отца, и вот так было в призрачных селениях, и пришедшие туда вот так же не могли ни во что вмешаться… двое целовались у очага и пахло мятой и крапивой, а после дверь хлопнула, и крошево снега просыпалось на порог.
Имрир разжал кулаки, с удивлением разглядывая раны от ногтей на ладонях.
— Ты видел?! — закричал он Шедду.
Тот мелодично захрапел в ответ.
Пахло туей и лимонником. Как в Кариане. Словно летом. Жар от печек тугими волнами растекался по залам; ныли, согреваясь, руки и ноги.
Утомительное шествие завершилось; управитель последним придирчивым взглядом озирал стол. В соседнем покое развешивали гобелены и натирали полы для плясов. Гонец вернулся от мастера Шедда, доложив, что к концу ужина он с подмастерьем привезут работу.
Мэй сидел на помосте, где некогда, в давние времена, когда его принимали в подмастерья, сидела Хель. Он вспомнил, сравнил и улыбнулся.
Куда подевался тот робкий мальчик. Но Хель… что она задумала?
Гости плясали, от юбок дам взвивался ветер. Наместник сидел в полутьме, отсюда ему хорошо была видна зала, но сам он не был виден никому. Он притянул Хель за руку и поцеловал её ладонь.
— Потерпи, родная; уже скоро.
Суетливый слуга вел к ним разодетого мастера, широкоплечий парень нес за ним шкатулку. Несмотря на одежду, Хель легко узнала в последнем Имрира.
Жаль…
Шедд жестом велел «подмастерью» приблизиться и преклонить колено, откинуть крышку. Слуга поднес свечу.
По лицам столпившихся за спиной мастера гостей поплыли вишневые и алые отблески. Консульская звезда лежала на подушке, густая и глубокая, как вино. Глаза глядящих расширились.
— Доволен ли ты моей работой, наместник? — спросил Шедд с гордостью.
Мэй уже собирался достойно ответить, но Хель вышла из-за его плеча.
— Благодарю вас, ювелир Шедд, здесь, в городе моих предков. Подмастерье! Удостой, приколи мне эту звезду.
Ответом на эти слова тишина была такая, что слышно стало, как с факелов обрывается и падает на пол шипящее масло. Едва ли кто-то вокруг понимал, что происходит, но всеми овладело странное оцепенение — предвестье грозового раската. Имрир глядел в глаза Хели. Она знала, что он узнал её. Его губы дрожали, а в глазах… Он зажал звезду в кулак и встал.
Мэй, тоже не понимая, что делается, обхватив рукоять кинжала, на всякий случай подался вперед.
Звезда жгла Имриру ладонь. Ненавистная была так близко и просила е_г_о..! Медленно потянулся он, чтобы повиноваться, а потом с размаху швырнул звезду на каменный пол. У Шедда отнялись ноги, только потому не бросился он сразу бежать, надеясь прорваться сквозь стражу. Он тоже узнал Хель, и догадки бились в голове, как камешки в водовороте. Имрир попытался говорить. Слова с клекотом застряли в горле, голова поникла, и он упал, растянувшись у всех под ногами. Осколки звезды бросали кровавые отблески на всё вокруг.
— У вашего подмастерья падучая, мастер?
Хель бросила соломинку, Шедд не понимал, зачем, но ухватился.
Запинаясь, просил прощения за нерадивого мальчика и клялся, что совсем быстро исправит потерю.
— Ничего страшного, ювелир. Заказ погодит. А мы станем лечить его.
— Здесь?!
Ювелир осекся, понимая, что окончательно выдал себя, но Хель и тут, казалось, ничего не заметила. И велела отнести Имрира в верхние покои, под бдительный надзор лекаря. А потом приказала всем возвращаться к плясам.
