Двуликий бог (СИ) - Мэл Кайли

сразу так много всего, но мне было не в тягость смотреть в них. Локи, казалось, это удивляло, и он едва уловимо улыбнулся. А я всё пыталась понять, кто же он, какой на самом деле?.. Есть ли какие-то искренние чувства за этим непроницаемым лицом с извечно натянутой фальшивой улыбкой шута? Что-то такое мелькало на глубине его взгляда, как будто неясная тоска, боль, но едва ли она могла быть вызвана отказом Бальдра — Локи был не настолько мелочен. Может быть, дело всё же в его детях, заточенных в трёх разных концах света?..

— Мы долго беседовали, Нанна, богиня кроткого сердца, и я серьёзно обдумал своё решение. Я считаю, что этот союз принесёт благо, ибо только твоя дочь способна унять тот злобный огонь, что пожирает Локи, — тут рыжеволосый мужчина сразу же недоверчиво скривил губы, — и даровать мир не только ему, но и всему Асгарду, позволяя нам избежать многих страшных бед. Я нахожу их равными по положению и близкими по духу, а потому от своего имени и имени сына даю согласие на этот брак. Бальдр не посмеет перечить воле отца и повелителя, — я поспешила поддержать мать, потому что в тот же миг она вздрогнула, вздохнула, словно ей не хватало воздуха, и обмякла в моих руках, лишившись чувств. Я бережно посадила асинью на пол, прислонив спиной к опоре из светлого камня, что поддерживала своды над нами. Голова её бессильно склонилась, и несколько светлых локонов упало на белую грудь. Всё внутри меня сжалось от сочувствия матери, и в отчаянии я бросилась на колени перед Одином.

— Не губи меня, о Всеотец, — взмолилась я, чувствуя, как голос дрожит и пропадает, вовсе неподвластный мне. — Я не готова выйти замуж, не хочу покидать семьи, не желаю гореть дотла! О, всевидящий и мудрейший из асов, пожалей свою юную дочерь! — горькие слёзы потекли по моим щекам, но я совсем их не замечала и не стыдилась. То, что казалось страшной выдумкой, всё чётче претворялось наяву. И вид ослабевшей матери только придавал глубины моему горю. Кто останется с ней рядом, если не будет меня?..

— Не плачь, невинная богиня, ибо ты сама не ведаешь, что говоришь, — Всеотец протянул мне широкую ладонь, и, глядя на него удивлёнными заплаканными глазами, я сама не заметила, как мои подрагивающие пальцы легли в его тёплую руку. Я поднялась, оправила волосы, стёрла слёзы с лица. — Много невзгод выпадет на твою долю, но ты будешь счастлива со своим мужем. Ты боишься, но как иначе ты найдёшь свет, если не ступишь во тьму? Я дам тебе время, пока Мани не пройдёт весь ночной небосвод от одной стороны Иггдрасиля к другой. Если поступки Локи и его слава сумеют завоевать твоё расположение, не сомневайся и выходи за него замуж. Если нет, не покидай родительский чертог. Но будь справедлива, ибо великое значение отведено тебе вещими норнами, и, обманув нить своей судьбы, не вернёшься назад, сколько ни сожалей, — и, оставив что меня, что бога огня в полном замешательстве, Один легко подхватил мою бесчувственную мать на руки и вскоре исчез впереди. Я провожала его долгим потерянным взглядом.

Сердце моё по-прежнему страшно быстро колотилось, руки дрожали. Я думала, что решение будет принимать Всеотец, а оказалось, что сделать выбор теперь предстоит мне самой. И хотя это я молила его о пощаде ещё несколько минут назад, решить что-либо я была совершенно не готова. Зато Локи в дополнительной решимости не нуждался. Одного лёгкого движения хватило ему, чтобы прижать меня к стене и гневно ударить ладонью по камню совсем рядом с моим лицом, да с такой силой, что из-под его пальцев пошла вверх глубокая трещина.

— Не желаешь гореть дотла, значит? — зло и в то же время страстно прошептал бог огня, почти касаясь губами моего лица, отчего сердце пропустило удар, а затем вновь понеслось вперёд с бешеной силой. Я всем телом вжалась в стену, желая раствориться, исчезнуть, но только не наблюдать этих горящих золотистых глаз, в которых смешалось столько всего: и смятение, и гнев, и досада, и желание, и печаль. — Что ж, никогда ты не узнаешь, каково это — любить до дрожи! — и, круто развернувшись, мужчина направился прочь, пылая от ярости и возбуждения.

— Быстро же ты отказываешься от своих слов, переменчивый бог огня! — насмешливо выкрикнула я и тут же осеклась. Будто сам Локи говорил моими губами — я узнавала этот тон и манеру речи, которые были такими чуждыми и вместе с этим моими. Могло ли так случиться, что бог обмана настолько сильно повлиял на меня за короткие минуты нашего знакомства? Моё тело горело, метались и мысли. Судорожно сглотнув, я облизала губы, всё ещё боясь отойти от стены, чтобы не упасть — колени мои дрожали, а тело ходило ходуном. Локи улыбнулся, а затем быстро приблизился ко мне и, больно схватив за подбородок, запрокинул голову назад, прижал к стене и взглянул в глаза.

— Ты будешь моей, — коротко, ожесточённо выговорил он, а затем, прильнув к моей непослушной плоти всем телом, жарко поцеловал мои уста. Земля на миг ушла из-под ног, когда его острый язык неведомым искусителем проскользнул в невинные врата моих губ, даря страх и искушение, смятение и возбуждение. Его силуэт уже начал растворяться вдали, когда я пришла в себя и тяжело осела на пол. Кончики моих пальцев коснулись всё ещё горящих губ, и я с удивлением прислушивалась к совершенно новым для меня ощущениям. Руки дрожали, грудь ныла от напряжения, проступая через ткань одежд, а промеж бёдер стало так горячо и влажно, что я не сразу нашла в себе силы подняться на ноги. Щеки мои пылали от стыда, дыхание перехватывало, но я слишком сильно боялась, что кто-то увидит меня в этот момент. Придерживаясь рукой за стену, я медленно побрела прочь из чертогов Одина-Всеотца.

Это было немыслимо, недопустимо, возмутительно. А я, вместо того, чтобы оскорбиться поступком, ценой которому, узнай кто-нибудь, могло быть изгнание посягнувшего на мою честь, не нашла в себе сил даже воспротивиться. Безрассудная смелость и бескрайняя самонадеянность против воли располагали к сумасбродному богу огня. Он был решительно не похож на всех, кого мне довелось знать прежде, и подчинялся, казалось, только своим собственным законам. Локи жил так, как желал того в данный момент, без сомнения и оглядки, горел так ярко, что впору было обжечься. А меня только сильнее начинало тянуть к гордому асу, и я стыдилась противоречивых чувств,