В гостях у сказки, или Не царевна лягушка (СИ) - Веселова Янина Янина
Все встало на свои места: и шайка-лейка, и чертовщина, и нечисть, и морда в миске. Мария Афанасьевна доперла, что напрасно она не принимала всерьез разговоры о колдовстве. Знала, но не верила, а зря. 'Не стоило мне с этой Малашкой связываться/ — с горечью поняла она и собралась всплакнуть. Не успела.
Домовой (а это был именно он) подхватил Марью огромной как ковш экскаватора ручищей и сунул в мешок, в котором она и затрепыхалась, не осознавая даже, что, наконец, может двигаться.
— Не балуй, — прикрикнул он басом, встряхивал рукой и подсадил к Марье компаньонку-сообщницу — скользкую, пупырчатую, лупоглазую. Фу, мерзость какая.
— Машка да Малашка, — хихикнул нечистик и затянул горловину мешочка.
— Отправляйся с лиходейками этими на Лихоманское болото, — тем временем продолжила наставления девка-колдовка. — Отныне там их место.
— Все сделаю, матушка, — прозвучало подобострастное. — Доставлю в лучшем виде, не сумлевайся.
— Орел, — похвалила девка. — Ну прощевай, некогда мне.
— Деловые все, — себе под нос пробурчал домовой и потряс мешком, в котором квакали на два голоса осужденные преступницы, в одночасье ставшими жабами. — На болоте орите, лихоманки лупоглазые, хотя… На морозе враз вам хана придет. Потому лягухи и дрыхнут всю зиму в норках да под корягами, а вы злолдеюки опоздали. Так что приговор вам смертный вынесен. И поделом.
Потрясенные Машка с Малашкой смолкли и испуганно прижались друг к другу, а вредному домовику все мало. Развязал он мешковину, и оказалось, что новгородская халабудка пропала, словно не было, а вокруг самое настоящее, поросшее камышом и кривыми осинками болото. — Ндравится? — спросил он и, не дожидаясь ответа, вытряхнул преступниц на пожухшую траву. — Тута теперя твое место, хозяюшка, — сообщил, обращаясь персонально к Марусе, помахал ей ручкой и пропал, словно не было.
А Марья с подельницей остались…
ГЛАВА ВТОРАЯ
Приговоренных никто не встречал. То ли не бьло на Лихоманском болоте водяного с кикиморами, то ли не по чину им навстречу каждую жабе из логова вьлезать, а может погода неподходящая для общения выдалась. В такую холодрыгу хороший хозяин и собаку из дома не выгонит, что уж говорить про несчастных лягушек?
Настоящий мороз, конечно, еще не ударил, но ледяные ветра уже вовсю хозяйничали на болоте. Пожухли травы, высохли камыши и рогоз, осинки давно расстались со своими пестрыми одежками. Только черная жирная трясина не дремала, мечтая заполучить кого-нибудь до наступления стужи. Она бьла согласна даже на двух жаб…
Вот только квакушки помирать не собирались. Марья так уж точно. Не дождется Иуда домовой, которому она каждый божий день ставила плошку молока на печную приступку, такой радости. И ведьма из плошки обломается. Русские, блин, не сдаются! Они на доты голой грудью прут! Им коряжку подходящую для зимовки найти — раз плюнуть!
Потому, не рассусоливая, Марья отвесила растерявшейся Малашке вдохновляющего пендаля и заставила ту прыгать к ближайшей осинке.
— Ква? — вопросительно глянула ключница, а Маша услышала удивленное: 'Чего надобно? Дай помереть спокойно.'
— Хрен тебе, — разозлилась Облигация и подпихнула товарку в углубление под корнями деревца. Там, в норке, засыпанной листвой можно затихариться и дождаться весны.
— Зачем? — умирающим лебедем глянула Малашка даром, что зеленая и пупырчатая.
— За надом, — пыхтела Машка, проталкивая упитанный зад ключницы в укрытие.
— Дождемся тепла и на пересмотр дела подадим, — посулила она. — Как невинно осужденные.
— В смысле? — вылупила и без того немаленькие глаза Малашка.
— В коромысле, — зарываясь в листики, сердито квакнула Маруся. — Нету у меня силы волшебной, потому повредить никому не могу.
— Аферистка, значит? — надулась подельница и полезла в драку. — Порядочных женщин дуришь?
— Это кто еще порядочный? Особа, которая собиралась соперницу извести? Да я, если хочешь знать, ей жизнь спасла. И тебе дуре заодно.
— На что мне такая жизнь? — пошла в разнос Меланья. — Помру без Степушки!
— Извините, — послышалось виноватое. — Не могли бы вы успокоиться. Только не подумайте, что вы мешаете мне. Ни в коем случае. Просто от шума могут проснуться кикиморы… И это будет очень плохо.
— Кому? — раздумала помирать ключница.
— Всем, — из-под листьев высунулась небольшая лягушечка. — Местное начальство разбираться не будет.
— А?.. — не унималась любопытная Малашка.
— Не ори, не дома, — остановила громогласную ключницу Марья. — Чего понапрасну глотку драть, лезь сюда. Пошепчемся.
— Не о чем мне с аферистками беседовать, — проворчала злопамятная Меланья, но в листики зарылась. — Рассказывай, что тут и как, — велела она лягушечке. — И начни с себя. Может ты какая злодеюка.
От Малашкиной простоты впору головой покачать, да руками развести, но у Маши такой возможности не было, осталось только надуть защечные мешки и закатить глаза. Местная жительница глянула на нее понятливо и начала рассказ.
— Родилась я очень далеко отсюда… — едва слышно квакнула она, а Маше слышалось напевное московское аканье. Примерно так разговаривала ее троюродная сестра. Тот же самый вечно раздражавший Марью столичный говор теперь казался весточкой из родного мира. А если принять во внимание грамотную речь образованного человека, то…
Буквально прикусив себе язык, она внимательно слушала лягушку, в миру Анастасию Супер, а для своих просто Настеньку.
— Лихоманское болото — место особенное, — едва слышно говорила она. — Его можно назвать магическим исправительным учреждением.
— Че? — квакнула Меланья.
— Тюрьма для нечисти, — пояснила новенькая. — Тут почти все заколдованы. Кто в ежа превращен, кто в ужа, лягушек много.
— Мамочки, — всплеснула лапами ключница. — Это как-же? Ежи они же ужей ловят, а ужики жабками не брезгуют. У нас за баней один уж скока годов живет. Уставится, бывало, на лягушку. Та бедная шевельнуться не могёт, а он медленно подползает и заглатывает ее прям живьем. Я пару раз отгоняла змееныша, чтоб жабку спасти. Не помогает это. Раз даже за забор лягву выкинула. Так она возвернулась к мучителю своему… И что… нас тут тоже?.. — она испуганно покосилась на Марью. Та сама не своя от ужаса замерла, как будто уже загипнотизированная.
— Съесть вроде не должны, — неуверенно откликнулась Настя. — Кикиморы про какие-то специальные чары упоминали. Хуже другое, — к удивлению Марьи и Малашки она зарделась. — По весне в заключенных инстинкты просыпаются. Особые,
— она красноречиво показала лапками то, что не решилась облечь в слова.
— Как же это? — оторопела Меланья. — И чего потом? Икру метать? Так я несогласная!
— Не ори, — попросила ее Марья. — Не хочешь, не надо. Мы и сами на зоо-секс не подписывались. Правда, Насть?
— Да, — на автомате согласилась она. — Ой! Откуда вы?..
— Потом все расскажу, — чувствуя, мысли замедляются, а на плечи теплым покрывалом ложится дрема, пообещала Маша. — Давай главное коротенько.
— Главное, что отсюда не сбежать, — послушно продолжила Настя. — И очень важно не поддаваться животным инстинктам, не позволять им брать над собой верх. Хотя это очень сложно, особенно в плане еды. Поскольку мы — существа магические, питаться можем и как обычные земноводные, и как люди. Кикиморы заключенным человеческую еду оставляют.
— Ничего не поняла, — чистосердечно призналась ключница.
— Не жри мух и гоняй зеленых лупоглазых ухажеров, — перевела Марья. — Если, конечно, не хочешь оскотиниться. Причем, в прямом смысле этого слова.
— Учту, — Меланья сладко, с оттягом зевнула. Погода и природа действовали на нее все сильнее.
— Получается, — задумчиво потянула Маша, — нужно всеми силами сохранить в себе человека.
— Да, — подтвердила Настя. — Это и есть самое сложное в наказании, наложенном на нас. Некоторые совсем забывают себя, отдавшись животной составляющей. Тем ужаснее их состояние, когда память возвращается вместе с человеческим обликом.
