Отбор пяти колец - Северина Мар
Агата застыла на скамье, не зная, что ей делать. Часть ее рвалась вперед, чтобы тоже записаться на Отбор, другую же охватила сильная тревога, граничившая со страхом.
Дело было в том, что мачеха ни за что бы не позволила ей принять участие в Отборе невест, а отец бы наверняка расстроился.
Пока Агата сидела и думала, разрываясь между страхами и желаниями, очередь постепенно поредела. К ней подошел один из служителей. Это был старичок тушивший лишние свечи в нишах. Служба закончилась и в них больше не было нужды.
— А что же вы госпожа, запишитесь? — миролюбиво спросил он, кивая на остатки собравшихся возле алтаря девушек.
— Я… я не знаю, я как-нибудь потом. Как получу разрешение у родителей, — скороговоркой проговорила Агата и подхватив юбки, вскочила со скамьи и побежала к выходу.
Глава 2. Мачеха и отец
Обычно, после службы Агата всегда заходила в лавку при святилище, чтобы глянуть на новинки и купить одну из новых гравюр с изображением дракона-императора, свечу с ароматом из тех же масел, которыми умащали его кожу, крошечную фигурку или подвеску.
В лавке же Агата общалась с другими последователями, среди которых за столько лет у нее появилось немало хороших знакомых и приятельниц. В культе общались наравне друг с другом представители всех сословий и поколений Визерийской империи. В стенах храма можно было увидеть старую графиню Бартоло, которая едва могла ходить и делала это лишь опираясь на руки сопровождавших ее слуг, купеческих жен и дочерей, монахинь из храма Семи сестер, швей, служанок, и даже крестьянок с натруженными руками, встававших до зари, чтобы успеть переделать все дела и прийти на службу.
Всех этих женщин, таких разных и непохожих друг на друга, объединяло одно — безграничная любовь к дракону-императору Андронику Великому. Теперь же к этому присовокупилось и страстное желание стать одной из его невест, а затем и женой — императрицей Визерийской империи.
Однако, сегодня Агате было не до лавки. Вылетев из святилища, она как могла быстро шагала по улице. Если днем, следуя на службу она не замечала ничего странного, то теперь ей казалось, что все кругом только и судачат об Отборе невест. С площадей и широких улиц доносились громкие голоса глашатаев, вещавших, что все юные девицы должны явиться к Святилищу дракона-императора и внести свое имя в список, если хотят принять участие в Отборе.
Толпившиеся возле лавок матроны с корзинами в руках, и стоявшие у таверн мужчины с уставшими лицами, старушки, гревшиеся на солнце на скамьях возле входных дверей, и даже детишки, носившиеся наперегонки, все говорили об одном — о предстоящем Отборе, который начинался уже через семь дней.
Небо затянуло тучами, поднялся ветер, заставивший зябко поежиться. Агата предусмотрительно взяла с собой плащ, но, как назло, он лежал в седельной сумке, которую она оставила в птичнике вместе с Фифи.
Добравшись до птичника, и забрав ферналь, которая радостно заскрежетала и захлопала крыльями при виде хозяйки, Агата накинула на плечи плащ и, боком сев в седло, направилась к городским воротам.
Стоило им выехать на мост, как она тут же стянула с Фифи наклювник и шторки и сев по-мужски, перекинув через седло ногу, подоткнула юбки и, как и обещала, пустила ферналь галопом.
Фифи бежала вытянув вперед шею и радостно клокотала. Перепрыгивая с кочки на кочку, она распахивала крылья и паря на мгновение зависала в воздухе, а затем тяжело приземлившись на землю неслась дальше. Агата подалась вперед, крепко обхватив ногами ее бока, и силой удерживая поводья.
В такие мгновения она всегда чувствовала свирепое счастье и забывала и о мачехе, и о всех прочих невзгодах.
Срезав путь через поля, Агата вскоре добралась до поместья. Завидев вытянутое сложенное из светлого камня здание, с идущей вдоль всего первого этажа террасой, увитой диким виноградом, Агата сбавила ход, позволив Фифи перейти на шаг.
Когда-то поместье было фамильным замком семьи баронов, но спустя века постоянных перестроек и обновлений оно обзавелось широкими окнами вместо бойниц, балконами, акведуком, идущим от ближайшего озера, фонтанами в саду, оранжереей и купальней с глубоким бассейном.
Поместье принадлежало отцу мачехи — старому барону, а после его смерти должно было перейти вместе с титулом к маленькому барону — младшему брату Агаты, родившемуся год назад, после череды неудач преследовавших отца и мачеху, о которой напоминал ряд маленьких холмиков возле фамильной усыпальницы.
Перекинув ногу через седло и снова сев боком, Агата подвела Фифи к птичнику. Им навстречу выбежал молодой широкоплечий работник с щеголеватой бородкой.
— А вот и наша красавица вернулась! — закричал он, подбегая к Фифи и принимая из рук спешившейся Агаты поводья. — Как прогулялись госпожа? — спросил он, повернувшись к Агате, и по его тону сразу стало ясно, что до этого он обращался исключительно к Фифи и именно ее называл красавицей.
Агату неприятно кольнуло завистью к собственной питомице, отчего ей даже стало стыдно.
Заверив работника, что все в порядке и потрепав на прощание Фифи по клюву, Агата поднялась по широким ступеням на террасу. Завидев сидевшего на скамье старого барона, Агата учтиво ему поклонилась. Тот ничего ей не сказал, как и всегда, и только смерил ее суровым взглядом выцветших блекло-голубых глаз.
Когда-то старый барон был красавцем. Подтверждением тому был его портрет, висевший в столовой, и изображавший его высоким и статным, с открытым лицом, мужественным подбородком, орлиным носом и копной пшеничных волос. Теперь же от былого великолепия оставался лишь нос, вытянувшийся и заострившийся, казалось еще больше, отчего старый барон походил на потрепанного изможденного ворона.
Потянув за тоскливо скрипнувшие тяжелые двери, Агата вошла в холл. Пылинки танцевали в лучах света, пробивавшихся сквозь украшенные витражами окна. Выложенный широкими каменными плитами пол и обшитые резными панелями стены давили на Агату и после свежести и влаги полей ей стало тяжело дышать.
Над лестницей уходившей наверх переплетаясь переходами, галереями и балконами висели портреты, с которых взирали холодные голубые глаза некогда живших в поместье баронов и баронесс. Где-то здесь, на одном из портретов, написанных вскорости после того, как отец женился на мачехе была и Агата.
Долговязая и тощая девчушка, стояла с краю, утопая в тени, в своем темно-коричневом скромном платье, прячась за плечом отца, в то время, как мачеха и Вероника, ее дочь от первого, закончившегося вдовством брака, сидели на бархатном диванчике по центру полотна
