Большие Надежды (СИ) - Оськина Варвара
– Почему? Они лишь кучка эмоционально нестабильных граждан. Что в них такого?
Хант бросил внимательный взгляд на наставника, который явно колебался, решая доверить ли главе Карательной службы ценную тайну. Наконец, Великий Канцлер на мгновение поджал губы, почему-то отвёл взгляд и сухо проговорил:
– Мессерер долгое время вела один важный проект.
– Селекция?
– Вроде того, – уклончиво ответил Канцлер. Он пожал тонкие губы, прежде чем заговорил: – Ген сострадания – это мутация, которую мы думали, что искоренили очень давно. Рудимент. Его обнаружили в первые годы, пока ещё строился Город, а куцые остатки человечества прятались в подземельях, пытаясь пережить катастрофу. Они были напуганы и истощены. Но будущий Суприм был дальновиден, он сразу понял, какую опасность несёт в себе тяга людей к ненужным эмоциям. И тогда генетики взялись за работу. С каждым новым поколением мы выводили расу свободную от бремени совести. Мы так же любим, грустим, дружим, но не сожалеем. Наши чувства поверхностны, позволяя испытать радости жизни, но без побочных эффектов в виде разочарования или тоски. Город просто не мог себе это позволить. Мы рождаемся и умираем по расписанию, съедаем чёткую норму ресурсов, вдыхаем нормированные дозы воздуха. Ни граммом больше, ни кубометром меньше, ни днём дольше, чем это просчитано. От жизни одного зависят жизни тысяч других. И жизнь одного не стоит жизни всех остальных. Таковы правила выживания здесь. Закон. А буква закона должна быть лишена какой-либо страсти или неизбежного сожаления.
– И в чём проблема?
– Мы вырождаемся, Артур. Как бы чисты ни были наши гены, искусственный мир Генетических ферм не может тягаться с естественной эволюцией. Всё, что мы там выращиваем становится только хуже. Поэтому однажды попробовали изменить это.
– Чем вас не устраивают тогда живорождённые?
– Они неконтролируемы. Мы же хотим поместить очищенный от ненужного гена образец в тело матери, создав иллюзию натуральности. – Канцлер махнул рукой. – Естественности, если хочешь.
– Как я вижу, эксперимент не удался, – хмыкнул Хант, припомнив свой последний визит на Ферму, где генетические образцы ждали своего часа. Естественности и натуральности там точно не наблюдалось.
– Не совсем, – тем временем уклончиво ответил наставник, и Артур заинтересованно поднял бровь. – Возникла проблема. Образцы не приживались. И я подозреваю, что в этом виновата Руфь Мессерер.
– Она занималась этим? – с лёгким недоумённым смешком спросил Хант.
– Она это придумала. Это была сплошная математика, которую Руфь Мессерер, однажды поставила под сомнение и потому была отстранена от проекта.
– Что она сделала?
– Это уже неважно. Мессерер мертва и больше не сможет помешать, – процедил Канцлер. – Теперь меня волнует, чтобы исследования не останавливались. А потому во избежание новых проблем, я хочу, чтобы ты лично контролировал их.
– Но я ничего не смыслю в генетике!
– Значит, найди того, кто сможет, – отрезал наставник. – Только убедись, что это не один из выродков Мессерер.
Они замолчали, оба уставившись за окно, в которое начинали бить первые порывы Бури. Где-то внизу, на окраинах Города, прямо сейчас тело Руфь Мессерер растворялось в огромных чанах, чтобы стать удобрением. Смерть здесь определяла жизнь, и даже у предателей был шанс получить искупление. Вдруг, Канцлер покачал головой.
– У меня будет к тебе ещё одна просьба…
– Я знаю, – перебил Хант. – И мой ответ прежний. Меня полностью устраивает штатная служба… отдыха и Лина.
– Дело не только в этом. Ты слышал, что я сказал. Это необходимая вещь хотя бы для продолжения твоего генетического потенциала. – Канцлер дотронулся до лица Ханта, поворачивая то к свету, и постучал по подбородку. Как раз там, где была ямочка. – Совершенство не знает предела. А твой исходный материал просто превосходен. Осталось найти достойную пару хромосом, а остальное – дело лаборатории…
Канцлер собрался сказать что-то ещё, но в этот момент в дверь постучали.
– Это твои, – вздохнул он и улыбнулся в ответ на скептически поднятую бровь. – Только у этих ребят хватит наглости искать тебя в кабинете Верховного Канцлера.
Хант хмыкнул, а потом рассмеялся.
– Пожалуй, – покачал он головой, в два больших шага пересёк кабинет и распахнул дверь.
Сначала Ханту показалось, что там никого нет, но потом из тени коридора, освещённого лишь авариными лампами, отлепилась чёрная тень и материализовалась в Юджина Варда. Правая рука Ханта и главный претендент на его пост в будущем был, по обыкновению, бледен, что лишь усиливалось на фоне тёмных одежд, а собранные в аккуратный хвост светлые волосы и вовсе светились немного потусторонне.
– У нас проблема, – без предисловия начал он, и Хант уже знал, о чём пойдет речь. – Южная окантовка Щита. Датчики засекли движение, а потом и прямой контакт.
Взгляд на площади не соврал, игра началась, и только что был сделан первый ход. Хант осклабился, что, видимо, больше походило на какой-то оскал, потому что Вард непонимающе поднял брови.
– Собирай всех, – вместо ответа бросил Артур. – И проинформируй службу Щита. Полагаю, они до сих пор помнят, кто такой Стивен Джонс. Так дадим им отомстить.
С этими словами он захлопнул дверь и вернулся к столу, чтобы взять шлем. За окном всё ещё мерзко выла сирена, а значит Буря в самом разгаре. Что же, крысы выбрали идеальное время, когда патрулировавшие улицы «глаза Канцлера» были бесполезны из-за работавшего на износ Щита, а возможные свидетели сидели в убежищах по домам. Блестяще. Взяв в руки маску, Хант уже щёлкнул было замками, но ощутил лёгкое прикосновение и оглянулся.
– Не подведи меня.
Наставник смотрел внимательно, словно хотел, подобно токсичной пыли, что сейчас заметала улицы города, просочиться в каждую пору, проникнуть в вены и добраться до сердца своей личной ищейки. Лучшей из лучших. Собственноручно сотворённой. И Хант ответил ему короткой кривой усмешкой.
– Не подведу. – Голос из-под маски прозвучал глухо.
Послышался щелчок замков, и Хант подхватил со спинки стула тяжёлый плащ. Небрежная фраза, брошенная как будто бы невзначай, настигла его, когда он уже взялся за ручку двери. И по её содержанию стало понятно, что Верховный Канцлер специально выбрал этот момент.
– Хант. Когда евгеника получает под собой научную почву, она становится генетикой. Запомни.
На это глава Карательной службы ничего не отвел. Лишь коротко кивнул и вышел за дверь.
Глава 2
Совершенство внутри не означает совершенства снаружи, как не означают совершенное общество создающие его совершенные люди. Подчас именно из неправильностей складывается наиболее прочная структура, которая держится, сцепившись между собой всеми неровностями. Она не даёт частям соскользнуть и распасться.
К сожалению, человек слишком любит приводить всё к общему знаменателю, сглаживать до идеальности, создавать обтекаемость, чтобы получившийся результат возвести в высшую степень и назвать эталоном. Наш максимализм неисчерпаем, как не заканчивается жажда познаний и страсть к улучшениям. Возможно, именно это и привело человечество сначала к катастрофе техногенной, затем телесной, а потом и духовной.
В погоне за идеальностью мы утратили то, что дала нам природа. Словно бактерии, мы теперь размножаемся лишь в стеклянных пробирках, а потом выращиваемся на инкубаторной ферме, потому что больше ни на что не способны. Мы утратили единственный шанс на выживание, решив, что селекция и сегрегация помогут избежать других катастроф, если мы создадим гены идеологически верных людей. Канцеляриат называет это «истинной эволюцией», но, глядя на продукт наших лабораторий, я знаю, что это провал. Мы деградируем с того самого мига, когда под личиной пользы для Города евгеника получила научную почву. Именно тогда она превратилась в генетику, а учёный стал её палачом.
Я знаю, о чём говорю. Я один из верных рабов этой программы. И я намеренно выращиваю искусственных людей, которые не способны к естественному размножению. Бесчувственных, бессмысленных, бесполезных. Но также я знаю, что обмануть природу практически невозможно, и раз в несколько лет случается сбой. Мы называем их бракованными, но, на самом деле, они самое правильное, что может быть в нашем исковерканном мире. Живорождённые.
