Божественный яд (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна

Кажется, она хотела шанса и молила о нём Защитника. Что это, если не он?..

— Вождя племени! — непримиримо фыркнула Анина.

Ида понимающе улыбнулась. Она знала, что мама не имела ничего против восточных соседей. Точно так же, как все достаточно обеспеченные женщины, она восхищалась талантами тамошних алхимиков и с удовольствием пользовалась почти чудодейственной илаатской косметикой, превосходно сохранявшей красоту и молодость, и другими достижениями их весьма развитой науки. И недавнюю пьесу, несмотря на скандальность, хвалила. И лирическую поэзию Илаатана, которую несколько лет назад начали переводить на трантский и печатать, — тоже.

Не в соседях было дело, просто Анина Морнхут боялась отпустить дочь. Куда угодно, главное, достаточно далеко, туда, где нельзя будет каждый день видеть её, тихонько заглядывать в мастерскую, звать к завтраку… Тот побег Иды и его последствия сильно ударили по ней, и пусть время залечило рану, но страх этот никуда не делся. За сыновей она тоже беспокоилась, но те — мужчины, доказавшие свою самостоятельность, а Ида…

— А хоть бы и так, — проговорила Идана. — Я знаю их язык, и про их традиции немного читала. Да, они язычники и не почитают Защитника, но браки у них светские и, хотя благословляются одной из их богинь, совсем не требуют менять веру. Но главное, моя самая важная… проблема для них и не проблема вовсе. Напротив, если женщина сохраняет невинность долгое время, это вызывает вопросы.

О других особенностях восточных соседей Ида на всякий случай рассказывать не стала. Как и о том, что и без этого королевского предложения она нет-нет да и задумывалась о поездке в Илаатан. Она, конечно, никогда не набралась бы решимости для того, чтобы планировать подобное всерьёз, но…

— Ты в самом деле хочешь? — спросила Анина, беспомощно оглянулась на мужа и нервно сцепила пальцы на коленях. — Но это же… Илаатан!

— А ещё это шанс найти мужа, который оценит меня и не станет попрекать прошлым. Шанс обрести собственную семью, — добавила её дочь негромко, опустив взгляд.

Это был нечестный приём, но воспользовалась им Ида без зазрения совести. Анина Морнхут, воспитанная в строгих традициях, позволяла дочери многое и не мешала отцу её баловать, но всегда полагала, что замужество и собственные дети, семья — главная цель в жизни любой нормальной девушки, и горевала оттого, что дочь почти лишилась этого шанса.

Сама Идана ничего не имела против семьи и замуж хотела, но сейчас не это казалось главным. От открывающихся перспектив едва не кружилась голова. То, о чём она не смела даже мечтать, вдруг оказалось реальностью. Возможность открыто заниматься любимым делом. Возможность не слышать шепотков, которые были привычны, не ранили, но всё равно мерзко зудели, словно заноза в пальце или комариный укус — терпимо, но раздражает. Да и замужество… Не какой-то проходимец, какие порой пытались привлечь внимание обладательницы немалого приданого, а достойный мужчина, пусть и из другой страны.

Во всех смыслах достойный. Идана бы не осмелилась заговорить об этом не то что при отце и брате, а даже с матерью наедине, но не подумать не могла.

Илааты слыли великолепными любовниками, и этот вопрос Иду тоже волновал, несмотря на его крайнее неприличие. Пусть побег закончился плачевно, но ей хватало честности признаться самой себе, что поцелуи и близость с мужчиной были очень приятны. Не настолько, чтобы согласиться на сомнительную связь здесь, но достаточно, чтобы считать илаатское отношение к интимной стороне жизни большим плюсом и ещё одним аргументом за поездку.

Слухи, конечно, вещь сомнительная, и Идана ни за что не стала бы полагаться только на слова молодых вдовушек и некоторых других особ с подмоченной репутацией, от которых наслушалась всякого об илаатах, но всё это косвенно подтверждалось гораздо более достоверными источниками. Литература и искусство Илаатана придавали плотским утехам большое значение, существовала весьма уважаемая профессия наставницы по искусству любви, и встречались даже наставники, которые обучали желающих девушек, и никому не приходило в голову считать это неприличным. Ида радовалась, что мама не знает илаатского, а на трантский переводилась и адаптировалась лишь малая часть.

А ещё об одной своей проблеме, с ногой, Идана решила пока не думать. Вряд ли мужчина, который примет прочие её недостатки, откажется из-за этой детали! В самом крайнем случае можно было не снимать в постели чулки.

— Значит, решено. Идана посетит эту аудиенцию, и после неё примем окончательное решение, — подытожил отец семейства. — А к тому времени можно и по технической части подготовиться.

Адарик удовлетворённо улыбнулся и выпустил несколько дымных колечек — верный признак, что он пришёл в благодушное расположение. И, кажется, всё уже для себя решил, а теперь с интересом прикидывает открывающиеся возможности.

— С твоего позволения, отец, я возьму это на себя, — подал голос Рабан, которого сложившаяся ситуация уже веселила. — Будет интересно попробовать вести дела с драгоценной сестрицей как с партнёром, — брат заговорщицки подмигнул.

Идана улыбнулась ему искренне и широко: ей тоже было любопытно.

***

Владыка Илаатана и Дариштана, Сат-Улы и Сат-Саамы Звезда Путеводная Яруш ан-Яруш Чёрный Меч изволил отдыхать от трудов в Саду Голубых Глаз.

Здесь было свежо и прохладно, нежно пахло нектаром и влагой. Среди мягкой сочной травы змеились выложенные голубой мозаичной плиткой дорожки, а воздух наполняло тихим шелестом и звоном великое множество крошечных фонтанов, искусно запрятанных среди богатой листвы и ярких цветов.

Владыка возлежал на узорчатой тахте, небрежно сбросив обувь на траву. Сейчас он был в белом: белые сальвар — свободные штаны, зауженные к стопам, белый с едва заметной вышивкой калим — прямая рубашка до середины бедра, со шнуровкой на вороте и с разрезами до талии, подпоясанная белым же шёлковым шарфом. В Илаатане этот цвет издавна считали официальным, подходящим для тех, чья работа не касалась грязи в буквальном смысле. Уже несколько веков существовали простые чары для ткани, позволявшие одежде не пачкаться, и с этой традицией никто не боролся. От тысяч подданных по всей стране Владыку отличали украшения, известные каждому, кто хоть немного понимал в геральдике: несколько перстней с крупными камнями, узкий золотой венец с крупным рубином посередине и серьги-диски со сложной концентрической вязью гравировки. Существовали и ожерелья, достойные правителя, но Яруш ан-Яруш Чёрный Меч их не любил.

На низком столике с богатой инкрустацией лежало несколько папок с бумагами и толстая книга, раскрытая на середине: даже отдыхая, Владыка не забывал о делах. Длинные изящные пальцы рассеянно почёсывали за ухом большого белого кота, возлежавшего перед владыкой почти в такой же позе: в отличие от людей, коты не обязаны были соблюдать этикет, и им позволялось многое. Особенно здесь. Любимцы Владычицы, они ходили и спали где хотели и, поговаривали, наушничали своей хозяйке. Учитывая силу этой женщины и её специализацию на животных, слух этот не походил на пустую болтовню.

Владыка и в остальном походил на разделявшего с ним досуг кота. Светло-карие глаза отдавали в кошачью желтизну, а чёрная подводка делала похожим и их разрез. Время вытравило волосы до снежной белизны, и длинные пряди, стекавшие на шерсть, сливались с нею. И даже морщины, расчертившие узкое строгое лицо, загадочным образом усиливали сходство.

— Пусть будут твои дни ясны, а ночи страстны, мой господин, — молодой мужчина, также одетый в белое, нарушил уединение правителя бесшумно и остановился в нескольких шагах, сложив ладони над сердцем и согнувшись в вопросительном поклоне.

— Проходи, садись, — не поднимая взгляда от бумаг, разрешил тот и протянул руку.

Посетитель приблизился, преклонил колено и поцеловал перстень с крупным ярким рубином цвета свежей артериальной крови, а после — сел прямо на траву сбоку от тахты, позволив себе привалиться к ней плечом для удобства.