Роковая Роксана - Ната Лакомка
Все они изображали, что наслаждаются солнцем и беседой, но я знала истинную причину. Конечно же, они пришли сюда не для того, чтобы полюбоваться на спину господина Эверетта.
- Можете отдохнуть пять минут, - разрешил художник и подошёл к окну, где стояла тарелка с крохотными бутербродами с ветчиной и сардинами. - А, ваша свита уже на месте, - заметил он, отправляя в рот сразу два бутерброда и запивая их остывшим кофе из большой фарфоровой кружки. – Вы популярнее Медовой Мэри. За ней тоже толпами ходили в своё время.
Моя мамочка пришла бы в очередное состояние потрясения и шока, если бы услышала, что её дочку сравнивают с актрисой сомнительной репутации.
- Наверное, она радовалась этому больше, чем я, - сказала я, поднимаясь из кресла, в котором позировала, и прохаживаясь по мастерской, чтобы размяться.
- Простите, если мои слова показались вам обидными, - сказал господин Эверетт. – Но красота привлекает людей в любом обличии. В этом нет ничего постыдного. Красота – это особая любовь небес. Мы всегда тянемся к тем, кто обласкан небесами. Чтобы хоть немного погреться в их свете. А уж кого небеса одарят божественной красотой – деву благородных кровей или простолюдинку – об этом известно только Творцу.
- Вы художник, а говорите как поэт, - пошутила я, рассматривая холсты на подрамниках, которые стояли вдоль стен.
Картины были незакончены, но везде – даже в собрании Олимпийских богов – на заднем плане угадывались холмы и далёкие горы Солимара.
- Не хотите посмотреть на свой портрет? – спросил господин Эверетт.
- Он ведь ещё не готов, - ответила я.
Художник хмыкнул:
- Вы – первая натурщица, которая не суётся мне под руку каждые пять минут, чтобы посмотреть похоже ли получается.
- Позвольте высказать догадку, что под словом «похоже» ваши натурщицы подразумевали прямой нос, огромные глаза и маленький пунцовый ротик, - не удержалась я от шутки.
- Именно так, - кивнул он. – Вы самая приятная модель в моей жизни, Роксана. Терпеливы, молчаливы, пластичны…
- Пластична? – удивилась я. – Разве чтобы сидеть в кресле неподвижно, нужна пластичность? Вы что-то путаете.
- Не путаю, - он задумчиво посмотрел в окно. – Даже для того, чтобы сидеть неподвижно, нужна особая гармоничная гибкость суставов и мышц. У вас всё это есть. Жаль, что я не встретил вас раньше. Мог бы написать столько великолепных картин.
- Ваши картины и без меня великолепны, - возразила я.
Он поморщился и взялся за кисти.
- Хороши, но не великолепны. Художник – не волшебник. Он может приукрасить то, что видит, но не может придумать то, чего нет. Я недоволен своими прошлыми работами. Мне не удалось в полной мере осуществить свой замысел, потому что модели были деревянные, как вот этот мольберт. Но теперь… - он посмотрел на меня и взял палитру. – Всё, хватит разговоров. Продолжим.
Я заняла прежнее место, приняла прежнюю позу, и настенные часы начали мерно отстукивать следующий час.
Всё же в словах господина Эверетта был резон. Потому что когда я отправилась домой после позирования, спина у меня ныла, а колени дрожали. Но пять минут ходьбы вернули тело в прежнее состояние, и я бодро зашагала к дому, не обращая внимания на юношей, которые следовали за мной на расстоянии десяти шагов. Этот был обычный ритуал – местная молодёжь знала моё расписание дня наизусть. Молодые люди сопровождали меня на прогулках, в мастерскую и из неё, в библиотеку и обратно, а приходя домой я обнаруживала в почтовом ящике ворох писем, на большинстве которых значилось «Для леди Роксаны Розенталь».
Вот и теперь крышка ящика не закрывалась. Я выгребла всю корреспонденцию, поднялась на крыльцо и зашла в дом. Только после этого господа провожатые начали нехотя расходиться. Я незаметно наблюдала за ними через боковое окошко и посмеивалась. Вряд ли кому-то из этих блестящих молоденьких мальчиков семья разрешит пригласить на танец Роковую Роксану, не то что позвать её замуж. А без разрешения семьи можно лишь шататься по улицам.
В доме было тихо, и наша служанка и по совместительству повариха Мэри-Анн выглянула из кухни, когда я позвонила в дверной колокольчик.
- Графиня и леди Стелла ещё не вернулись, - бодро отрапортовала Мэри-Анн, - господин Тенби на обеде у судьи. Вам что-то угодно?
- Нет, ничего… - начала я, но служанка меня перебила.
- Ой, а где ваш браслет?! – воскликнула она.
Остроглазая Мэри-Анн сразу увидела то, что я заметила только сейчас. Пропал мой браслет – серебряная цепочка с четырьмя миниатюрами, на которых были изображены папа, мама, Стелла и отчим. Это был подарок от мамы на мой восемнадцатый день рождения. Этот подарок я носила постоянно, снимая только если надевала вечернее платье, а браслет не подходил по стилю. Мне хотелось всегда видеть лица дорогих мне людей. И вот теперь этот бесценный для меня подарок исчез.
Потеряла, когда плавала в бассейне? У меня на миг захолодило сердце, но я сразу вспомнила, что теребила браслет в мастерской господина Эверетта, а вот был ли браслет на руке, когда шла домой – я не могла точно сказать.
- Вернусь в мастерскую господина Эверетта, - сказала я, бросая ворох писем на столик в прихожей. – Наверное, там уронила.
- Не опоздайте к чаю! – крикнула мне вслед Мэри-Анн.
Благодаря этой незапланированной прогулке мне удалось пройти по улицам нашего города без толпы провожатых. Дверь в мастерскую господина Эверетта была открыта, но самого художника не было. Осмотрев пол возле кресла, в котором я позировала, и само кресло, я нашла свой драгоценный браслет между ручкой и сиденьем, и положила его в сумочку, побоявшись надеть и снова потерять. Надо отнести ювелиру, чтобы проверил замочек.
- …мне нравится этот вид на римскую купальню, - услышала я незнакомый голос – сильный, звучный, хорошо поставленный, как у оперного певца. Голос доносился из соседней комнаты – там у господина Эверетта находились уже готовые картины. – Возьму его и танцы наяд, пожалуй. Да, наяды отлично подойдут для подарка королю. Он ценит
