Роза для герцога (СИ) - Соул Таня

Бывали ночи, когда Андриан почти не видел снов, как случилось с ним и в этой поездке. Он просыпался бодрым и чувствовал, что спокойствие ещё могло вернуться в его жизнь. Но бывали и ночи, когда он сожалел о том, что родился. Кошмарные видения, заставляли его просыпаться, зажигать в комнате все свечи и, не смыкая глаз, ждать рассвета.

Иногда видения прекращались сами собой, а иногда вслед за ними приходила горячка. И тогда герцог мог неделю не вставать с постели, заставляя слуг охать и причитать, а лекарей ломать голову и изобретать новые рецепты бесполезных снадобий. Его видения и горячка проходили так же внезапно, как и начинались, и никак не зависели от частоты прогулок и приёма лекарств.

Здесь, на юге, он даже разыскал родовитого целителя, из тех, что ещё могли черпать силу из Сатрэм, южного источника. Но целитель развёл руками и заявил, что может лечить только тело, а больную душу способна исцелить лишь избранная источником инара, коих осталось мало и на их поиски могли уйти годы. Уже потеряв всякую надежду, перед самым отъездом на север герцог стал свидетелем чуда: в замковом саду Каринэи, едва очерченный лунным светом силуэт девушки приблизился к иссушенному горем бедняку. Её ладонь легла на грудь мужчины, вспыхивая исцеляющим светом и возвращая герцогу утерянную надежду.

— Нет, инара. Излечить меня тебе придётся.

В эту ночь сон Розалин был неспокоен. Ей виделась их первая встреча с герцогом Тэнайским, только на этот раз ночной воздух был не просто свеж, а обжигал холодом кожу. Тусклый свет ещё юного месяца падал на гравий и превращался в морозный туман, из которого к Розалин тянулись ледяные руки. Они обращались в цепи и змеями оплетали её тело, оставляя на нём раскрасневшиеся ожоги. А герцог лишь неподвижно наблюдал, как болезненный холод сковывал Розалин и тянул её к земле.

— У тебя нет выбора, инара, — сказал герцог с усмешкой в голосе. — Твоя жизнь теперь принадлежит мне.

— Выбор есть всегда. — Розалин потянула вверх занемевшие руки, пытаясь избавиться от цепей, те затрещали, но выдержали.

Медленно Андриан обошёл ей сбоку и остановился у неё за спиной. Его близость Розалин ощущала кожей даже сквозь одежду.

— Ты знаешь, что это не правда. — Рывком он потянул цепи на себя, и Розалин спиной прижалась к его груди. Сильные руки обвили её талию.

— Нет! — она вскрикнула и в холодном поту подскочила с кровати, испуганно обводя взглядом комнату, — никого, кроме самой Розалин, в ней не оказалось. — Проклятый герцог!..

Её била мелкая дрожь, будто холод не просто привиделся ей, а сквозь сон и сквозь кожу проник в её тело и по-хозяйски в нём обосновался. Она шумно выдохнула и опустилась назад на кровать, но сон, единожды её покинув, больше не хотел возвращаться. Розалин, дождавшись, когда за окном забрезжит робкий, ещё еле розовеющий рассвет, переоделась, сложила остатки вещей в свою котомку и присела на край кровати, гадая, когда за ней пришлют стражников.

Солнце поднялось уже над горизонтом, когда в дверь её постучали и из коридора послышались голоса. Инара вздрогнула, будто вовсе и не ждала этого стука, и, перекинув через плечо котомку, направилась к двери.

В сопровождении стражи она спустилась на первый этаж и под грустные вздохи кухарки, поджидавшей её, чтобы передать немного еды в дорогу, уверенно вышла на улицу. Свежий, ещё помнящий ночную прохладу воздух принял её в свои объятья, ветром скользнул по коже и подхватил неубранные каштановые волосы. С ними Розалин никогда не могла сладить — они пушились, завивались в крупные кудри и никак не хотели собираться в аккуратную причёску. Особенно своевольными они становились в дождливую погоду, когда воздух насыщался влагой и пропитывал ею одежду.

Розалин шла к ожидавшей её карете неторопливо, окидывая взглядом высокие стены замка, запоминая каждую неровность, каждый выступающий камень, мысленно прощаясь со своей временной обителью. Даже если она вернётся в Каринэю, в этом замке ей больше не будет места.

— Проклятый герцог… — прошептала она, когда дверь кареты распахнулась и оттуда выглянул Андриан.

На губах его растянулась самодовольная улыбка: ему доставляло удовольствие наблюдать, как инара злится и шепчет себе под нос проклятья. Когда гнев распалял её кровь и приливал румянцем к щекам, она становилась ещё прелестнее и, несмотря на свои скромные одежды, совсем не походила на обычную служанку. Тонкий стан, прямая спина, гордо поднятый подбородок и недовольно поджатые алые губы — она напоминала ему оскорблённую его нахальным поведением знатную девицу.

Он подал ей руку, приглашая в карету, но инара застыла у двери в нерешительности.

— Мы едем в порт вместе?

Он мог бы отправить её к кораблю в сопровождении стражи, запереть её в каюте и не вспоминать о ней до самого прибытия в порт Тэная. Но тогда его путешествие оказалось бы скучным и ничем непримечательным.

— Конечно, — ответил Андриан и, не дожидаясь, когда девушка решится взять его за руку, подался вперёд, схватил её за локоть и бесцеремонно затащил внутрь.

Инара плюхнулась на сиденье напротив, и в глазах её полыхнул гнев, грозя испепелить и карету, и сидевшего в ней герцога. Как только лакей закрыл каретную дверь, девушка сняла с плеча потёртую старую котомку из коровьей кожи, положила её рядом с собой и отвернулась к окну, а Андриан принялся с любопытством разглядывать её милое личико и ладную фигурку.

«Даром, что служанка», — подумал герцог, пытаясь припомнить столь же соблазнительную особу среди знакомых ему северных девиц. Каштановые, слегка вьющиеся волосы инары напоминали Андриану крупную шоколадную стружку. Когда кондитер с выверенным нажимом ведёт по шоколадной плитке ножом, стружка получается длинной и закручивается в большие, красивые завитки.

Каштановые пряди обрамляли лицо инары, подчёркивая красоту её бархатистой молочно-кофейной кожи. На севере загар почти всегда указывал на низкое происхождение, зато южанок солнце обычно не щадило вне зависимости от их статуса и рода занятий.

— Вы на мне скоро дыру протрёте. — Розалин вжалась в сиденье и ещё ближе склонилась к окну, пытаясь скрыться от пристального взгляда герцога, но даже затылком чувствовала, что его ни капли не смутило её замечание.

— Ты совсем меня не боишься, да? — Смелость инары его забавляла, но в то же время и выводила из себя. Ему хотелось сделать что-то ей назло, лишь бы выбить из неё эту южную спесь.

— Самое страшное вы уже сделали.

Андриан рассмеялся в голос.

— Поверь мне, я ещё не сделал ничего страшного. Но если ты не поубавишь гонор, — герцог замолчал, дожидаясь, когда инара наконец взглянет на него, и продолжил, как только их глаза встретились, — жить в моём замке тебе совсем не понравится.

— Мне и так не понравится, — прошептала Розалин. — Ваша Светлость, зачем я на самом деле вам понадобилась? У вас на севере что мало девушек?

У Андриана в груди снова начал разгораться пожар. Каждое слово этой девчонки, словно выпущенная метким лучником стрела, пронзало и поджигало его терпение. И рано или поздно от самообладания герцога могло не остаться ничего, кроме пепла.

— Столь же желанной для меня на севере нет ни одной, — ответил он с коварной улыбкой на губах. Он говорил всего лишь об избранных источником инарах, но назло Розалин сказал это настолько двусмысленно, что щёки девушки вспыхнули от стыда, а дыхание сбилось. Она торопливо отвернулась к окну и замолчала.

Слова герцога отзывались в теле Розалин дрожью и тошнотой. Своим пронзительным взглядом он прикасался к ней, словно руками. Ей хотелось отодвинуться дальше, а ещё лучше сбежать, лишь бы не чувствовать, как Андриан то и дело на неё засматривается. В такие минуты она застывала, как мраморная статуя, и, затаив дыхание, ждала, когда герцогу наконец надоест забавляться.

Всю дорогу до порта Розалин с нарочитым интересом всматривалась в знакомые пейзажи Каринэи. Её родное герцогство прощалось с ней, как и с любым путником, торжественно: почётный придорожный караул из цветущих кустов олеандра и кариссы радовал глаз и источал головокружительный аромат. Он пробирался в карету и наполнял её цветочной сладостью.