Гостиница на раздорожье (СИ) - Брэйн Даниэль

Песец поскреб лапками, затоптался на месте то ли от неудобства, то ли хотел обратно превратиться в человека. Смотреть на него голого желания не было, так что я выплыла из комнаты, быстро пожелав хорошего пребывания в нашей гостинице… Узнать бы еще, как это место называется и сколько сейчас постояльцев, сколько работников и будет ли вообще этот самый ужин.

Или узнать бы вообще, как попасть обратно в «Красный матрос». Хоть давно любой столичный хостел давно обошел нас по части клиентоориентированности, но оно же свое, родное. И демонстраторы как-то привычнее, а то — песец.

Ну, песец, со вздохом подумала я. Ну, допустим, даже немного полный.

Я быстро сбежала вниз к регистрационной стойке, пока спускалась, показалось, что за ней кто-то был. Но вот когда подошла уже конкретно ближе, никого не увидела. Можно было спихнуть все на контузию от удара электрическим током, ну мало ли, что мне мерещится, но после волчиц и песцов я готова была допустить любую чушь. И привидения в том числе. Так что я набрала в легкие больше воздуха и прошипела:

— Что за шуточки?! У нас приличное заведение, поувольняю всех к ядрене фене...

Нет, я ждала, конечно, разного, но не того, что из-за моего шипения рухнет люстра.

Глава четвертая

Люстра падала величественно, с мелодичным грохотом и шиком. Разом погасли свечечки, затренькали стекляшечки, кто-то сказал «ого» и — хрясь! — массивным бронзовым наконечником люстра прошибла пол. Я же молча смотрела, как из дыры в потолке вырывается открытое пламя и с аппетитом облизывает все вокруг. Все, приплыли, спасайся кто может и кто не может, сейчас вся эта дивная гостиница вздохнет и вспыхнет, и поминай как звали. Кстати, а как? У этого всего есть название, кроме «дыра дырой»? 

— Мадам Агата, мадам Агата!

Перед глазами у меня вились меленькие феечки. Меленькие и миленькие, с крылышками, тонкими ножками и ручками, в платьицах из лепестков, они повинно щебетали. Апофигей творящегося безобразия! По идее появиться им стоило в тот момент, когда Михалыч сказал «ща все буит», а я поверила, как будто мне двадцать пять. Вот как раз тогда мои искры из глаз должны были в феечек переродиться, но что-то запаздывало. Глючный глюк, обновления бы ему, а то как наша программа для учета гостей с иностранным паспортом — она даже не загружалась, не открылась ни разу, что вынуждало меня заподозрить, что оно не просто не работало, а и не должно было работать, так, фикция. Хорошо, что самый дальний гость у нас был из Бобруйска и реагировал как любой человек, отлично знающий русский язык: «Да и хрен с ним». 

Я попыталась цапнуть рукой феечку, но она оказалась проворной. То ли и правда нематериальная, то ли у меня рефлексы снижены. Все еще разглядывая пламя и прикидывая, не пора ли уже делать ноги, пока и потолок мне на голову тоже не рухнул, я обернулась к стойке. Неразумно? Кто спорит. Но когда подсознание творит такую фигню, можно немного расслабиться. Бывало, мне снилось, что я на работу в чем мать родила пришла, ну так это же сон, и реагировали все на меня нормально… Вот и теперь, сгорел сарай, гори и хата, так сказать!

— Мадам Агата, мадам Агата! Мы не нарочно! Мы все сделали! Как велели! — пищали феечки, закладывая очередной вираж.

— А как велели? — спросила я, потому что отметила — пламя как вырывалось из отверстия, так и продолжало. Как нельзя кстати я вспомнила, что драконий огонь ничего не подожжет, если дракон того не возжелает…

Э, а если вдруг возжелает? Неужели все держится на доброй воле огнедышащей рептилии?

— Мадам Агата, мадам Агата, мы повесили мусор и выбросили люстру! Мадам Агата, мы свободны?

Что? Я закрыла лицо ладонью. Так было проще всего этого не видеть. Правда, если руку убрать, то все равно ничего никуда не девалось: хлопающие крошечными глазками феечки, торчащая из пола люстра и огонь.

А вот и та самая дыра в полу. Елки-моталки, тут все и так на соплях держалось! А теперь даже сопли не помогут!

— Дно пробито, — заключила я, и правда, днее некуда было, да еще и эти феечки. — Э-э… хватит мельтешить! Фу! Стоять! Смирно!

Не особо я на это надеялась, но феечки замерли. Я сосчитала их — двенадцать штук. Трепыхают крылышками, глазками хлопают, размером каждая с мою ладонь. И как они вообще эту люстру подняли? Я уже не спрашивала, как ее теперь из дыры вынимать. На всякий случай я все же убедилась, что феечки мне не мерещатся: протянула руку и наконец-то успешно пощупала одну, ко мне самую ближайшую. Не сказать, что ей это понравилось, мордочку кривила — вот реально мордочку, не лицо! — но терпела. Живая вроде бы, мягкая, правда, не теплая. Нежить, что ли? 

— Мадам Агата! — это уже явно не феечки. Женский голос.

— А? — я встрепенулась и обернулась. Никого. — Кто это сказал?

Но вокруг никаких незнакомых лиц не было, хотя почему-то казалось, что на грохот сбегутся все, даже мертвецы из могил восстанут, но нет. Песец и тот предпочел отсидеться. Откуда-то донесся удивленный вскрик, откуда-то так далеко, что я сделала вид, что ничего этого вовсе не слышу.

— Мадам Агата?

Конечно, я долго могу делать вид, что ничего не вижу и не слышу. Но я отмерла, с тоской посмотрела на свою руку, вздохнула и ущипнула себя еще раз. Первый раз я это проделала, кажется, в тот момент, когда передо мной появилась волчица. Надо было запомнить — почувствовала я что-то или же нет?

Сейчас почувствовала точно, больновато, а стало быть, все это реальность, не сон. Искаженная, странная, с феечками и драконьим огнем, с песцами и голосом в моей голове, но реальность, а не «Красный матрос», которого нет. О как… Мне бы присесть, да только из обозримых мест либо продавленный диван, либо колченогая скамья, и до них еще добраться надо, с места сойти. А у меня тут огонь и феечки, и голос. 

Мысль, что вокруг не глюк, я приняла как-то покорно, как данность. А наблюдение за огнем и правда очень успокаивающее занятие. Да и кружащиеся феечки. Правда, они то и дело опускались на пол и там возились с чем-то, дико напоминая ярких попугайчиков, были у нас такие в «Красном матросе», жаль, что недолго… Вспомнив о кончине птичек, а они с таким удовольствием бросались людям под ноги, что мы даже заподозрили в них целеустремленное губительное пристрастие, я тут же уставилась себе под ноги. Может быть, тот, кто орет ниоткуда, орет потому, что я на него наступила?! И тут голос сорвался...

— Ну-ка взяли и повесили люстру обратно!

Нечеловеческий визг с ревом ворвался мне в несчастные уши, которые чуть ли не трубочками свернулись. Феечек словно сдуло — ветерок от визга и правда поднялся неслабый, даже окно где-то хлопнуло. А потом я все так же заторможено наблюдала, как люстра словно сама по себе поднялась вверх, позвякивая висюльками. И пока я медленно, как старинный компьютер с оперативной памятью в двести пятьдесят мегабайт — ну совсем как мой домашний, хоть всплакнуть от тоски! — обрабатывала информацию и пыталась поймать в поле зрения того, кто так эффективно орнул, люстра привесилась к потолку, пламя ушло в нужную трубку, зажглись свечечки… Лепота!

— Мадам Агата, да не расстраивайтесь вы так, — голос раздался справа. Ура, что не из-под ног.

Я вздохнула и почти с такой же печалью, как смотрела на свою зарплату, взглянула на того, кто появился за стойкой. Причем с таким же точно ощущением: вот оно вроде бы есть, а на самом деле и нет. 

— Доброй ночи, мадам Агата, — вежливо со мной поздоровалась пустота, в которой медленно проявлялось всякое. Иногда такое, что волосы на голове захотели сползать куда-то к теплому морю и пальмам. То есть подальше. 

— А где ты раньше была? — брякнула я в ответ.

Ничего умнее я почему-то сходу и не придумала. Да и спросить, что она такое, тоже бы не помешало, плевать, что не слишком вежливо. Потому что я видела, конечно, детей, больше похожих на старичков, и старушек, которым хотя бы со спины можно было дать лет двадцать, но это?.. То ли девочка, ладно, совсем молодая женщина, то такой престарелый образчик того, что на том свете давно с фонарями ищут или даже с собаками, как особо злостного прогульщика. Волосы то золотистые, то седые, то ли плащ на ней, то ли саван, но вообще существо довольно-таки симпатичное. У фей мордочки были, прямо сказать, немного тупенькие, а это… эта персона располагала к себе внимательным умным взглядом.