Кошмар фейри (ЛП) - Уилсон Сара
— Лейтенант, — я улыбнулась. — Рада снова тебя видеть.
— Я ненавижу твой тусклый мир с блеклыми красками и уродливыми людьми, — заявила она.
— Ты хотя бы не льстишь, — ответила я, приподняв клетку. Мне нужно было сохранять спокойствие, чтобы она не знала, как колотилось мое сердце. — Сколько вас в моем лесу?
— Только я, — она оскалилась. — Оскорбительная работа, но твой лорд Кавариэль не тот самец, что ценит женщин.
— Мужчина, — исправила я.
— Тебя беспокоит слово «самец»? — она заинтересовалась.
— Намек, что важен только пол, беспокоит.
Она рассмеялась.
— И что ты будешь делать со мной, раз я в твоей клетке, Убийца крыс?
Я сглотнула. Так далеко я не думала.
— Я отправлю тебя в Фейвальд, — сказала я.
— Отлично. Мне надоело разведывать тут, и я уже увидела все, что нужно.
Отлично, Элли. Ты загнала себя в угол!
— Например? — парировала я, и она рассмеялась. Несмотря на холод, она была лишь в черном кожаном корсете, штанах из рыбьей кожи, такой же жилетке, но короткой, прикрывающей только плечи и грудь. Она легко стояла в центре клетки с бронзовыми топорами в руках. Ох. Я надеялась, что она не нападет ими. Даже мелкие могли ранить.
— Например, как жалок твой рыцарь и его слабая армия, — рассмеялась она.
Я не могла отпустить ее.
— Ты остаешься со мной, — мрачно сказала я.
— И надолго?
— Ты поможешь мне установить ловушку для твоей армии.
— Вряд ли, — ее тон был лишен интереса.
Но я найду способ. И я поймаю их всех.
Глава пятая
Когда я вошла на кухню Чантеров — тесную и полную всячины, как всегда и было в их доме — рассвет уже прошел. Я принесла яйца куриц и ведро воды — меньшее, что я могла сделать.
Лейтенант была в клетке на моем поясе, и я была рада, что ее никто не видел без духовного зрения. Я дала ей свой платок, чтобы железо не обжигало ее, когда она сидела, но она взяла его с мрачным молчанием, щуря глаза.
Моя мама без слов приняла яйца, с настороженным взглядом налила воду в чайник и опустила яйца в корзину. Мой отец сидел у камина, укутанный в одеяла, бормотал под нос:
— Одно на два, два в одно. Рвать и чинить. Терзать и ласкать. Открыть и закрыть. Сеять и пожинать.
Можно было сойти с ума, слушая его. Может, мама сходила с ума от этого.
— Ну же, Чантер, давай почистим тебя для свадьбы, — услышала я матушку Чантер на крыльце.
Мама бросила хмурый взгляд в ее сторону, а потом склонилась ко мне.
— Ты не можешь проводить каждую ночь там, Элли. Люди начинают замечать. Я не могу все время тебя прикрывать.
Я не стала отрицать. Я спала в палатке у круга, когда вернулась из странного похода через телеги и дубы. Это место казалось для меня лучшим. Я была ни в одном и ни в другом мире. И это дало мне шанс допросить мою пленницу, что не сработало. Она даже не стала называть свое имя.
— Они идут, мама, — прошептала я. Иначе они не посылали бы разведку. — И теперь нет Певчего и Охотника.
— Есть Рыцари, Элли, — мягко сказала мама. — Мир меняется, и мы меняемся с ним.
— А если я не хочу меняться?
Мама будто обмякла.
— Ах, дочь. Я тоже не хочу, чтобы ты менялась, — она вздохнула. — Но все изменилось без тебя. Деревня изменилась. Люди изменились. Я изменилась. Я не хотела, Элли, но горе и одиночество делают человека пустым, и я пустая, Элли. Просто оболочка, — она плакала. Тихо. Слезы катились по ее лицу. Я обвила ее руками, и она уткнулась лбом в мое плечо, шепча, пока плакала. — Я не лучше твоего отца. Хуже, ведь его разум уходит, а мой еще тут, и я только надеюсь, что он пропадет.
— Как все вернуть для тебя, мама? — прошептала она. — Я сделаю все, что нужно.
— Я переживаю за твою сестру. Ты не говорила о ней, значит… она умерла, Элли? Ее нет?
Лейтенант фыркнула из клетки.
— Нет. Она ведет армию, собирается захватить нашу землю.
Мама зашипела, отпрянула от объятий и тревожно огляделась, а потом склонилась ко мне.
— Не давай никому услышать это.
Я кивнула, расширив глаза, словно говоря, что это очевидно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Элли, — ее глаза стали дикими. — Я должна ее остановить. Она — моя дочь, я за нее в ответе!
— Нет! — слово вырвалось из меня раньше, чем я смогла остановиться. Мысль о том, что сестра заберет маму, будет пытать ее и вредить ей, заставила что-то в моем сердце гореть.
Она прижала палец к своим губам, безумно посмотрела в сторону крыльца, где матушка Чантер все еще ворковала со своим сумасшедшим мужем.
Я понизила голос до шепота:
— Кто-то должен заботиться о папе. Он еще может вернуть разум. Может, ему просто требуется время.
Я умоляла, да, и я видела ее согласие в том, как дрожала ее нижняя губа, и как она взглянула на отца у камина.
— Ты знаешь, что не способна ухаживать, — прошептала я с дразнящей ноткой. — Хуланна всегда заботилась о козлятах. Я уходила ставить капканы для куниц и лисиц.
Мама кивнула, глаза блестели от слез, кончик носа покраснел над кривой улыбкой. Я постаралась выразить лицом решительность.
— Давай я сделаю то, что умею лучше. Я буду охотиться на сестру. Одолею ее. Мы за нее в ответе. Тогда я возьму эту ответственность, а ты — эту, — я кивнула на отца.
Ее молчание было долгим и тяжелым, но потом она кивнула.
— Ты охотишься лучше.
— Да.
— Как ты это сделаешь? — спросила она.
— Пока не знаю. Но найду способ.
Дверь распахнулась с грохотом, ветер тряхнул ею, и матушка Чантер ворвалась в комнату, ее муж посвистывал за ней.
— О, Элли, ты кошмарно выглядишь! Прутья в волосах, одежда помята! Сегодня свадьба! Приведи себя в порядок, девочка.
— Спасибо, матушка Чантер, — сказала я с фальшивой улыбкой.
Лучше быть благодарной. Все-таки она приняла мою маму, когда деревня была против нас. А теперь приняла и отца. Ей точно было сложно — две женщины, почти вдовы, ухаживали за безумцами, пытаясь вместе содержать дом и скот. Я должна была ощущать вину за то, что не планировала остаться и помогать. Я потерла руку ладонью, ощущая когти вины, вонзающиеся в меня, но этого не хватило, чтобы переубедить меня.
— Твоя мама нашла для тебя платье. Надень его скорее. Остался час до свадьбы. Посмотри на себя!
Она сунула мне зеркальце — отполированное серебро размером с мою ладонь. Я посмотрела туда и чуть не выронила его. Из зеркальца на меня смотрело лицо Скувреля.
Он охнул.
— Являйся мне, Кошмарик, — умолял он. — Являйся, пока я не попрошу прекратить.
Из клетки донеслось хихиканье.
Я огляделась, боясь, что мама и матушка Чантер услышали, но матушка Чантер только мягко забрала зеркальце из моей ладони.
— Видишь? Даже ты удивлена из-за своего отражения!
Я сходила с ума как отец. Я видела Скувреля всюду. Я покачала головой.
«Соберись, Элли! Веди себя нормально».
Так я оказалась час спустя с дикими рыжими волосами, заплетенными в длинную косу, лук и колчан висели поверх простого домотканого платья с бережно вышитым корсетом и накидкой с меховым подбоем.
Я не знала, где мама это нашла, но она превзошла себя, подгоняя одежду под меня — хотя она склонилась, передавая вещи мне, и шепнула, чтобы я постаралась скрыть «метки фейри» на своем теле, чтобы не тревожить людей. Это было по-доброму, но я невольно ощутила боль в груди, надевая платье.
Я скучала по замысловатым нарядам Скувреля из перьев и наглости. Все в мире смертных казалось тусклым после этого. Чистым. Но тусклым. Может, даже нескольких дней в Фейвальде хватило, чтобы осквернить меня навсегда.
— Ты же не возьмешь клетку с собой, Элли? — спросила матушка Чантер, потрясенная из-за клетки на моем поясе. — Зачем она тебе?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Может, поймаю бабочек, — предположила я. — Без нее не получится.
— Таким точно не поймать мужчину, — ответила она.
Словно я хотела поймать мужчину. Даже если бы я не вышла случайно замуж, я точно ловила бы что-нибудь интереснее. Например, хохочущую фейри в клетке. Заставить бы ее говорить…