Сердце Аспида: Жена поневоле (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas"

А он склонялся к моим губам, тянулся, обжигая дыханием. Меня от волнения повело сильнее. Я бы упала в тот момент, когда он губы мои накрыл своими, если бы Дамир… не придержал… одной рукой за талию, другой спину. Нежно, но уверенно — не нарушая границу приличия.

Но всё равно мне удушливо жарко стало. Необычайно хмельно. И воздуха захотелось свежего полной грудью втянуть… Спасения глоток…

Поцелуй коротким был. Аспид разорвав объятия, отступил, выказывая спокойствие и безмятежность, и я взяла себя в руки.

Ежели он сейчас такой, так может не будет и в совместной жизни лезть без надобности? Такая мысль душу обласкала. И я чуть приободрилась.

От гостей дом ломился, от яств — столы. Пир начался, шум, веселье… а мне кусок так и не лез в горло. Про себя молилась, чтобы быстрее это всё закончилось.

Дамир, как оказалось, тоже. Ненадолго его хватило.

— Раз принято у вас свадьбы по три дня тянуть, есть у вас ещё два, чтобы Вольху мне отдать по моему обычаю, — встал из-за стола, и больше ни разу не оглянувшись, покинул внезапно утонувшую в тишине княжью залу.

— И я к себе, — шикнула матушке, вцепившись в её запястье.

— Ох, не дури, Воль. Собирайся в дорогу, дабы не опоздать ко сроку. Но окна затвори, никому не открывай, окромя меня и батюшки, — напутствовала княгиня тихо-тихо, дабы другие не слыхали, и, явно желая уберечь меня от проступка бесстыдного.

— Неужто ты обо мне такого…

— Не о тебе, а о том, кому свадьба как серпом по горлу, — парировала мягче матушка, и я покосилась на Светозара. Всегда светлый и улыбчивый ликом, сейчас княжич темнее тучи непогожей был. Сидел на краю стола по сторону от отца, не ел… зато на хмель налегал.

— Не посрамлю, — отозвалась, чуть голос подав.

Княгиня едва заметным жестом Варварушку и Микулу подозвала. Они меня сопроводили до покоев, где я выдохнула свободней.

Содрала фату с себя махом:

— Будь проклят, Аспид окаянный! Но раз должна я тебе, отбуду срок и поминай как звали!

Права была матушка, и в окошко камушки кидал, и в дверь стучался, но я не подпустила Светозара к себе:

— Не трави душу, — отрезала зло, к двери лбом прижавшись. — Уходи, не позорь меня, только этого мне еще не хватало: на свою голову молву людскую о неверности схлопотать. И не дай бог, то до супруга долетит…

Ушёл княжич, в чувствах по двери стукнув, да так, что сердечко еда из груди не выскочило:

— Ждать буду, но ежели предашь мою любовь, я его сердце и твоё выдеру собственными руками!

— Буде тебя, дурной, — негодующе шикнула. — Вернусь, сказала же… Дождись главное, и дел не натвори.

И он ушёл… с собой моё сердце и душу забирая.

***

В окружении пары десятков верных дружинных во главе с воеводой Николой я, батюшка и матушка выехали поутру, не прощаясь с гостями, кто и спать-то не ложился, продолжая пир. С нами — лишь пара бояр с охраной, естественно, волхв Никлюда с учеником, няня Варварушка и прислужник Микула, управляющий повозкой с приданным.

Ох, не нравилось мне, что Светозар тоже увязался. Обмолвиться не пытался, но всё одно его присутствие… немой укор, мрачность меня по-живому резали.

Глядела перед собой и старалась не думать о будущем и о том, что, возможно, домой не вернусь.

И так день ехали с редкими остановками, чтобы перекусить, ноги размять…

Уже близ пещеры, когда спешились и меня готовили к обряду жертвоприношения, Никлюда отвару предложил. Было отмахнулась:

— Жена я ему уж, зачем рассудок дурить?

Но батюшка настоял:

— Ты Дамира с Аспидом не путай, они хоть и заключены в одном существе, да норовом разные. Ежели Змий страх твой заметит, может возжелать тебя съесть. И тогда тяжко Дамиру будет тебя отстоять, сражаясь со своим нутром. Лучше не будить лихо, — подметил разумно.

Выпила горький отвар залпом. Поморщилась, но в следующее мгновение захорошело мне. Напряжение спало, лёгкость в мыслях появилась, и уже не страшило дальнейшее.

— Так-то лучше, — удовлетворённо кивнул Никлюда, за руку потянув: — Пойдём, уж скоро ночь…

— Никола, останься здесь, лагерь раскинь, — велел князь и матушку понудил за нами к пещере двинуться.

Между деревьев прошли да на полянке у подножия горы на миг остановились. Отец и Никлюда глазами обшарили гору, деревья, кусты и только после дозволили пойти дальше.

Непривычно было, дивно: витиеватый тоннель, в котором великорослому вою не развернуться лишний раз, прохлада и влажность… Мрак, тускло рассеиваемый факелом в руке Никлюды.

Сердце гулко грохотало, и тишина такая повисла, что её только наше дыхание и шелест подошв нарушали.

Мы остановились по велению волхва.

Я ждала, но вокруг лишь темнота была, а тусклое свечение от факела только Никлюду выделяло. Волхв знающе прошёлся вглубь, и в следующий миг вспыхнул округлый источник. И вроде не было там хвороста аль тряпья, а он пламенем играл ярко и бойко, светом охватывая большую часть пещеры.

Сморгнула удивлённо, взглядом обшаривая просторную ритуальную залу, в кою меня никогда не пускали, и о коей лишь краем уха слышала.

Пока изучала пещеру, Никлюда ученика подтолкнул к каменному алтарю с оковами для рук, что располагался близ стены:

— Подготовь место для жертвы да княжну плени.

Отрок, запинаясь, поспешил выполнять поручение. А мне… хоть и волнительно было, да как-то интересно…

Не успела спросить, что и как, возле меня ученик Никлюды остановился.

— Княжна, мне бы… — Робко руки заламывал, на меня глянуть страшился и вроде даже покраснел от смущения.

— Конечно, — понятливо кивнула и смиренно пошла к стене близ алтаря каменного, на котором Никлюда какой-то ритуал заготавливал, травы запаливал, что-то в ступке смешивал и под нос невнятно бормотал.

Чудно всё…

А когда брякнул на кандалах замок, словно очнулась от дурмана. Холодом смертельным повеяло, испуг прогулялся по телу. И я взбрыкнула:

— А ежели с цепями от стены отдерёт, руки мои тут останутся? — истерика во мне говорила, но и не лишены были слова капли здравости. — Неужто есть у Дамира ключ от кандалов? А ежели Аспид взыграет? Дёрнет… и всё, считай мертва…

— Кто право голоса девице давал? — проскрипел голос незнакомый. В ужасе глянула на размытый силуэт, от темноты отделившийся.

— Здравия тебе, хранитель Везуль, — почтенно кивнул Никлюда.

— Разве ж тебя не предупредил Дамир, что жену ему по обряду отдаем? — князь прищурился.

— То дело ваше, — безлико отозвался хранитель. Жрец древний и сухой, как лист жухлый по осени. Глаза белёсые, страшные. Кожа бледная, морщинистая. Тощее тело скрывал кусок ткани, обмотанный вокруг. Зато взгляд приковывали рисунки. Они вились по лысой черепушке, лицу, затылку, шее, груди, спине, скрываясь под странной одёжей, как и орнаменты, покрывающие руки от кистей до плеч. — Но ежели по обряду, то за обе руки пленить и кляп в рот, дабы не орала. Аспид бабского визга терпеть не может, — ровно пояснил, на меня ни разу не глянув.

— Батюшка, — в поиске защиты на отца метнула взгляд. Губы дрогнули, глаза обожгли слёзы.

— Молчи, Воль, — строго оборвал мою истерику князь. — Это дочь моя, — голос повысил значимо и звук пещеру наполнил важностью. — Уже законная жена Дамира, и сейчас мы её к ритуалу готовим, дабы она и для Аспида…

— А, — проскрипел удивлённо голос старика, — стало быть, выжила?.. — прервал батюшку непонятной репликой жрец и на меня впервые с момента появления покосился. — Хороша девица, — одобрил сухо. — И время подходящее, — продолжал ворчать, не выказывая уважения передо мной, князем… — Но руки плените, — велел спокойно, — то по обычаю древнему. Никогда от него не отступали, и, поверь, — белёсые глаза в меня вперил и морозил ликом своим пугающим: — Аспид знает, как забрать то, что ему полагается…

— Не успела очухаться, как Никлюда вновь отвара насилу в меня влил. Сглотнула горечь и мгновениями погодя поплыла в тумане дурмана и безмятежности. Лишь голоса, будто из-под воды слыхала, да смысла не улавливала. Силуэты расплывались, а потом настала тишина. Не сразу я волнение странное ощутила. И то… скорее сердце бой ускорило и от того мне удушливо, жарко стало.