Замок янтарной розы (СИ) - Снегова Анна
Как только белая колоннада и портики маршалльской резиденции скрылись из виду в кружеве парковой листвы, я поняла, впервые по-настоящему поняла, что мне удалось. Я оставляю прошлое позади! Лечу птицей к новой жизни. Моё сердце было открыто всем дарам, которые, я верила, она мне принесёт.
Жадно впитывала проплывавшие за стеклом виды, приникнув к окну нашей роскошной, белой с позолотой кареты. Меня сопровождали обе гувернантки – я видела, с какой неподдельной искренностью, чуть ли не со слезами они провожают мой отъезд и поступление. Ещё бы – где они найдут столь же доходное место!
Ехать было примерно часов десять. Я умудрилась задремать, но проснулась как от толчка, когда мы подъезжали к Фрагонаре. Вот только взгляд мой зацепили не её величественные стены и башни, что уже показались на горизонте.
Карета взбиралась ввысь по наклонной холмистой местности. Дорога вилась вдоль берега – эти крутые берега были сложены из белого, почти прозрачного камня, который и дал название Островам. И по правую руку от нас раскинулось море.
Я никогда бы не смогла выразить словами его цвет. Но мне захотелось плакать, так оно было прекрасно. Кажется, всё на свете отдала бы, чтобы превратиться в птицу и взлететь над его бурными водами, пенными гребнями волн.
А потом я заметила одинокий корабль, что наперегонки с нами держал курс на Фрагонару – и позавидовала ему. Потому что он исполнил мою мечту – мечту, которой вряд ли суждено сбыться. Легкокрылой птицей он взлетал над волнами горделивой кормой. Белые паруса наполнял ветер. На парусе вышито крупное изображение – я не знала такого герба, хотя мистер Твиддик заставил меня вызубрить от первой до последней страницы весь геральдический справочник Королевства.
В золотом круге чёрная хищная птица пикирует, расправив крылья, на добычу. То ли орел, то ли сокол – с такого расстояния не понятно. Команда деловито снуёт по палубе, кто-то взбирается на мачту, кто-то поправляет снасти... Маленькие чёрные фигурки, как муравьи. Широко расставив ноги, у штурвала стоит капитан.
Я вздохнула и отвернулась от окна. Зачем мечтать о несбыточном? Только бередить неспокойную душу.
К зданию королевской школы мы подъехали уже в ранних сумерках, когда ночные цветы начали раскрывать венчики и одуряющий сладкий аромат поплыл над Фрагонарой.
Битый час я простояла столбом, выйдя из кареты, и не отзывалась на нетерпеливые оклики своих гувернанток. Мой взгляд притянуло не здание школы, хотя и там было на что посмотреть – трехэтажный особняк с барельефами, голубые с белым стены, статуи грифонов с арфами в лапах у входа.
Широкую площадь в самом сердце столицы окаймлял ряд самых грандиозных, самых значимых строений. Но среди них поистине подавляющим, смиряющим гордыню каждого приходящего, заставляющим почувствовать свою ничтожность пред ликом чужого архитектурного гения, был Замок пурпурной розы.
Тёмные стены взмывают над городом. Цвета бархатных лепестков чёрной брамантской розы, цвета пурпурной королевской мантии, цвета запёкшейся крови. Это скорее похоже на дворец, чем на военные укрепления… впрочем, крепостные стены были разрушены вокруг всех замков роз вскоре после победы Великого Завоевания.
Две тонкие башни по правую и левую руку, острые шпили и маленькие окна-бойницы. Четыре этажа, свет горит лишь в окнах второго – а прочие зияют тёмными провалами, и создаётся впечатление, будто замок тоже смотрит на меня.
Меня потянули за рукав, и я, наконец, сбросила оцепенение.
Когда-нибудь я наверняка побываю внутри. Всё-таки, я дочь одного из первых лиц Королевства. Даже больше – я в родстве с королевской семьёй. Сестра моего отца, тётя Дилия, которую я уже не застала в живых, была первой женой нашего нынешнего монарха. От неё у короля остался сын, который старше меня лет на десять, наследник престола. Никогда его не видела – папа не стремился поддерживать родственные узы. Ну или, может быть, это мне не позволял знакомиться с венценосными родственниками, что было намного менее приятной мыслью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})От второй жены у любвеобильного Величества, кажется, тоже был сын, причем как-то так получилось, что они были чуть ли не ровесники с братом. Слухи ходили ещё о множестве королевских любовниц, но я старалась не вслушиваться в такие глупости.
Огромным усилием воли я оторвала взгляд от королевской резиденции, обнесённой высоким чугунным забором с изящной ковкой, в орнамент которой тут и там вплетены были чёрные розы.
Почему-то подумалось, что люди, которые день и ночь живут в таком давящем месте, должны быть капельку сумасшедшими.
Что ж – а мне пора лететь навстречу собственной судьбе.
Глава 6. В мою пятнадцатую весну
Действительность оказалась не столь радужной, как мне мечталось.
Я поступила без каких-либо проблем, но самое сложное началось дальше. Потому что я не очень-то хорошо представляла, как заводят друзей.
Мои одноклассницы быстро разбились по маленьким группам. Они легко перезнакомились и дни напролёт щебетали как птички о каких-то пустяках – обменивались своими девичьими секретами, списывали домашние задания и подсказывали на уроках, сплетничали на ушко друг с другом на переменах. А я никак не могла прибиться ни к одной «стайке».
Девушки-заводилы, которые лидировали в таких группах, обычно жалили меня тихой завистью или открытым пренебрежением, а остальные им поддакивали из страха самим стать новой мишенью для уколов. Я пыталась не давать повода мне завидовать – но даже в одинаковых серых униформенных платьях слишком выделялась. Ведь я не могла стереть фамилию, которую несу. Не могла избавиться от осанки, что была привита мне гувернантками годами упорных тренировок. Не могла надеть другое лицо – а все вокруг меня сразу принялись шептаться о том, что к ним соизволила пожаловать первая красавица королевства, хотя я никогда о таких глупостях и не задумывалась. Даже причёску изменить не могла – остальные девушки по тогдашней моде носили туго завитые локоны до плеч, а я по-прежнему оставалась верной своей длинной медовой косе. Кто бы мне позволил её остричь!
Но самое трудное оказалось в другом. Воспитанная вдали от светской жизни, я просто терялась и не знала, как себя с ними вести. А они принимали мою робость за высокомерие, молчаливость и скромность – за обострённое самолюбие и всё больше укреплялись в мысли о том, что я строю из себя принцессу и задираю нос. Это был замкнутый круг, и я понятия не имела, как из него выбраться.
Ещё хуже стало, когда со временем к этому всему добавилось ещё странное поведение юношей, которые учились в соседнем корпусе. Я стала получать слишком много смущающих откровенных взглядов, от которых хотелось куда-нибудь спрятаться. Не раз и не два незнакомые юноши пытались остановить меня где-нибудь в коридоре и заговорить, но мне становилось так неуютно, что я отговаривалась тем, что спешу, и в конце концов стала избегать и внутреннего дворика школы, и любых траекторий движения кроме маршрута «моя комната – классы».
Отец договорился о том, чтобы мне дали отдельную комнату для проживания, хотя другие девушки жили по двое. Это стало еще одним кирпичом в мою репутацию задавалы.
Кажется, во всей школе только один человек видел, что я не такая, как про меня говорят – это куратор женского факультета, пожилая леди Джиневра Темплтон. Поначалу она пыталась вывести меня на откровенный разговор и даже пригласить к себе в личные помещения на чашечку чаю, но я помнила наставления отца ни с кем не сближаться, и всякий раз отказывалась. И в конце концов она перестала приглашать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Так прошло два года.
Заколдованный круг одиночества грозил меня ввергнуть в окончательное и безоговорочное отчаяние, когда в мою пятнадцатую весну, на третьем году обучения в Эбердин, произошла встреча, которая расцветила жизнь новыми красками.
Иногда у нас случались смешанные занятия с юношами – как правило, это были уроки этикета или танцев. В этот раз планировался именно танцевальный вечер, и по этому поводу все мои одноклассницы пребывали в крайне воодушевлённом настроении. Мне же вечер не сулил ничего, кроме очередной головной боли в предвкушении того, как меня будут кружить по бальной зале в танце какие-то незнакомые люди, прикосновения и взгляды которых захочется с себя стряхнуть, как надоедливое насекомое.