Не бесите боевых грифонов, или любовь на краю света (СИ) - Тур Тереза
Одно знаю точно: это не яд.
– Мир тебе, добрый человек, – раздается за спиной у аптекаря. – Кто ты и что привело тебя так далеко в горы?
Я не вижу, кто это. Только голос слышу, тихий, мягкий. Шелестит по-стариковски осенней листвой, эхом отражаясь от скал.
– Я травник, – весело отвечает Ллонк. – Брожу, ищу редкие растения. На зиму остаюсь в каком-нибудь месте, а как только потеплеет, сюда в горы.
– Сам по себе, значит. Вольный, как птица? – смеётся невидимый собеседник.
– Твоя правда, старик. Семьи у меня нет. Людей я не люблю. Ничто меня не держит.
– Людей, говоришь, не любишь? Стало быть, обидели они тебя? Люди?
Ллонк помрачнел, но ответил:
– Обидели, добрый человек, это когда ты аптекарю порошок из трав редких принёс, а он тебя обсчитал. А мне… Мне жизнь разрушили.
– Вот так прямо и разрушили? – изумляется голос.
Ллонк кивнул. Взял ложку деревянную с длинной резной ручкой и принялся помешивать. Спокойно, размеренно. Семь раз в одну сторону, семь раз в другую. Зелье стало белым, словно молоко.
Я знаю это зелье. Оно удивительное. Если человек попал в пламя, обгорел, всего глоток может вернуть к жизни. Главное, чтобы пострадавший еще дышал. От ожогов не оставит и следа. Сложное в изготовлении, требует много сил, в состав входят редкие травы, в том числе звёздник, который растёт высоко в горах, цветёт раз в году лишь четверть часа – в это время его и нужно собрать.
– Меня в Академии не любили, – задумчиво проговорил Ллонк, загасив огонь под треногой. Вытащив из безразмерной сумки песочные часы, перевернул их и уставился на струйку, лениво ползущую по стеклянной воронке. – Рожей не вышел. Не дворянин, родители – купцы. Не бедны, но из тех, что против обучения магии. Они считали это блажью и платить не собирались.
Песок просыпался, маг удовлетворённо кивнул, поднеся ложку к лицу. Зачарованные пузырьки, (похожие на те, в которые я зелье для королевы наливала, но в этих зелье еще и сколько угодно будет храниться и не растеряет магических свойств) (наполнялись молочно-белой жидкостью. Зельевар своё дело знал, работал ловко и споро.
– Родители вскоре умерли. Лучшее, что сделали для меня. Я продал дом и оплатил обучение в Академии. Хотел показать всему миру, на что способен.
Сердце сжалось. Что же с ним случилось? Молод, талантлив, целеустремлён.
– Дурак я был! – вдруг взвизгнул Ллонк, и я узнала этот безумный блеск в глазах, всего лишь на мгновение вспыхнул им взгляд юноши, но страх заставил оцепенеть. – Всё хотел доказать, что самый-самый , вот меня и подбили на пари. И я бы его выиграл, без сомнения, там и делать было нечего. Но… Надо было лучше смотреть, кто стоит у тебя за спиной. И что очаровательная девчонка, которая мне так нравилась, может подкинуть в твой котелок.
– Мне жаль, – вздохнул голос.
– Лаборатория взорвалась и меня отчислили. Без права восстановления.
«Неужели ничего нельзя было сделать?» – пронеслось у меня в голове.
– Наверное, если бы я кинулся в ноги ректору, умолял. Меня бы восстановили спустя год работы на благо Академии.
– Так что ж не кинулся? Не умолял?
– Терпеть насмешки этих ничтожеств? Ни за что!
– Но ты добился успехов! Можешь вернуться, продемонстрировать свой талант, и все поймут, как были не правы. Люди способны признавать свои ошибки.
– Я вернусь. Можете не сомневаться.
– Вот и хорошо.
«Джо!» – кто-то тряс меня за плечо.
Ллонк исчез, на его месте появился старик. Весь в лохмотьях, голос всё тот же, но ещё тише, ещё больше похожий на шелест сухих листьев под ногами. Руки и ноги его закованы в цепи из синевато-чёрного металла, ни разу такого не видела. Лицо искажено му́кой, глаза полны боли.
– Джо! Помоги мне.
Шевелиться сил не было. Я лежала на ледяном полу в куче прелой соломы, пытаясь справиться с гадким, отвратительным запахом. Наконец удалось открыть глаза – старик и берег реки исчезли, вокруг меня снова стены камеры. Жаль. Жаль, что там, в своих видениях, я не могла говорить. Может, удалось бы поговорить с Ллонком? Хотя это вряд ли что-то изменило. Зельевар разозлился на весь белый свет, потерял рассудок от ненависти.
– У-у-у-у! – раздалось над головой, снова потрясли за плечо.
– Лаура! – я попыталась подняться.
– У-у-у… – лапы зверя невероятно сильные поставили рывком на ноги и тут же поддержали: сил стоять не было.
– Погоди. Лаура, я...
Мне под нос сунули пузырёк, такие же точно были у Ллонка в видении.
Вытащила пробку, понюхала. Укрепляющее. В памяти всплыли слова королевского лекаря о том, что мне нельзя пить зелья минимум год из-за риска потерять магию навсегда. Знаю. Но сейчас речь не о том, потеряю ли я магию. Сейчас главное – выжить. Надо бороться за себя, за чудовищ, за тех, кто прилетел меня спасать, за горы и Приграничье. Так что…
– Мне бы ещё магию вернуть, – тихо проговорила я. – Не знаешь, как?
В ответ меня дернули за руку огорченно, тихо, очень выразительно вздохнув. В полутьме что-то звякнуло – Лаура показала ключи на металлическом круге, тускло поблескивающие в неровном свете факелов.
– Ты… выкрала ключи и пробралась ко мне?
Как же тяжело без магии! Надо было бежать, нас могут заметить, а мне даже головокружение не унять. Укрепляющего зелья недостаточно.
– Скорее, – скомандовала я, подбадривая не столько маму Ули и Ришки, сколько себя.
На пошатывающихся ногах вышла наружу, Лаура подхватила меня под руки, и мы стали медленно продвигаться по коридору…
– Стой! – я остановилась. – Выход же там?
Я кивнула в противоположную сторону. Лаура взвыла, замотала косматой головой, белый платок съехал на бок, и чудовище упрямо потащило меня вдоль решёток вглубь темницы. Рык томящихся за железными прутьями эхом отражается от камней. Когтистые пальцы скребут ржавчину, полыхают алые глаза. Сердце замерло от ужаса. Стоит кому-то вырваться из клетки – разорвут.
Неожиданно проход кончился. Мы буквально влетели в каменную стену, хорошо, я успела подставить руки, но едва ладони коснулись влажной стены, замерла, почувствовав облегчение.
Я стала гладить каменную стену, каждый шершавый выступ. Голова перестала кружиться! Что это? Чудо. В районе солнечного сплетения обожгло, я прислушалась к себе. Магия! Всего лишь крошечная искорка, но…
– Спасибо, – прошептала я.
Лаура не слышал. С трудом удерживая ключи в лапах, она водила связкой по стене, царапая камни. Я присмотрелась. Один из ключей был странным, он, скорее, был похож на квадратную печать, и именно им чудовище пыталось… «открыть» стену?!
– Здесь есть проход? – спросила я.
– Ы-ы-ых!
Я положила руку на стену, она легонько вздрогнула. Так вздрагивал мой грифон в ту самую нашу первую встречу, не привыкший к тому, что человеческая рука может погладить… просто так.
– Здравствуй, – прошептала я. – Спасибо. Мне намного легче.
Лаура посмотрела на меня. В ее алых глазах загорелось недоумение. Потом она махнула на меня рукой, в смысле лапой. Я же продолжала касаться неровной поверхности, словно перебирала пёрышки у Колокольчика на груди.
– Мне бы так хотелось побывать в северных горах, – я говорила так, будто стены меня слышат. – Только без погонь, заговоров и похищений, знаешь. У севера своя особенная красота. Его полюбить сложнее, но если его почувствуешь, уже ни за что не забудешь! Прости нас. Прости за всё. За все эти войны и зло, что несут люди. Знаешь, я ведь всё время думаю: почему? Почему им не живётся мирно? Ведь вы дарите столько счастья! Горы, водопады, радуга. Как можно видеть всё это и быть злым? Не понимаю.
Горы вздохнули. Похоже, они были со мной согласны.
– Взять бы с собой девчонок и Лауру, только ее надо расколдовать. И отправиться куда глаза глядят.
Вспомнила, что зима на носу, здешние перевалы наверняка уже засыпало первым снегом.
– Дождаться бы лета… – продолжала я, гладя камни, и вдруг замерла: пальцы нащупали квадратную выемку. – Это замо́к? – спросила, стараясь унять бешено колотящееся сердце.
