Игра с нулевой суммой (СИ) - Брэйн Даниэль

– Тогда я в тюрьму, – заявила сорока. – И пока не вернусь, сами ничего не предпринимайте. Сидите тут, не высовывайте носа. Даже если начнётся пожар.

Алёха вяло проводил её взглядом: вот она села на окно, тряхнула на прощание хвостом – и только её и видели.

– Мать Всевидящая, – простонал Бенька, – как же я хочу есть.

У Алёхи тоже урчало в животе. Тем более что за окном уже наступали сумерки. Скоро стемнеет. Им точно должны принести поесть, а до этого – сорока права – сделать так, чтобы Орнели и Алёха не стали пробовать королевскую еду. А как? Или их потравят всем скопом? А потом скажут, что чем-то были больны, грибов каких-то в лесу наелись или кто покусал? Нет, они должны сознавать, что рыцарь, неизвестно откуда взявшийся, и его слуга короля не оставят, если не будет приказа.

Не будет приказа?

А в каком случае мог поступить от Беньки приказ?

– Ты чего? – спросила Орнели. – У тебя такое лицо… – и она руками изобразила в воздухе что-то странное: не то «крыша поехала», не то «страшный как вся моя жизнь».

Бенька тоже смотрел непонятно. Наверное, вид Алёхи действительно их напугал. А он всего-то подумал!

– Зря она улетела, – сказал Алёха, имея в виду сороку. – Я и так знаю, кого королева отпустит. И это значит, он не предатель, если я прав…

– Откуда? – выдохнула Орнели. – Ты что… ты все-таки можешь предсказывать будущее? Ты понимаешь, что… что это… что тогда твой дар… что ты тоже – колдун?

Ага. Вот если бы теперь Алёха подошёл к ней и взял за руки, она бы, пожалуй, снесла с перепугу во дворце пару стен. А вот Беньке, казалось, это было совершенно без разницы.

– Нет, я просто немного проанализировал, – Алёха только что язык ей не показал. Но сдержался: он все-таки рыцарь, неудобно как-то получится. Орнели опять скривилась. – Я знаю, кого королева отпустит. Я знаю, как нас попытаются отсюда выманить. А это значит, что мы ни за что, никогда, ни при каких условиях не должны оставлять Бенарда одного. Даже если, – он обвёл всех торжествующим взглядом, – начнётся пожар.

Глава тридцатая

– Она отпустила того пиромага, – медленно произнёс Бенька. – Да?

– Да, – кивнул Алёха. – И… я думаю, что…

Дальше говорить было очень опасно. Но все складывалось, складывалось как домик. Карточный домик, невесомый, только дунь – и все тотчас рассыплется. Но складывалось же, ведь так?

Алёха помолчал немного, собираясь с мыслями.

– Граф закричал «измена», и его кто-то убил. Еще я видел чьё-то тело, может, кому-то просто не повезло. Но я точно не знаю. Предателем Матиш и Тобеш там, в конюшне, могли назвать кого угодно, – осторожно начал он, а все внимательно слушали. Затаив дыхание. И Алёха не знал, чей труп он тогда видел. – На кого угодно могли показать, как на предателя. Но кто-то ведь предал тебя сегодня, Бенард, так? – Бенька согласно кивнул. – Значит, предатель ещё жив. И… Матиш зачем-то звал графа, – припомнил Алёха ту кошмарную ночь. Потом у него каждая ночь была жутче предыдущей, и эта ещё предстояла… – А ещё Матиш велел мне расседлать лошадей. Они с графом кого-то ждали. Вас, конечно. Но сам Матиш при этом собрался спать…

Бенька сидел как убитый. Ещё бы, нелегко подобное слушать. Но все же в одном королева была несомненно права: Бенька должен был привыкать к тому, что каждый может ударить его в спину. Каждый, любой. Такова у него жизнь.

– Я думаю, – продолжал Алёха, тщательно взвешивая каждое слово, – что Матиш специально взял с собой меня. Потому что я дурак и лядащий…

Бенька быстро-быстро замотал головой, всем своим видом показывая, что он не согласен. И это было приятно, лыр побери.

– А потом, когда мы уже сидели в конюшне, – продолжал Алёха свой экскурс в ту ночь. Ту ночь! Как давно это было! Он уже почти позабыл… и свой мир. И интернет. И мать, и отчима, и Беньку – другого, мелкого… – Матиш всё говорил, чтобы Тобеш тебя искал. Я тогда ещё, да и после, подумал, что ничего в этом странного нет. А Тобеш просил, чтобы Матиш уехал как можно скорее. Вылечил его – и просил, чтобы уехал. Говорил, что тебя увезли, а Матиш не верил. А почему? Потому что… потому что он знал, что те, кто был с ним, ускакали одни. Караулить тебя у обители.

Алёха наконец замолчал. Может быть, он ошибался. Может быть, он был неправ. Может, он вообще зря сказал об этом Беньке и оговорил верного человека. А быть может, и нет.

– Мне было безумно страшно, – внезапно произнес Бенька. – Когда Матиш сказал, что меня надо найти. Я просил тебя не выдавать меня. Увезти. Тогда мне казалось, я не знал, почему. Теперь знаю.

– А если я все… понял неверно? – отступил Алёха. – Ты же не будешь судить его… без следствия?

– Что? – не понял Бенька. – Ты про что?

– Ты же не прикажешь казнить его, не разобравшись?

– У Знающих Братьев зелье есть, – спокойно сказал Бенька. – Его выпьешь – и лгать не можешь.

– И потому королева его ни барону, ни князю, конечно же, не даёт… – ухмыльнулся Алёха. – Ты мог про это зелье раньше сказать? Мы бы его тогда сразу купили, подлили бы твоей бабке, и…

– Ты все-таки очень смешной, – грустно улыбнулся Бенька. – Это зелье только по решению суда Братья варят. Никто бы нам его все равно не продал. Но знаешь, спасибо тебе. Потому что теперь я спокоен.

И что он имел в виду, Алёха не понял.

Бенька встал.

– Пошли мыться? – предложил он. – Потому что ты чистый, а я… – и он осмотрел себя с брезгливостью.

Алёха тоже поднялся.

– Я закрою дверь, – неуверенно предложила Орнели. – Но не уверена, что это чем-то поможет. Здесь много сильных магов. Может быть, Алох, это сделаешь ты?

Алёха изо всех сил постарался, чтобы на физиономию не наползло какое-нибудь неправильное выражение. Не то чтобы он винил Орнели – ну, наверное, здесь так принято: слуг лупить, с рыцарями кокетничать. Тоже, Дейенерис нашлась или кто там был… Но Бенька! Бенька не виноват, что у Алёхи не сложились отношения с этой цацей.

Поэтому он подошёл к двери и вытянул руки вперёд. Представил, что дверь является частью стены и вышибить её можно только прямым попаданием неплохой такой бомбы. Очень чётко себе это вообразил, а потом, когда образ сложился в голове целиком, подошёл и проверил.

Вроде бы заперто.

Алёха пожал плечами, как бы говоря – «да пожалуйста», но на самом деле искренне признаваясь в другом: «Ну, может, оно и сработает». Как это функционирует, он так до сих пор и не понял.

Бенька уже скрылся за соседней дверью. Орнели продолжала сидеть, а Алёхе пришлось идти исполнять обязанности банщика. От этого Беньки он хотя бы не ждал, что тот внезапно с довольным воплем опрокинет в ванну всю бутылку шампуня или со всей силы плеснёт по воде так, что Алёха будет весь мокрый. А вот раздевать этого Беньку было сложнее, но Алёха уже притерпелся и более-менее порядок действий помнил.

Дверь, за которой Бенька исчез, вела в спальню, и Алёха, увидев все это средневековье, сдавленно крякнул. Комната была неожиданно тёмной – то ли из-за окон, высоких и узких, и начинающихся где-то метрах в двух от пола, то ли из-за тёмно-синей окраски стен. Да и мебель здесь была тёмная, а шторы – или как там они называются? – и покрывало на кровати лишь чуть более светло-синие, чем стены. Ковёр на полу, правда, был посветлее, но толку от него было мало. Да уж… В такой комнате ребёнку сниться могли разве только кошмары, но что нас не убивает, то определенно делает сильнее, и железные нервы Беньки получили своё объяснение.

Небольшая дверь в соседнюю комнату была открыта, и там кто-то был – Бенька, конечно же. Стоял и смотрел с потерянным видом.

На гроб? Алёха сморгнул, подскочил к Беньке и на всякий случай оттащил его от гроба подальше. И при этом рассмотрел, что это вовсе не гроб, а ванна, почему-то с деревянной крышкой и ужасно на гроб похожая – разве что повыше и крышка плоская. А так в ней даже простыня была! Большая и белая. Кто бы ещё объяснил, зачем?