Эми Эвинг - Драгоценность
Курфюрст и Курфюрстина поднимают бокалы, и я замечаю, что улыбка Курфюрстины выглядит немного неестественной. Гости выпрямляются и тянутся за шампанским.
– Этот год, безусловно, особенный для нашей семьи, – продолжает он. – Позвольте представить всем вам… моего сына и наследника, будущего курфюрста.
Выплывает няня в белом чепце, с ребенком на руках, и встает возле трона. Наследник одет в распашонку, расшитую рубинами и жемчугом. Его маленькое личико морщится, и, когда королевские особы начинают хлопать и подбадривать его, он испускает длинный и долгий вопль. Курфюрст бросает суровый взгляд на няню, и младенца спешно уносят из бального зала, а его вопли тонут в овациях толпы.
– А теперь давайте развлекаться! – объявляет Курфюрстина. – Здесь сегодня так много новых суррогатов. Посмотрим, кто из них самый талантливый?
Удивительно, как это королевским особам удается задавать вопросы, которые и вопросами-то не назовешь, потому что ответ заранее известен. Может быть, именно поэтому герцогиня дала мне виолончель – не как подарок или награду, но для подготовки к участию в конкурсе суррогатов? Я украдкой поглядываю на нее, опасаясь, что она назовет мое имя, но ее взгляд прикован к Курфюрсту.
– Моя – танцовщица, Ваша светлость, – выкрикивает герцогиня дома Весов. – Лучшая из всех, кого я знаю. – «Торт-мороженое» заметно бледнеет.
Курфюрстина весело смеется и хлопает в ладоши.
– Замечательно! Очистить пол.
Я испытываю жалость к девушке, которую выводят на пятачок прямо перед королевским троном. Толпа напирает, все хотят прорваться в первые ряды. Белокурые локоны «торта-мороженого» дрожат, глаза с мольбой смотрят на хозяйку, но та строго кивает головой. Боюсь даже думать о том, что может произойти с бедняжкой дома, если она станцует плохо.
Девушка останавливается на краю танцевального круга и скидывает туфли. Затем, под изумленные ахи и охи, развязывает верхнюю юбку, которая падает к ее ногам, и остается в корсете и нижней юбке.
– О боже! – восклицает Курфюрстина.
Герцогиня дома Весов, кажется, довольна вниманием.
– Иначе она не сможет танцевать, Ваша милость, – объясняет она. – Юбка слишком длинная.
Курфюрстина хихикает.
– Понимаю. Ей нужна какая-нибудь особенная музыка?
– Нет, Ваша милость, – с высокомерной улыбкой отвечает герцогиня. – Она может танцевать под любую музыку.
Курфюрстина обращается к дирижеру.
– Сыграйте ноктюрн.
Вступает одинокая скрипка, и к ее тоскливым нотам тотчас присоединяются вторая скрипка, альт и виолончель. Я не могу не заметить, что виолончель слегка расстроена, и струна ля звучит резковато.
«Торт-мороженое» закрывает глаза, поднимает руки над головой и начинает танцевать.
Она прекрасна. Я никогда не видела, чтобы кто-то двигался с такой изящной плавностью – ее кости будто резиновые, они сгибаются, растягиваются и создают формы, которые, кажется, не способно вылепить человеческое тело. У меня такое чувство, будто девушка рассказывает свою историю, сотканную из прыжков и фуэте. Каким-то странным образом это напоминает мне собственные ощущения при игре на виолончели.
Пьеса заканчивается, и «торт-мороженое» замирает в изящной позиции. Курфюрстина хлопает в ладоши. Тотчас к ее аплодисментам присоединяется толпа гостей, и я тоже не могу удержаться. Танец девушки был для меня сном, пусть и не моим, и я получила невероятное наслаждение.
«Торт-мороженое» опускается в реверансе, затем быстро собирает ворох юбок и туфли и спешит к своей госпоже.
– Это было потрясающе, – говорит Курфюрстина, и аплодисменты резко смолкают. – Не правда ли, дорогой?
– Потрясающе, – соглашается Курфюрст.
– Я не могу себе представить что-нибудь более приятное. – Курфюрстина улыбается герцогине дома Весов, которая вспыхивает от удовольствия и приседает в реверансе. – Александрит, я думаю, что вы, возможно, приобрели самого талантливого суррогата последнего Аукциона.
– Мне придется с этим не согласиться, Ваша милость.
Толпа ропщет, и меня пробирает холодная дрожь страха. Герцогиня дома Озера пристально смотрит на Курфюрста, ее черные глаза поблескивают в свете люстры. На его губах будто появляется намек на улыбку.
Если Курфюрстина и замечает этот неуловимый диалог, виду она не подает. Наоборот, ее лицо выражает полный восторг.
– В самом деле? Вы думаете, что ваш сможет затмить суррогата Александрит?
Герцогиня излучает самодовольство.
– Я в этом уверена.
– О, я обожаю хорошее соревнование. Она должна сейчас же выступить, ты согласен, дорогой?
Курфюрст постукивает пальцем по бокалу с вином.
– В чем ее талант, Пёрл? – спрашивает он.
Что-то загорается в глазах герцогини.
– Она играет на виолончели, Ваша милость.
Курфюрст кивает.
– Приведите ее на сцену, – велит он своим лакеям. Я чувствую железную хватку на моей руке.
– Не разочаруй меня, – цедит сквозь зубы герцогиня и, словно спохватившись, добавляет: – Пожалуйста.
Меня ведут к оркестру, и я чувствую напряжение толпы, которая так и ждет моего провала. Сцена приближается, и, приподнимая полы платья, я всхожу по ступенькам. До меня доносятся сдавленные смешки, щеки мои горят.
Музыкант с седыми усами неохотно передает мне свою виолончель. Мои пальцы смыкаются вокруг полированного деревянного грифа, и я протягиваю свободную руку за смычком.
Собравшись с духом, я поворачиваюсь лицом к зрителям. Курфюрст с Курфюрстиной покинули свой подиум и теперь стоят у подножия лестницы, шагах в десяти от меня. Я вижу герцогиню за спиной Курфюрста, рядом с ней герцог, Карнелиан и Эш. А за ними – море лиц, и все обращены ко мне, их глаза неотрывно следят за каждым моим движением. Смычок дрожит в моей руке. Никогда еще я не играла перед такой аудиторией. Мои воображаемые слушатели в концертном зале герцогини всегда были доброжелательными и отзывчивыми. Я осторожно присаживаюсь на краешек стула, расправляю юбки так, чтобы виолончель уютно устроилась между коленями. Когда ее гриф ложится на мое плечо, волнение слегка отпускает меня. С виолончелью в руках становится спокойнее.
– Есть ли у вас какие-либо музыкальные предпочтения, Ваша милость? – спрашивает герцогиня, хотя и непонятно, к кому она обращается – к Курфюрсту или Курфюрстине.
Отвечает, тем не менее, Курфюрстина.
– Мне бы очень хотелось послушать то, что больше всего нравится ей самой.
По толпе проносится шепот, некоторые женщины ухмыляются, но я не понимаю, в чем смысл этого недовольства, да меня это и не особенно заботит. Я должна показать себя с лучшей стороны. Приходится подумать.
