Сердце Севера - Натали Палей
Мы долго смотрели в глаза друг друга, когда Гевин хрипло прошептал:
— Когда медведь разодрал меня, знаешь, о чем я подумал?
Медленно качнула головой.
— Что так и не прикоснулся к твоему обнаженному прекрасному телу, не сжал тебя в тех объятиях, в которых муж сжимает жену.
Я погружалась в темный жаркий взгляд, положив на впалую небритую щеку ладонь.
— Юна, ты согласилась стать моей женой, но до храма мы ещё нескоро доберемся. Я хотел, чтобы было, как положено, но... не хочу умереть, ни разу не прикоснувшись к твоей нежной коже... Я мечтаю о тебе, девочка моя.
Гевин ласково погладил мою щеку костяшками пальцев, его рука мелко задрожала.
— Я считаю тебя мужем, Гевин, — шепнула я. — Мне не нужны обряды, которые не гарантируют, что потом все будет хорошо и прекрасно. Я лучше, чем кто либо, знаю это.
— Ты... забыла оборотня, Юна? Прошло несколько месяцев.
Несколько месяцев?..
А для меня все будто вчера произошло. Почему так? Однако я солгала:
— Забыла.
Гевин потянул меня к себе, приняв эту фразу за разрешение.
В ту ночь я отдалась ему, и мне казалось, что я хорошо притворялась, будто мне хорошо и я что-то к нему чувствую. Но Гевина оказалось сложно обмануть. После всего, что произошло между нами, он обнял меня крепко и прошептал в макушку:
— Ты ничего не забыла, маленькая. Мне очень жаль. Я думал, что достаточно прошло времени.
Казалось, от этих слов во мне должно было что-то шевельнуться, дрогнуть или ещё что-то случиться, но я испытала лишь равнодушие. Я хотела обмануть Гевина. Но ради него, не ради себя. Он хороший человек и заслуживает лучшего. Но у меня не получилось, а больше я ничего не могла сделать.
— Ты всегда можешь уйти.
— Уйти? — Гевин как-то удивленно хмыкнул. — Как можно уйти от той, что является смыслом жизни?
— Когда ты успел так... полюбить меня? — Удивление все же царапнуло мое сознание.
— Не помню уже, — задумчиво отозвался мужчина. — Давно. Наверное, когда оружие смог удержать в руке, и твой отец выбрал меня оруженосцем твоего брата. А ты всегда была рядом с ним.
Я медленно развернулась в мужских объятиях и внимательно уставилась в черные глаза.
— Теперь многое понятно.
— Что тебе понятно? — вскинул мужчина бровь.
— Твое отношение ко мне. Твои поступки. Забота. Решение уйти со мной. Прости, что пока не могу дать тебе того, что ты хочешь.
— Мне не за что тебя прощать. Я просто буду ждать. Когда ты позволишь прикоснуться... — он замолчал, а я удивилась: разве я не позволила сегодня прикоснуться к себе?
— … к твоему сердцу, Юна.
Гевин правильно понял мой обескураженный взгляд.
Прикоснуться к сердцу?
«Наверное, это невозможно», — подумала я, ведь я сама больше не чувствую свое сердце. Оно не болит, не давит, не бьется беспокойно, как птица в клетке. Я лишь на несколько мгновений почувствовала его, когда испугалась за Гевина, но и это чувство уже прошло.
***
Любовь Гевина и дремучий темный лес, как ни странно, со временем стали вызывать у меня чувство душевного покоя, и в этом чувстве постепенно растворялись боль, обида и сожаление о прошлом.
— Наша жизнь похожа на этот лес, — однажды сказал Гевин, когда мы вместе собирали ягоды и травы для моих зелий. — Если мы принимаем его условия, правила и законы, то выживаем, если нет, то... — он вздохнул с грустью.
— На лес? — в задумчивости переспросила я, оглянувшись.
Мне нравилось, что лес всегда жил своей жизнью, ему не было до нас с Гевином никакого дела, пока мы не начинали ощущать себя его частью...
— Как и жизнь, лес тоже дает и отбирает, учит и наказывает. Слабый духом в нем не выживет, слепой не выстоит, слишком жестокий... пропадет.
— Если лес примет, научит слышать самого себя? — пробормотала я. — Научит видеть вокруг? Сделает сильнее?
— Верно. Когда ты становишься его частью, он делится вековой мудростью.
— Гевин... — через некоторое время проговорила я, мой голос дрогнул, и что-то в нем заставило мужчину замереть и дышать через раз. — Ты был прав тогда... Я теперьвижу тебя.
Глава 27
Настоящее время
Ночь, в течение которой малышка Юна боролась за свою жизнь, в моей жизни оказалась одной из самых тяжелых, нервных и бессонных. И — бесконечно длинной.
Ройдана Семура пришлось насильно выставить из комнаты, потому что втроем в небольшом помещении мы друг другу сильно мешали, а из-за отвратительной вони, исходящей от черно-бурых повязок, дышать было совсем нечем. Хотя в камине мы постоянно жгли сухую полынь, и ее терпкий, горьковато-свежий запах хотя бы немного спасал от вони.
Перед тем, как выйти, Северный волк вдруг схватил меня за плечо и резко выдернул с кровати, на которой я сидела, всматриваясь в заостренные черты девочки, — ее внешний вид мне совсем не нравился, и я, наверное, в сотый раз проводила диагностику, изучая уже значительно потускневшую черную паутину на внутренних органах ребенка.
— Спаси мою дочь, целительница, и можешь просить все, что хочешь, — глухо процедил Семур, а его тетка за моей спиной издала жалобное судорожное восклицание, похожее на с трудом сдерживаемое рыдание.
— Так уж и все? — хмуро уставилась на застывшее неподвижной маской мрачное лицо мужчины, сравнивая его с тем, которое знала шесть лет назад: раньше не было вот этой глубокой жесткой складки у рта, возрастных морщинок у глаз и седины в густых русых волосах. И не было этого пугающего выражения глаз, какое бывает у человека, который давно и твердо разочаровался в жизни.
А ведь Ройдан Семур ещё совсем молодой мужчина, для оборотня тем более молод.
— Слово Северного волка. —
