Я признала хаос (СИ) - Карпо Катти
‒ Прости, что приволокла тебя сюда. ‒ Шуршу упаковкой и вооружаюсь бутербродом. Надеюсь, не сдохну от его поедания. ‒ Коротенькая у нас экскурсия получилась.
‒ Главное, быть вместе. ‒ Роки неспешно принимается за свой бутерброд. ‒ Я не против находиться здесь.
Надо же, и ест аккуратно. И милые вещи без всякого смущения говорит. Образцовый юноша.
Возникает шкодливая мысль сделать провокационную фотку с обнимашками и отправить ее Тамаре.
Интересно, у тридцатилетних возникают подобные мысли? А то лично мои не сильно прогрессируют от тех, что были в мою первую жизнь.
Ну, и ладно. Я здесь для того, чтобы чуть-чуть расслабиться.
‒ Как поживает твоя тяга к знаниям?
‒ Ты про то, что я ‒ фанат конспиративных личностей? ‒ Откусываю большой кусок бутерброда и, прикрывшись на всякий случай рукой, принимаюсь жевать. Получается с трудом, но я стараюсь. Из-за крайней сосредоточенности не удается прочувствовать вкус еды.
‒ И это тоже. ‒ Роки радует меня своей чудесной улыбкой. Устроив локоть на столе и удобно прижав к кулаку щеку, он смотрит на меня так, словно ожидает нечто замечательное просто от одного моего присутствия рядом.
Чтобы отвлечься от мыслей о привлекательности друга, вспоминаю о предположении, что Роки ‒ поклонник Виви и его деяний.
Вот же! И тут в моей голове главенствует один лишь белобрысый гад.
Следующая фраза вылетает сама:
‒ Мне больше нравится Криспин Шимоза, чем Вацлав Люминэ.
Роки прищуривается и выдает иной вид улыбки, которую до этого успешно прятал в своих запертых на тысячу замков эмоциональных запасах. Мягкое едва ощутимое отражение одобрения, сокрытое в уголках дернувшихся губ и в плавном движении бровей.
‒ Как ты можешь испытывать такие чувства к Иммора, личность которого тебе не известна?
Вопрос не особо вяжется с выражением, которое только что удерживало его личико. Разве он не хвалил меня за выбор, хоть и делал это молча?
Настает мой черед прищуриваться. Может, я напортачила со считыванием его эмоций? Трудная персона и ужасно противоречивая.
‒ Шимоза не показушничает, в отличие от Люминэ, ‒ даю ответ и продолжаю наблюдение.
Но, к слову, с кем еще поругать известных личностей, если не в беседе с приятелем?
‒ Считаешь, Вацлав Люминэ красуется на публику, открыто участвуя во всех этих урегулированиях конфликтов?
Хитро сформулированный вопрос. Ну, точно фанатеет от Виви. Защищать его удумал?
‒ Полезное дело он, несомненно, делает. ‒ Откусываю еще кусок от бутерброда, но челюсть отказывается работать с пищей, поэтому приходится на время оставить недожеванное за щекой. ‒ Но лезет буквально во все трещины и щели. Его семье наверняка несладко приходится из-за его длительных отсутствий и поездок. Заставляет всех волноваться без веской на то причины.
‒ Говоришь так уверено, словно не сомневаешься ни в одном своем утверждении. ‒ Роки ловит каждую мою фразу. ‒ Часто общаешься с детьми Люминэ? Они скучают по отцу?
Внимание, угрожающие моему спокойствию вопросы!
Сама виновата, что затронула опасную тему.
Ух, что-то меня повело. Несу полную чушь.
Кошусь на свои сжатые в кулаки пальцы и про себя еще разок проговариваю то, что только что вывалила на Роки.
Ну и убожество. Если бы кто-то следящий со стороны и знающий о нашей с Виви настоящей связи послушал мой бред, мог бы решить, что это я тут схожу с ума от беспокойства, пока его Высокомерное Величество разруливает ситуацию с доверчивым человечеством.
‒ Не, я уже давненько не виделась с малявками Люминэ. ‒ Мои пояснения сопровождаются остервенелым жеванием листа салата. ‒ Но, полагаю, они по нему скучают. Или как там в полноценной семье обычно происходит?
В детстве Виви не особо расщедривался на эмоциональные высказывания, так что насколько сильно он переживал о Сэмюэле, который беспрестанно лез в паршивый уклад жизни Клоаки, я могла только догадываться. А кто еще был способен стать моим объектом для наблюдения в те годы? Разве что Тамара ‒ один большущий эмоциональный сгусток. А та не только о матери волновалась, но и суетилась и беспокоилась о любой незначительной детали, выдавливающей ее из защитного кокона бытового комфорта.
‒ Разве в твоей семье не принято волноваться о близких? ‒ Роки, уже разобравшийся с незатейливой трапезой, неспешно попивает чай. Но даже ароматная горячая жидкость не имеет власти над его вниманием. Им всецело владею я: его взгляд, будто приклеенный, сопровождает каждое мое движение. ‒ И разве чрезмерно опекающие близкие не дают тебе представление о полноценной семье?
‒ Ух ты, в дебри моей личности углубляешься. Какой проворный. ‒ Приподнимаю повыше стаканчик с чаем, будто предлагая закрепить торжественность момента славным чайным чоканьем. ‒ Если без подробного психоанализа, то я как бы довольно далека от тех, кто причисляет меня к своей семье. И старательно избегаю навязанной ими игры в блистательную ячейку славного общества. Вот и все. Мини-откровенность на то же самое. Бартер. У тебя что, приятель?
Роки подносит свой стаканчик к моему и под мое хихиканье «чокается» с ним.
‒ У меня нет семьи. Я одиночка.
‒ Сиротка?
Укол в спящую совесть напоминает, что большинство относится к собственному статусу сироты не так пренебрежительно, как я к своему. Да, я запросто к себе на уничижительной ноте обращаюсь и с легкостью плюю на свои потребности. Однако это вовсе не дает право принижать чувства других.
Вдруг Роки обидится, решив, что мне наплевать и на него?
То, что нормально для меня, ненормально для нормального.
Парадокс бывших изгоев.
‒ Сиротка, ‒ невозмутимо подтверждает Роки.
Сказать «мне жаль»?
Лично мне была бы по барабану такого рода жалость.
‒ Здорово, что это не сломило тебя, ‒ единственное, на что решилось мое нечуткое самосознание.
Я ‒ паршивый утешитель. Даже не стоит мне о чем-нибудь плакаться. Мне легче действовать, чем трепаться. В нашей с Тамарой паре за болтовню отвечала она. Я же, как правильно недавно заметил Фрэнсис, «внушала идею» и да, немедленно приступала к ее реализации.
Э-э-э? Так Фрэнсис прав? Я действительно «манипулятор»?
Только уровень у меня слабоват, а по сравнению с прокачкой Виви и его детенышей ‒ вообще убог и ничтожен.
‒ Спасибо, что так воспринимаешь меня, ‒ вдруг благодарит Роки.
Вылупляюсь на него, не понимая, за что такая честь быть обласканной словами.
‒ Без условностей и преград, ‒ добавляет он.
Надо же. А ведь я так радовалась, что наши отношения строятся на чистом восприятии личностей друг друга без второстепенных деталей. И, оказывается, у Роки были те же мысли.
Выходит, я тоже для него как чистый лист!
Восхитительно.
‒ Побродим по магазинам? ‒ Роки указывает через плечо на отделы этажом ниже.
Парень, который сам предлагает пошопиться. Со слов Тамары, таких не существует. Как же хочется притащить его к ней в кафе и просто понаблюдать за ее чудесной реакцией на красавчика.
Что будет сначала? Писк или визг? Судя по нашему общению, взросление так и не одарило ее сдержанностью по части выражения эмоций.
Настроение прекрасное, самочувствие сносное, если не считать тошнотворного привкуса бутерброда. Сидя на скамейке, болтаю ногами, радуясь мелочам: конечности не капризничают, повреждения на лице почти зажили.
А жизнь-то классная!
Жду возвращения Роки, отправившегося прикупить нам водичку. В очереди в продуктовом стоять не хотелось, так что я выбрала праздные посиделки на прохладном этаже, на котором располагались отделы с одеждой.
Заскучав за наблюдением за фонтаном в самом низу, поворачиваюсь на скамье и упираюсь взглядом в магазин прямо передо мной. Нижнее белье. Давным-давно я мечтала повзрослеть, надеть соблазнительное платьишко и полностью заграбастать себе Сэмюэля.
Однако мои чувства к нему не тянули даже на первую любовь.
И с Роки сейчас то же самое, хотя и чувства явно отличаются. Так это первая любовь, наконец, или нет?
