Кошка Белого Графа - Кира Калинина
Рауд и герцог Соллен посмотрели друг на друга, и, кажется, обоим пришла в голову одна и та же мысль.
Кто, собственно, подталкивает короля ко всем безрассудным делам последнего времени?
Альрик всегда был тщеславным мальчишкой, но у него хватало разумения отличать хорошие советы от дурных. До тех пор, пока не появился Болли, вхожий в его личные покои в любое время дня и ночи.
Герцог сузил глаза:
– Кажется, для моих – и ваших – агентов есть работа. Жаль, времени мало.
– Вы не передумали присутствовать на церемонии?
Если герцога не включат в список приглашенных, Рауд проведет его своей волей, пока у него есть такое право.
– Эту Ночь Всех Богов я ни за что не пропущу, – отозвался Соллен, пристально глядя Рауду в лицо. – А вы… Вы уверены, что готовы пойти на это?
– Я верный подданный короля, – тем же серьезным тоном ответил Рауд, – и сделаю все для блага Ригонии.
Фрейя медленно обошла присыпанное снегом кострище, от которого все еще тянуло гарью. Когда долго живешь на свете, сны делаются осязаемыми и сочными, как явь. Вот и сейчас все было точно на самом деле. Потрескивали в чаще замерзшие деревья, хрустел снег под лапами, стужа щипала нос, мешая разбирать запахи.
А запахов на месте ночевки большого обоза было не перечесть. В мире снов они сохранялись куда дольше, чем наяву.
Мамки, лошади, тяжелые сани. Десятки людей, обильный груз и много съестных припасов.
С вечера Фрейя раскопала мерзлые объедки, неплохо подзакусив. Гунькина дочь, городская неженка, небось, побрезговала бы. Хотелось верить, что те, кто забрал девочку с собой, кормят ее досыта.
Запах Карин, родной крови, висел в воздухе серебристой пыльцой – везде и нигде.
На этой поляне она спала. В санях. Прогуляться не выходила – ни намека на кошачьи следы. Значит, ее везут силой. Но зла, может, и не желают, просто оберегают от опасностей большого мира. Так людям свойственно понимать заботу.
По дороге сюда Фрейя нашла место, где Карин пыталась бежать. Все говорило в пользу того, что изловили ее с помощью снежной магии и с тех пор на волю не выпус- кали…
Рысь обернулась человеком и с наслаждением разогнула спину. Моложе и краше Фрейя во сне не становилась, но здесь у нее не было ни болей, ни хворей.
Узловатые старческие руки легко взлетели в воздух и принялись стягивать, сбивать запах Карин в плотное облако. В подушку из пуха сказочных гусей. Если в этом пуху запутался хоть один лоскуток снов, которые девочка видела здесь, на лесной поляне, через него, как по веревочке, можно будет дотянуться до ее нынешнего сна.
Смотри-ка, что-то есть! В туманно мерцающем вареве проглянули темные ходы, двери… Фрейя жадно вгляделась. Но видение уже помутнело и стало расслаиваться.
Этого следовало ожидать. За одну ночь сон не успел закрепиться, врасти в плоть яви. Обоз шел слишком бойко, и метели не были ему помехой. Одно хорошо: ездоки не петляли и не сворачивали, твердо держась Альготского тракта. А Фрейя следовала перелесками вдоль него.
Во сне это было легко. Она, как сказочный конь Быстроног, одним скоком одолевала дневной переход, и каждую ночь ловила обрывки путеводного запаха. Каждую ночь звала. Но упрямая девчонка не откликалась. Или попросту не слышала.
Зато слышал кое-кто другой. Белесая тварь, от которой несло падалью, одержимостью и жаждой обладания.
Они схватились в мире снов в ту ночь, когда Фрейя впервые отчетливо почуяла Карин. Вонючий слизень подобрался слишком близко. Фрейя пугнула его, а он в ответ напал. Сгоряча, видно. От дурной злости. Быстро понял, что противница сильнее, вывернулся из ее когтей и сбежал в явь. Он ловко перемещался во снах, но был слишком ущербным, чтобы драться на равных с бывалой рысью. Неумелая молоденькая кошка станет для уродца легкой добычей…
Пока слизень отставал – у него не было снежного мага, чтобы торить дорогу. Да и во сне он частенько терял свою дичь.
Однако и Фрейе никак не удавалось нагнать обоз. Плохо. Ей надо быть рядом, чтобы поймать ускользающие сны Карин.
Фрейя вновь приняла звериный облик.
Дайте срок. Главное, девочка жива. В ее запахе не было ни боли, ни страха, ни отчаяния. Старая рысь на верном пути…
Чувство опасности, острое, как нож убийцы, вырвало ее из мира снов и сбросило с дерева в сугробы за миг до того, как лесную тишину пропорол выстрел. Вдогонку брызнули щепки, а чуть погодя громыхнуло опять.
Должно быть, у стрелка было одно из тех новых ружей, что перезаряжались за три вздоха; с перепугу Фрейя даже решила, что по ней палит целая шайка. От каждого выстрела раскатывалось гулкое эхо, в голове звенело, с веток сыпался снег.
Она помчалась прочь, петляя среди стволов. Впереди вырос бурелом, укрытый снежной периной, под которой темнели узкие прорехи. Фрейя нырнула в ту, что побольше, перевела дух и осознала, что стрелок ей знаком.
Нет, ладно скроенного парня в коротком полушубке она видела первый раз в жизни, и дурных запахов от него не шло, однако в голове сразу возникло чучело из сна – со слюдянистыми глазами и склизким телом без костей.
Удрать от него сейчас было бы плевым делом. Но если оставить охотника за спиной, он нападет снова. И ведь красивый парень! Девчонки, небось, сохнут почем зря.
Стрелок стоял на виду, на прогалине, подальше от деревьев, – с ветки на спину не сиганешь, – и плавно водил ружьем, пытаясь отыскать растворившегося в ночи зверя.
Выбрав момент, Фрейя отступила к молодому ельнику, а потом, таясь за деревьями, обошла врага кругом. Ружье системы Тенморинга бьет на полторы тысячи шагов и в умелых руках делает пять выстрелов в минуту. Если у стрелка острый глаз, зверю не уйти. Но в ближней схватке у рыси- оборотня есть все шансы одолеть даже молодого сильного мужчину.
Ночь надежно прятала Фрейю от его взгляда, снег под крадущейся поступью проседал без единого звука. Мохнатые лапы не потревожили ни упавшую ветку, ни сброшенную клестом шишку, ни ореховые шкурки, оставленные белкой у корней.
И все же стрелок что-то почуял – особым чутьем, которое дано его породе и, видно, не ушло даже теперь… Он перехватил ружье так, чтобы при нужде пальнуть с одной руки, другой выудил из подсумка какую-то круглую вещицу. Прикрыв ее плечом, сделал движение, будто что-то
