Вдова из Последнего утеса (СИ) - Бакулина Екатерина "Фенек"

Нет, просить он точно не станет.

Мать сама взяла его за руку, сжала пальцы.

— Не бойся, — сказала шепотом. — Здесь многие на твоей стороне.

Поднялась и тихо ушла.

Не бояться?

Страх — это не совсем то. Он готов к смерти. Но… На его стороне?

Нет, Тодд решил, что даже не будет думать, что это может значить для него. Он уже готов принять свою судьбу, и лишние надежды… ни к чему. Все, что от него зависело — он сделал. Теперь осталось только рассказать. И ждать решения потом.

Но и рассказать не вышло тоже. Все вышло не так.

Тролль, который пришел к нему, на вид был совсем обычным, скорее человеком. Неприметным, скучным.

Принес ведро, поставил рядом.

— Сядь на стул, — сказал он сухо и равнодушно. — Закрой глаза и постарайся не сопротивляться. Если попытаешься закрыть сознание — будет только хуже, я сломаю и увижу все равно. Не дергайся. Будет тошнить — не стесняйся, всех тошнит, особенно в первый раз.

Пододвинул ногой ведро к стулу ближе.

Вот же…

Тодд сел. Все это немного странно, но раз уж он здесь, спорить бессмысленно. Пусть так. Значит, тролли хотят увидеть сами? Могут проникать в сознание, доверяют скорее магии, чем его словам.

— Дыши глубже, — сказал тролль. — Если будешь дергаться, мне придется тебя связать. Но, может, обойдемся и так.

Хорошо. Тодд кивнул снова.

Тролль подошел, долго смотрел Тодду в глаза, потом положил руки ему на виски. Чуть надавил.

И вдруг такое ощущение, словно земля уходит из-под ног и Тодд летит в глубокий колодец. Сразу и резко, так, что невыносимо кружится голова. И виски пронзает болью. Он еще чувствует прикосновение пальцев, но так, словно они проходят сквозь кожу, сквозь кость, протыкают насквозь. И хочется орать… но мир так кружится, что даже дышать не выходит.

Вспышки света бьют по глазам, мелькают. Быстро, хаотично. В этих вспышках мелькают чьи-то лица, чьи-то слова… На мгновение лица задерживаются, потом кружатся хороводом снова. Словно кто-то быстро-быстро листает его жизнь, выхватывая отдельные куски, поворачивая, рассматривая и отбрасывая лишнее.

Все быстрее, до тошноты.

Не хватает воздуха.

И паника подкатывает, совершенно нереальная, неконтролируемая.

Все, что Тодд может — изо всех сил схватиться за стул, до боли в суставах, чтобы хоть как-то удержаться.

Такое чувство, словно его наизнанку выворачивают, перебирают там все, копаются…

Так долго, что ощущение реальности теряется окончательно.

А потом вдруг отпускают резко, и мир переворачивается снова. И словно тяжелым молотом бьют по голове, кажется — сейчас расколется. В руки суют ведро, дергают вперед…

Тодда выворачивает, потом снова.

Потом он понимает, что стоит на четвереньках на полу, над этим ведром, пытается не упасть. Отчаянно кружится голова. Темнеет в глазах и звенит в ушах.

— Это скоро пройдет, — говорит тролль. — У нас мало времени, а ты, как мне сказали, крепкий парень, выдержишь. Сейчас старайся дышать глубже и глаза не закрывать, пока кружиться не перестанет. О том, что решит Совет, ты узнаешь завтра.

Тодд лежал на спине, глядя в потолок.

День сейчас или ночь — не разобрать. Тут нет окон, солнца не видно, не узнать. Горные тролли живут иначе…

Головная боль отступила и улеглась, только звенело в ушах еще, но с этим вполне можно жить. Ему принесли воды умыться, чистой одежды. Забрали ведро. Потом принесли обед… или ужин, даже и не понять. Поначалу есть не хотелось, Тодд чуть ковырнул мясо и пирог с грибами… хотел лечь на кровать снова, но в животе вдруг так тоскливо заурчало, что решил не откладывать. Силы ему еще могут понадобиться.

И теперь, впервые за много дней, ему не надо было никуда бежать и ничего делать. Только ждать. И это так непривычно и тягостно.

Комната была почти пустой — только кровать, стол и стулья, больше ничего. Дверь заперта. Делать нечего. Стучать и требовать, чтобы его выпустили — бессмысленно, он не гость, а подсудимый. Заключенный. И вообще, может быть, что и жить ему осталось до утра… это если сейчас вечер.

Тихо и пусто.

И пустота внутри.

Он сделал все, что мог. Вот только отчего-то казалось, что недостаточно, что нужно бы кинуться и доделать. Но уже никак.

Не попрощался с Кейлен. Оно и не стоило, пожалуй. К чему ей лишние прощания? Лишние переживания только. И чем меньше она будет о нем думать, тем лучше… Она, может, и вовсе не думает. Если раньше ее нужно было защищать, то теперь, кажется, все не так уж и страшно. Тролли ее тронуть не должны, Сазерлана он уложил, а другие женихи… что ж, Кейлен разберется с ними и сама. Говард поможет. Сукин сын, но совсем уж обижать сестру не станет.

Тодд сделал все, и теперь можно тихо помереть.

Закрыл глаза, полежал…

Помирать, конечно, не хотелось. Но и бегать от судьбы… Интересно, как с ним поступят? Вернее, интересно — это не совсем то, но хотелось бы знать.

Главное, чтобы к Кейлен и Аарону не было никаких претензий. Они точно не виноваты.

Он лежал… и мысли раз за разом снова возвращались к ней. Кейлен.

Как она там?

Он ведь влюбился. Ни на одну женщину никогда не смотрел так, как на нее. Никогда раньше такого не чувствовал. А с ней… Как это вышло? С того самого дня, как увидел впервые, как Элмер привез ее в Утес. Услышал ее смех, увидел, с каким живым любопытством блестят ее глаза. Только пока Элмер был жив, Тодд не позволял себе даже думать… Потом тоже не позволял. Она не для него. Леди. А он…

Теперь уже не важно.

И от этого как-то легче становится. Уже не важно. Все.

Если бы он увидел, как она выходит замуж снова, то как бы жил с этим? А так — не увидит. Пусть только она будет счастлива. Пусть ей встретиться хороший человек, который сможет любить и беречь. Тодд искренне этого счастья Кейлен желал.

Только от этих мыслей хотелось выть и биться о стену. Невыносимо.

Но выть он не будет, конечно. Полежит тихо, подождет. Потом за ним придут… и будет уже не важно.

«Возвращайся». Ее тонкие руки обнимают так крепко, она всхлипывает, уткнувшись ему в плечо. Возвращайся. Ее волосы пахнул травами и молоком.

Ничего, это все успокоится и пройдет. Ничего ведь не было. Он так ни разу не решился толком обнять ее в ответ. И это хорошо. Чем меньше было, тем легче забыть.

И все равно думает о ней. Мысли возвращаются снова. Не выходит не думать.

Лучше о ней, чем о себе.

— Сюда. Господин ждет тебя.

Тодда привели в огромную, освещенную голубоватым светом пещеру. Провели сквозь скалу, просто приложив ладонь и открыв путь. Не парадный зал, не стены, как в той комнате, где его держали, а дикий камень. Ручеек бежит…

Огромный тролль сидит спиной к нему, глядя на воду, думая о чем-то своем.

Тролль повернулся, когда Тодда подвели ближе. Окинул взглядом с ног до головы.

Нечеловек. Чистокровный. Точно не человек, не спутать. И даже не из-за роста, а во всем облике его было что-то звериное, дикое. Пугающее. И в то же время величественное. Словно вся сила гор собралась в нем.

Господин.

— Ты знаешь, кто я? — спросил он Тодда. Голос глубокий, рокочущий, но говорил не на тролльем, а как человек.

— Нет, господин, — Тодд склонил голову.

Тролль криво ухмыльнулся, обнажая острые клыки. Впрочем, без злобы, скорее с интересом рассматривая.

— Я Айтахай дин Марун, глава Красного дома Фирзы. Старший брат Гудайрид, твоей бабки… — и чуть помедлил, давая Тодду оценить. — Король Троллхеймена.

Желтые звериные глаза смотрели прямо и насмешливо.

Тодд не стал больше кланяться. Не этого от него ждут.

— Это честь для меня, — просто сказал он.

Тролль кивнул, словно одобряя.

— Дело не в чести, — сказал он. — Но я давно хотел посмотреть на тебя вблизи. В конце концов, ты мой двоюродный внук. Знаешь, для чего ты здесь?

— Меня должны судить за то, что допустил беспорядки на этой земле. Элмер мертв, его сын младенец, так что отвечать мне.