Отложенный эффект - Салма Кальк
- Госпожа, вы что-то говорили о капле крови, - встрял Саваж.
- Верно, - сверкнула глазами доктор Тортю. – Это потребуется в процессе. Я скажу. А пока прошу сидеть и не говорить лишнего. Приступаем.
И дальше старушка-черепашка лихо командовала ничуть не хуже отца – что кому делать. Куда встать и что приготовить целительницам, как лежать Марион, чтобы у черепашки был доступ ко всем её стратегически важным частям.
А потом она водила руками и делала хитрые жесты, и из горшочка вылетали зелёные капли, они опускались на кожу Марион точно в тех местах, которых перед тем доктор Тортю касалась кончиком пальца, и мгновенно впитывались. Запястья, локти, несколько точек на шее, виски, потом колени, щиколотки, стопы изнутри, ладони, кончики пальцев. Марион лежала, закрыв глаза, и глубоко дышала.
- Господин некромант, - доктор Тортю только глянула на Саважа, а он уже подскочил со своего стула. – Левую руку, будьте добры.
Он протянул руку, она достала из какого-то специального серебряного футляра тонкую и длинную иглу, и кольнула куда-то в запястье. Выступила капля крови, она взмыла в воздух, подобно каплям зелья, и упала в горшочек. Оставшаяся там жидкость словно вскипела, поднялась шапкой над горлышком, будто вздохнула, а потом опустилась и опала внутрь. Доктор коснулась кончиком пальца места прокола, собрала на тот кончик ещё одну выступившую каплю, и затянула прокол. Затем коснулась этим пальцем ямки меж ключицами Марион, и там словно засияла эта красная капелька, и точно на неё попала такая же зелёная из горшочка, и словно впитались обе.
Доктор Тортю перевела дух – вот прямо ощутимо выдохнула, и обе целительницы тоже выдохнули. Саваж так и не понял, что именно они делали, но как будто – тоже как-то участвовали приложением силы.
- Теперь пить.
В руках почтенной дамы появилась маленькая серебряная ложечка, она зачерпнула ею того зелёного из горшочка и поднесла к губам Марион. Та послушно выпила, немного скривилась – будто лекарство оказалось противным на вкус. Дальше выжидали четверть часа – тихо, молча, поглядывая на громко тикающие часы, которые доктор Тортю достала из сумочки и установила перед собой. Саваж оглядел часы с интересом – такие делал мастер Мозер и его ученики, в течение каких-то двадцати лет, с тысяча девятьсот шестьдесят пятого по восемьдесят пятый, и всё. Мастер умер, ни один из учеников не смог повторить его схему применения магической силы к механизму, дающую необыкновенную точность, и не прославился так, как наставник. Саваж искал себе такие, но пока не преуспел. И вот один из примерно двухсот экземпляров мозеровских карманных часов лежал перед ним на столе и отсчитывал секунды.
Так прошли те самые три часа. Последнюю ложечку Марион проглотила с видимым усилием – но проглотила.
- Всё. Теперь только ждать, - сказала доктор Тортю. – Можно запить водой, но не слишком много – не более чем полстакана. Приду завтра утром, посмотрим, как оно будет. Спите, госпожа Блуа. Во сне легче всё это перенести. Если будете просыпаться – можно пить воду, но понемногу. По маленькому глотку.
Саваж помог Марион приподнять голову, Клодетт поднесла стакан с водой. Потом они с Жаклин задёрнули шторы и вышли.
Он засветил пару серебристых шариков.
- Можно посидеть с тобой? – спросил тихо. – Ты спи, а я просто посижу. И помолчу, - он поправил ей простыню и взял за руку, лежащую поверх.
И помолиться, что ли. Только б ей стало лучше.
39. Надежда
Марион проспала долго – наверное, сутки. Она просыпалась, видела читающего возле неё Саважа, и засыпала снова. День сменился ночью, за шторами было темно, а здесь его мягкий серебристый свет казался очень уютным. Можно было вздохнуть, перевернуться на другой бок и снова спать. Или попросить воды, сделать глоток, и потом тоже снова спать.
Лекарство от наставницы Жаклин оказалось отменно мерзким на вкус. Проглотить удавалось с трудом, и потом оно как будто не хотело оставаться внутри, видимо поэтому госпожа Черепаха и сказала – лежать, не шевелиться. И пить можно, но совсем понемногу. Ладно, и не такое терпели, пусть только подействует.
В какой-то момент при пробуждении она поняла, что за спиной – что-то большое и тёплое. Большим и тёплым, ясное дело, оказался тот самый Саваж, который примостился с краешку, как птичка на жёрдочке. Или как кот, который умеет занимать столько пространства, сколько есть, и принимать любую форму. Она пошевелилась, освобождая ему ещё немного места, он туда тут же перетёк, не просыпаясь, и так же не просыпаясь, обхватил её и прижал к себе – впрочем, аккуратно. Можно было закрыть глаза и спать дальше.
А потом она проснулась от включенного света и невнятного, но громкого восклицания медсестры Олив. Открыла глаза, встретилась взглядом с не до конца проснувшимся Саважем – и рассмеялась.
- Олив, дайте нам пару минут, пожалуйста, - попросила Марион медсестру.
Та очевидно смутилась и вышла.
- С добрым утром, Марион, - Саваж дотянулся, потёрся кончиком носа об её нос, коснулся губами её губ. – Как ты себя чувствуешь?
Как она себя чувствует? Она себя – чувствует. Слабая, но – прямо захотелось потянуть руки, и ноги, и вообще потянуться. В последние дни сил на такое не было совсем.
Марион достала до его носа и почесала пальцем. Как коту. Он зажмурился – тоже как кот, и только что не замурлыкал. Подскочил, оглядел свои мятые брюки и рубашку, прикрыл их валявшимся на стуле пиджаком, обулся и открыл дверь.
- Заходите, госпожа Олив. А я домой – ненадолго.
Олив измеряла давление и прочее, и кажется – была довольна показателями.
- Что там видно, Олив?
- Я сейчас позову госпожу Клодетт, пусть она тоже посмотрит. Мало ли, что мне примерещится.
И что же ей примерещилось? Марион осторожно села на постели, потом встала – держась за спинку кровати. Получается. Голова не кружится, хоть и слабость, сильная слабость. Но если она не ела нормально сколько времени уже, то немудрено, что слабость.
Она сходила умыться, а когда вернулась – её дожидалась Клодетт.
- Как ты себя чувствуешь? – спросила целительница.
- А что видно? – осторожно спросила Марион.
По ощущениям
