Комплекс андрогина (СИ) - Бунькова Екатерина

Я осмотрел свои руки. Самые обычные руки музыканта: в меру сильные, с ровными, тренированными пальцами, которым очень не хватало инструмента. Впрочем, пробежаться по коже Алесты они бы тоже не отказались. Стоило мне об этом подумать, как вспомнился и ее запах, и мягкая податливость ее тела, но вместо того, чтобы ощутить возбуждение, я вдруг почувствовал тревогу.

Что я делаю? Почему настолько спокоен и ни о чем не думаю? Это так на меня не похоже. «Либерти» — совершенно не то место, где можно быть таким беспечным. Долго мне еще удастся прятать здесь Алесту? У нее нет наших документов, ее лицо незнакомо окружающим. Конечно, когда я рядом, люди не обращают на нее внимания. Но однажды наступит момент, когда мы наткнемся на генетика, и он заинтересуется: откуда взялась эта новая серия? И тогда они отберут ее у меня. Им не понадобятся даже оправдания, чтобы поступить со «шпионом» так, как им вздумается. Конечно, в этом будет польза, и некоторое время спустя «Либерти» пополнится и женскими моделями, а это, в свою очередь, позволит базе вступить в союз Ковчегов. Но что будет с моей Алестой?

Из ванной я вышел с твердым намерением заняться уже, наконец, разрешением на вылет. Я ведь даже не попробовал его получить. Может, мне удастся соблазнить служащего? Или подкупить, кто знает? Впрочем, со взятками лучше не связываться — слишком рискованно. Если меня на этом поймают, Алесте придется действовать самостоятельно, и вряд ли это хорошо закончится.

— Ты чего такой мрачный? — спросила она, подавая мне чай.

— Не мрачный, а настроенный на деловой лад, — поправил я ее, беря кружку.

— Это хорошо, — кивнула Алеста и чмокнула меня в висок. Такая теплая и родная.

Я посмотрел на нее внимательнее, чем обычно. Алеста тоже стала другой. Просто она менялась у меня на глазах, и я этого не замечал. За то время, что она живет здесь, мы словно бы срослись. Оторвать нас теперь друг от друга можно было, только причинив боль. Я почти физически чувствовал цепкие нити, связавшие нас. В моем воображении они были похожи на нейроны. Мы сами протянули их друг к другу, и уже научились жить так, чтобы не рвать их. Какое странное ощущение.

— Покажи мне договор, — попросил я.

— О кураторстве? — переспросила Алеста, уже потянувшись к сумке. Зачем спрашиваешь, если ты меня и без слов понимаешь?

— Угу, — все-таки ответил я.

Алеста вынула из сумки аккуратно упакованный в пластик лист бумаги. Я таких никогда не видел. Это была очень дорогая вещь, начиная с материала и заканчивая сложнейшей вязью голографической защиты и водяных знаков. Только в тех местах, где нужно было своей рукой вписать данные и над фотобумагой были оставлены отгибающиеся полоски пластика, липкая сторона которого была прикрыта защитной полоской: оторви ее, приложи пластик к бумаге, и никто уже не сможет вытравить чернила или изменить фотографию. Разнообразной защиты здесь было даже с излишком, как на паспорте Алесты. Наверняка там еще всякие чипы насованы. Видимо, неслабая контора преследует ее, раз так запросто разбрасывается подобными бумажками. Хорошо, что Алеста от них сбежала. Ее отца, конечно, жаль, но она не должна нести ответственность за его грехи.

— Форма, похоже, стандартная, — сказала Алеста, указывая мне на пустые окошечки. — Если б документ выпускала компания того гада, у которого мой папаша денег занял, они бы заранее вбили свои данные. Но тут пусто. Так что мы запросто можем вписать свои имена. А фотки нам в пункте вирусной защиты сделают.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— У тебя ручка есть? — спросил я, разглядывая документ.

— Есть, но… ты уверен? — спросила Алеста, не спеша доставать пишущие принадлежности.

— Разве у нас есть выбор? — ответил я, посмотрев на нее в упор. Алеста молча полезла в сумку.

Мы начали с данных куратора. У нас был только один экземпляр договора, его нельзя было портить, так что мы по нескольку раз перепроверили каждую цифру из паспорта Алесты.

— Гредер? — спросил я, увидев, как она заполняет поле. — Что это?

— Моя фамилия, — пояснила Алеста.

— А, ну да, — покивал я, не сразу сообразив, что на Ковчегах кроме имен в ходу еще и фамилии, как в старых земных фильмах. В груди снова колыхнулось чувство нереальности происходящего. Я оглядел Алесту, пытаясь уложить в своей голове факт наличия у нее фамилии. Шесть букв словно добавляли ей важности, возводили в совершенно другой статус. А ведь действительно: Алеста — гражданин первого порядка. Ей открыты все дороги. Она может спокойно перелетать с Ковчега на Ковчег. Она может даже на Землю вернуться — никто не вправе ее остановить, хоть это и чистой воды самоубийство. Пожелай она прилететь к нам на «Либерти» как гостья, ее бы приняли с распростертыми объятиями. Это, кстати, интересный вариант: если вдруг Алеста покинет базу, она сумеет вернуться сюда, подав запрос. Руководство базы сможет использовать ее прилет как прецедент, растрезвонить об этом в СМИ, и, возможно, им удастся заманить-таки сюда группу смелых медиков с одного из бедствующих Ковчегов. Алесту будут оберегать, заботиться о ней…

Я помотал головой. А зачем мне это? Совсем недавно Алеста спрашивала меня, чего я хочу, и я выбрал счастье для себя. К чему теперь этот лживый альтруизм? Я никому не собираюсь отдавать свою Алесту. Если она улетает отсюда, то и я с ней. А когда мы улетим, нам будет уже не до «Либерти». Пусть сами разбираются. Я не держу зла на свою «родину», но и любви особой к ней не чувствую. Как говорил Рихард, мы — потерянные дети, и Родины у нас нет.

— Твоя очередь, — сказала Алеста, поставив подпись и аккуратно приложив липкую пленку к своему окошечку.

Я пододвинул к себе документ, взял ручку.

— Кстати, пока ты еще не начал писать, должна тебя просветить, что сейчас ты можешь поменять имя, — вдруг заявила Алеста.

Я посмотрел на нее озадаченно.

— Ну, ты же говорил, что тебе не нравится твое имя: что оно слишком женское, — смущенно пояснила она.

Я задумался.

— Может, Рихард? — предложил я. — Как тебе?

— Не знаю, — Алеста пожала плечами. — Мне в любом случае поначалу будет непривычно. Рихард. А фамилия?

— Мне еще и фамилия нужна будет? — изумился я.

— Разумеется, — улыбнулась Алеста. — А ты до бесконечности хотел представляться всем инкубаторной серией «тау-1»?

Вот тут я уже серьезно задумался. Как назло, в голову ничего не приходило.

— Слушай, Алеста, я даже не знаю, — я покусал губу. — А тебе какие имена нравятся?

— Отдельно — никакие, — озадачила меня она. — Имя должно подходить человеку, отражать его характер и внешность, в крайнем случае — род занятий. Говорят, от того, каким именем называют ребенка, зависит его судьба. Вот тебя назвали женским именем, ты узнал об этом, возмутился, и стал сопротивляться. А звали бы тебя, скажем, Сергей или Адольф, у тебя бы такой проблемы не возникло.

— Не могу представить, чтобы меня звали Адольф, — признался я.

— Я тоже, но суть не в этом, — сказала Алеста.

— Суть я уловил, — кивнул я. — Нужно, чтобы имя подходило моему характеру и внешности, и тогда люди к нему легко привыкнут. Но, честно говоря, мне ничего такого в голову не приходит.

Алеста задумалась. Посмотрела на меня так и этак.

— Оставим это пока. У нас еще есть время подумать над твоими именем и фамилией, — сказала она, наконец. — Подпись-то у тебя хотя бы есть?

— Конечно, — я поставил размашистую подпись в соответствующем окошечке. Посмотрел на документ. Чувство нереальности зашкаливало.

— Ладно, пойду я на занятия. Может, к вечеру мы придумаем что-нибудь более подходящее, — сказал я, отдавая Алесте бумагу, которую она аккуратно сложила обратно в папку и убрала в сумку. Я оделся и пошел к двери. Надел кеды и уже поднес вотч к замку, когда меня вдруг кольнула тревога.

— Алеста, — позвал я.

— Да? — сказала она, подходя и обнимая меня.

— У меня душа не на месте, — признался я.