Лина Люче - Крылья для землянки
— Ладно. Давайте, я посмотрю, — сказал он, и пре-сезар девушки решил выйти из смотровой, а землянка по имени Мария легла на стол. Снимать ей ничего не требовалось — горианский линос с открытой спинкой давал достаточно обзора, и Виер наклонился над ней, осторожно прощупывая позвоночник сверху донизу. В целом ее спина производила удивительно здоровое впечатление, что его даже расстроило: под предлогом искривления можно было бы развить серьезную дискуссию о необходимости пересадки.
Но ее позвоночник выглядел почти идеально, мышцы находились в нормальном тонусе, и придраться ни к чему он не смог. Виер убрал руки, преодолевая желание еще раз, просто так, дотронуться до чистой сливочной кожи, намного более светлой, чем у горианок.
— Садись, — сказал он и еще раз задержал взгляд на темных кудряшках: он не предполагал, что вьющиеся темные волосы на фоне светлой кожи могут выглядеть так сексуально. Возможно, если бы ему в невесты досталась эта землянка, вместо Лиски, все могло бы получиться гораздо лучше, внезапно подумал он. К тому же, Мария вела себя намного спокойнее и даже сейчас молча ждала, что он скажет — это вызывало симпатию.
— Твоя спина здорова, но я еще раз хотел бы объяснить, — даже более мягким тоном, чем с обычными пациентами, заговорил с ней Виер. — Это тяжелая многочасовая операция с тяжелым длинным восстановительным периодом, это занимает несколько недель, до двух месяцев. И даже если все получится идеально, крылья будут расти еще года три, а потом тебе много месяцев или даже лет придется учиться летать.
Мария кивнула, кротко глядя на него своими темными глазами. Виер снова вздохнул:
— И риски. Я должен рассказать тебе о рисках. Самый большой — это инфекция. Иммунитет у тебя не такой сильный, как у детей, а разрезы во время операции большие, и заживают долго, поскольку должны срастаться с инородной тканью. Крылья не стерильны — это живая ткань. Мы, конечно, берем анализы, но вероятность инфекции остается высокой. Кроме того, может начаться отторжение, и в самом плохом случае ты останешься без крыльев с поврежденными мышцами спины. Тогда до конца жизни возможны периодические боли при любых видах физической нагрузки, и останутся большие шрамы.
— Я читала, что это бывает редко, — робко заговорила землянка.
— У детей редко. У взрослых воспаление тканий — тридцать процентов всех случаев.
— Но ведь его можно вылечить.
— Если успеем. Если не начнется отторжение. Много «если» — риск высок, — решительно сказал он, несмотря на разочарование на ее лице. Он не имел никакого права успокаивать ее сейчас.
— А еще какие риски?
— Самый серьезный — подхватить несколько инфекций. Это, действительно, бывает очень редко. Но если вдруг это случиться, нам придется бороться за твою жизнь, — пояснил Виер, отводя глаза.
— Сколько таких случаев? — тихо спросила она.
— Мало. Тысячные процента. Такое случается раз в десять лет, не чаще.
— И пациента тогда хоронят? — спросила она еле слышно.
Виер посмотрел ей в глаза:
— Подумай еще раз. Тебе придется подписать документы, снимающие с клиники ответственность за подобные вещи.
Упрямая девчонка со сливочной кожей и огромными глазами вернулась на следующий же день, и Виеру пришлось готовить ее к операции. Он назначил ей курс специальных препаратов через капельницу, и сам не заметил, как стал просиживать рядом по пятнадцать-двадцать минут каждый день, разговаривая на горианском, мягко поправляя ошибки, расспрашивая о том, как идет ее адаптация на Горре и как она решилась на переезд на Земле.
Мария улыбалась ему доверчивой, детской улыбкой, рассказала, что чувствовала себя очень одиноко и без особых колебаний согласилась, когда ей предложили такую волшебную возможность.
— Правда, я сначала очень испугалась, — призналась она, опуская пушистые ресницы. — Все казались такими огромными и страшными… ну, знаешь, у вас на лицах почти нет эмоций…
— Знаю, — Виер послал телепатическую улыбку. — Но теперь ты ведь привыкла?
— Да, — закивала она и улыбнулась ему.
От ее улыбок у него дух захватывало. Он невольно сравнивал с Лиской, и удивлялся, как ему нравится в Марии все то, что в бывшей невесте раздражало, все эти земные штучки: улыбаться во весь рот, краснеть, и еще интригующий акцент — часами бы слушал, и даже в голову не пришло включать переводчик. Как бы трудно ни было понимание, сколько бы ошибок она не делала — он бы слушал и слушал.
Дней через пять ее анализ крови показал, что к операции она готова — оставалось лишь назначить время и оформить все бумаги. Пре-сезар Марии постоянно маячил поблизости, все больше выказывая нервозность, и Виеру иногда хотелось треснуть его чем-нибудь по голове: почему не отговорил ее?
Сам он пытался сделать это каждый день: так рисковать здоровьем ради крыльев ему казалось недопустимым, хотя земляне, конечно, были не первыми, кто решался на операцию во взрослом возрасте.
В день операции Виеру пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы не просидеть с ней всю капельницу, но он чувствовал необходимость сосредоточиться. Поэтому он зашел лишь под конец, чтобы подержать ее за холодную руку несколько секунд и сказать, что все будет хорошо. Ее переживания, наполненные страхом, здорово били по нервам: блоки Мария ставить еще не могла, и невольно выплескивала вовне все эмоции.
Когда она погрузилась в сон, он и еще два врача в операционной вздохнули с облегчением. А потом время словно остановилось, начиная с первого разреза скальпелем. И не шло, пока они все не закончили.
Когда Мария очнулась после операции посреди ночи, Виер первым оказался рядом. Ее пре-сезар, сам бескрылый, улетел домой на транспортере, чтобы переодеться, медсестер дежурило мало, и он вызвался посидеть рядом.
— Можно попить? — слабым голосом попросила она, с трудом открыв глаза, и он помог ей сделать несколько глотков воды через трубочку: она лежала на животе, и так ей предстояло лежать еще много дней.
— Как ты себя чувствуешь? — очень тихо спросил Виер, борясь с желанием погладить по голове.
— Нормально. У меня ничего не болит, — прошептала она и закрыла глаза.
— И не должно. Ты под обезболивающим, еще сутки, — объяснил он. — Операция прошла хорошо, ты в порядке.
— Спасибо, — улыбнулась она.
С тех пор он заходил к ней каждый день — дважды, трижды. Даже когда была не его смена, даже в выходные. Виер сам понимал, что это уже ни на что не похоже, и ее пре-сезар косился на него с недоумением, хотя пока ничего не говорил. Но главное, что Марии эти визиты очень нравились, и она каждый раз спрашивала, когда он придет снова. Они говорили обо всем на свете — о книгах, которые она переводила, о его операциях и пациентах, о земных и горианских обычаях и различиях между ними.
