Когда падает небо 1. - Алиса Чернышова
Бетта склонила голову набок.
— Бабушка… Ты уверена, что они захотят показать, что у них с собой? Всё же, это довольно… личное.
Эмилия мысленно поставила Бетте высший бал за верную оценку ситуации.
— Ты сегодня героиня, и пока что тебе стоит соответствовать образу. Начни с нашей семьи. Объясни, что проводишь ревизию перед дорогой, покажи те бытовые вещи, что мы имеем при себе, и попроси остальных присоединиться. Не думаю, что они не поймут, что мы не в одной лодке. Может, они избалованы, но едва ли совсем уж глупы.
Бетта коротко кивнула и тут же принялась исполнять распоряжение.
К приятному удивлению и искреннему облегчению Эмилии, все присутствующие отреагировали на инициативу Бетты, тут же подхваченную Уилмо и Лео, вполне положительно. К канализационной инвентаризации тут же подключилась чета Лайвров, мастеров древесной росписи. Эти почтенные господа по меркам их района имели весьма скромный достаток, но пользовались уважением из-за высочайшего уровня мастерства. Лайвры были выходцами из города Чу, одного из самых опасных вольных городов, потому у них имелся некоторый опыт в разного рода экстремальных неожиданностях. Опять же, Эмилии приходилось пару раз пить чай с госпожой Лайвр, и убить собеседницу в процессе ей не хотелось ни разу. Что уже показатель.
Постепенно, ведомые силой героического авторитета и коллективного инстинкта (возможно, ещё немного и здравого смысла), остальные члены их небольшой группы тоже показали свои пожитки. Конечно, Эмилия не обманывалась в том, что каждый из них что-то припрятал в плане денег и, возможно, артефактов. Но деньги им тут были и без надобности — как известно, золотом не согреться, не защититься, не вылечить ран и не накормить умирающего от голода ребёнка. Цена денег под мирным и военным небом разнится. А в случаях, когда больше не осталось ни лавок, ни банков, ни перекупов, монеты становятся просто лишним грузом, а драгоценные самоцветы обращаются обычными камушками.
Многим людям свойственно забывать, что деньги сами по себе не стоят практически ничего. Но горящее небо умеет им это напомнить.
Так что верно, Эмилии было наплевать, сколько богатств припрячут спутники.
С личными артефактами было сложнее, конечно.
С одной стороны, Эмилии было категорически всё равно, что они там при себе тащат, и обворовывать их она не собиралась… Разве что позаимствовала бы лекарские артефакты, окажись там таковые. С другой стороны, магия она и есть магия, она может стать проблемой, когда попадает в руки профанов, детей и идиотов. Есть множество артефактов, которые фонят на всю округу и легко отслеживаются другими артефактами; есть и такие, которые, будучи полезны в настроенной толковым магом домашней вязи плетений, оказываются настоящей проблемой, когда беспечный хозяин пытается управлять ими самостоятельно.
Но тут уж ничего не поделаешь, придётся идти на риск: начинать их совместное путешествие с обыска в любом случае нельзя.
А жаль.
Впрочем, на деле даже безо всяких обысков результаты инвентаризации Эмилию скорее порадовали, чем нет. Подлинное счастье, что драконоборцы не забрали ни одного артефакта сжатого пространства! Впрочем, скорее всего, они просто об этом не подумали: кажется, такие артефакты не имели аналогов во многих мирах, особенно техногенных.
Таким образом, из полезного у них на руках было несколько походных бутылей с водой, перекусы, которых их компании хватило бы на одну полноценную трапезу, кое-какие лекарства, защитные и сигнальные артефакты (благослови боги запасливость выходцев из вольных городов), зачарованные бинты и даже несколько дорожных непромокаемых одеял.
Не так уж плохо.
Мусора, конечно, хватало тоже: тут тебе и всякая косметическая ерунда, и лишённая ценности парадная одежда, и всякие бесполезные магические побрякушки. Но в общем и целом…
— Ну что, господа, поздравляю: у нас, кажется, всё не так уж плохо, — озвучил мысли Эмилии господин Лайвр. — Право, странно, что этим детям не пришло в голову обыскать наши пояса и внутренние карманы. А если бы мы прятали оружие?.. Будь мы в вольных городах, решил бы, что они попаданцы. Очень уж похожи!
Эмилия сделала мысленную пометку: очень внимательно следить за языком и действиями в присутствии четы Лайвр. Очень непростые люди.
Как, впрочем, ожидалось от ремесленников, сделавших в своей узкой сфере головокружительную карьеру и основавших собственный клан…
Мысли Эмилии прервал нервный смешок.
— Дети? — уточнил презрительно один из двух братьев Дишоно, Джером. — Это этих отморозков вы называете детьми, почтенный?
Вопрос прозвучал чрезвычайно грозно, но господина Лайвра не особенно впечатлил.
— А как их ещё назвать прикажете? Неужели сами не обратили внимание на возраст и характерную неопытность? Дети они и есть дети, хорошо если первое магическое совершеннолетие справили.
— Твари они полоумные, а не дети! — возмутилась пани Марша.
— Так одно другому не мешает, почтенная.
Эмилия мысленно согласилась с этим утверждением. По всем пунктам.
— Вы что такое говорите-то! — возмутилась Шуя, та самая “окружённная любовью” супруга. — То, может, у вас дети жестокие и полоумные твари, но у нормальных людей, которые своих отпрысков воспитывают, всё иначе!
— Ох, правда? — усмехнулся господин Лайвр, и в его усмешке Эмилии почудилось очень много всего, тёмного и горького. — Может, так оно и есть, почтенная. Но тут вот как получается: через стадию детской и юношеской жестокости проходят все, и через максималистическое желание изменить мир — тоже. У кого-то это проходит легче, у кого-то слабее, но никакое воспитание полностью от этого не застрахует.
— Вас послушать, так старики не жестоки, — фыркнул Джером Дишоно. — Скажете тоже! На самом деле вопрос не в возрасте, а в том, бессердечная мразь ты или нет.
— В определённых обстоятельствах все мы — бессердечные мрази, — отмахнулся купец Ладий, и, несмотря на недавнее разногласие, Эмилия снова мысленно ему поаплодировала.
— И люди и нелюди любого возраста творят зачастую ужасные вещи, — кивнул господин Лайвр. — Но жестокость хоть полвека пожившего человека чаще проистекает от выгоды, отчаяния, страсти, глупости или гнева. Тоже не абы что, конечно, но… Жестокость юности слепее, яростнее, в ней больше веры в собственную правоту и исключительность, в ней меньше страха смерти, в ней желание поколебать устои… Категоричные, слепо верящие в лучший мир и готовые за свою веру в высшее добро до последней капли крови с этим миром сражаться… Зачастую именно люди, которые юны душой, становятся в определённых обстоятельствах самыми безжалостными и опасными.
Марша даже фыркнула.
— Вы что, совсем? Кто в здравом уме может верить, что всё, что произошло сегодня в Железной Долине, было для высшего добра?!
Эмилия мысленно печально вздохнула.
Она ни секунды не сомневалась: верят. И малолетних
