Меня зовут Алика, и я – Темная Ведьма (СИ) - Александра Дроздова
Не удосужившись смыть с себя пыль дорог, Харн завалился рядом с ними, сгреб в охапку Алику – свое сокровище – к себе, а вздохнув ее запах и уткнувшись куда-то в макушку, провалился в темноту сна с улыбкой на губах, отметив про себя непривычную длину ее волос, щекотавших нос…
…Алика…
…Я проснулась отлично выспавшейся, в наипрекраснейшем настроении от тепла, которое меня окружало, и от мирного дыхания за спиной. Такие мелочи, незаметные и повседневные для многих, несли для меня особую ценность и важность. В них я видела истинное счастье и наслаждение.
– Доброе утро, – хриплым голосом от сна проговорил Харн.
– Ты вернулся, – завороженно произнесла я и повернулась к нему лицом, чтобы видеть его сияющие Пресветлым огнем глаза, по которым все это время тосковала. Жаль, что это лицо было все так же скрыто злосчастной золотой полумаской ордена.
– Доброе утро, – закричала Соня, засмеялась и выбежала из нашей палатки, распугивая остатки сонливости. Чем был доволен этот несносный ребенок?!
– Что с твоими волосами? – сразу спросил Харн, теребя неровно обрезанные короткие пряди.
– Мне надо кое-что тебе рассказать…– тихо ответила я, и тут же внутренности свело холодной и липкой трусостью.
– Мне безумно не хочется вставать из твоей постели и очень интересно выслушать все приключения с твоими волосами, но, прости, долг зовет, – заявил Харн, быстро чмокнув меня в приоткрытые губы.
Он поднялся сам, а затем поднял и растерянную меня, добавив:
– Долг зовет и тебя.
Харн вытащил меня на белый свет, как древний человек, на своем плече. Правда, в отличие от него не «в» пещеру, а «из», отодвинув на время мою незавидную участь признания.
Харн приветственно махнул всем проснувшимся и восседающих около потрескивающего костра и задал предсказуемый вопрос:
– А Мелина где? Все еще спит?
Вот и закончилась приятная история между мной и поразительным светлым служителем. Увидеть ненависть или презрение в его огненных глазах будет больно. Моментально над лагерем зависло многотонное молчание. Недоумевая о причинах подобной реакции, Харн опустил меня на землю.
Лияр хотел взять слово, но я его опередила. Я хотела рассказать все сама и, воспользовавшись отсутствием Сони, я приступила.
– Мелины больше нет. И причина тому – я, – произнесла, и мои волосы, вторя моему внутреннему напряжению, принялись плавно покачиваться.
На короткой длине это явно выглядело не так впечатляющее, будто я находилась под водой или меня только что шарахнула молния. Несмотря на то, что волосы стали короче, они все равно перетягивали отголоски дара на себя, от того и волновались, как травинки в поле по ветру, и сейчас.
Харн непонимающе посмотрел на меня и уточнил:
– Что значит больше нет?
Не разрешая мне вести дальнейший разговор, в диалог вклинился командир со своим словом:
– За ослушание Мелина была казнена.
– Что? – переспросил Харн. Он растерянно вглядывался по очереди в наши лица.
– Это она с тобой сделала? – продолжил спрашивать он меня, указывая на мою новую прическу.
Прервав всякие выяснения, из лесочка выбежала Соня и громко позвала меня к ней на помощь. Я лишь кивнула служителям и чуть ли не бегом побежала в сторону обнаруженной нами ранее крошечной струйки ручейка. Я была рада предоставленной возможности уйти и оставить все объяснения и разъяснения Лияру. А ведь по началу мне хотелось самой все честно рассказать, а теперь сбежала и рада.
…Харн…
…Самый быстрый среди служителей ордена в полном непонимании уставился на своего командира, обратив внимание, как быстро удалилась Алика. Но сейчас ему хотелось четкости.
Лияр пожал равнодушно плечами, а потом соизволил прохладно ответить:
– Мелина решила убить проклятое черное отродье в тени Вечного Леса ударом своего клинка прямо в сердце спящей Алики. Да только не ожидала, что она каждый вечер ставила защиту на себя и дочь. Когда попытка убийства не увенчалась успехом, отсекла ей волосы, думая, что именно там квинтэссенция темного дара.
От удушливой новости и запоздалой жути у него закружилась голова. На смену испугу пришла волна ярости и окружающий мир заволокло мутной пеленой.
«Как она посмела?» – подумал Харн.
– А тебе известно, – продолжал тем временем Лияр, – служитель самому Пресветлому приказал доставить целой и невредимой Алику и ее дочь в орден. Грубое нарушение приказа и противодействие – смерть целого отряда. И я единолично провел уничтожение предателя.
– Блондиночка даже не подумала, как нам пришлось бы отвечать перед служителем самому Пресветлому, – прогудел Гиур, – Он сжег бы всех нас в Пресветлом огне.
Харн сомневался в таких категоричных методах наказания для всей боевой четверки. Мелина за ослушание была бы мертва, в этом Харн был уверен, сейчас или позже, не имело значения. Предательство и есть предательство, за него наград не выдавали.
Тем более, когда ржавое звено обнаруживалось в маленькой группе, где каждая единица на вес золото и ближе, чем доспехи ордена. Как бы они смогли работать в одной четверке после случившегося дальше? Как она себе это представляла? Командир поступил правильно, Харн лишь надеялся, что Лияр одарил ее легкой смертью.
Какая же Алика молодец, что не доверяла (как выяснилось – обоснованно) даже после заверений о безопасности – все равно продолжала защищать себя вместе с Соней. Снова представив, что его Алика могла сейчас не дышать, у него ослабевали колени, а сердце истошно колотилось.
– Предательством Мелины я не удивлен, – с каким-то грустным смешком заметил Харн, успокоившись. – Она в последнее время себя вела, как последняя стерва.
– Согласен, – скупо подтвердил Гиур.
– Ее снедала ревность, зависть и месть. А мне из-за ее лишних эмоций пришлось снести ей голову прямо в Вечном Лесу, – задумчиво проговорил беловолосый командир с бесстрастным лицом.
– Правда? И вам позволили совершить кощунственное убийство на территории жителей леса, а вы все еще живы... – заметил Харн.
– Позволили. После суда специально вернули ко мне, чтобы стал палачом, – ответил Лияр, не став рассказывать, что это было наказание для него самого за невнимательность и излишнюю самонадеянность.
–Суд? В чаще? Подожди, а как Мелина туда попала?
– А это нам поведает тот, кто видел все своими