Крылатая удача Мэррила - Марианна Красовская
Теперь хихикает и Агата. Джонатан целует ее в лоб и думает, стоит ли рассказывать о том кратком миге, что он был птицей.
Он, в общем-то, уже и не надеялся. Все полеты с башни вниз заканчивались одинаково. В воде. Ни разу у него не вышло, как советовала Агата, отключить голову и поймать ветер. Зато можно смело признать: Джонатан — рекордсмен по экстремальным прыжкам в море.
Он не боялся. Он точно знал, что с ним ничего не случится. Он был прекрасным пловцом, глубина там достаточная, берег близко. Может, потому и не получалось? Но прыгать туда, где можно сломать шею, Джонатан не собирался. Он же не самоубийца. Очень глупо знать, что у тебя впереди длинная и полная приключений жизнь, но пытаться всеми силами приблизить ее конец… Ну уж нет!
К тому же у него теперь была Агата и замок Шанаторов. И девушка, и замок нуждались в любви и заботе. Лучше уж быть бескрылым, чем мертвым, это Мэррил знал твердо.
Агата его любила. Когда-то она сказала, что выйдет за него замуж лишь тогда, когда Джонатан научится летать, но он ведь знал — это лишь бравада. Если любишь — то не за что-то, а вопреки чему-то.
Еще раз поцеловав Агату, Мэррил вернулся в комнату. Потрогал самодельную стремянку из кривых досок, залез на нее, вспомнил свои ощущения: страх за любимую, желание побыстрее до нее добраться и… Засмеялся, все поняв. Бросил кисти и краски, быстрым шагом отправился к башне.
Леса с нее уже сняли. Сама башня была пуста, внутри — голые стены, печи и красивая винтовая лестница. Три этажа, выход на крышу. И внутри, и снаружи камни укрепили раствором, обновили деревянные балки, полностью заменили сгнившие за века деревянные ступени. Осталось лишь застеклить окна — бойницы теперь не нужны, да сделать теплые полы. Джонатан любил комфорт. Снаружи башня останется такой же, как и задумывалась — квадратной, с серыми стенами. А внутри все будет удобно и современно.
Поднявшись на крышу, мужчина даже не взглянул вниз. Зачем? Ему не нужна вода. Он хочет в небо. Вдохнул полной грудью, раскинул руки и шагнул. У него теперь были крылья — внутри. Он сотни раз летал с парапланом, прыгал с парашютом. Он был близко знаком с ветром, братался с небом, целовал облака.
Джонатан больше не ждал какого-то момента, он шагал не вниз, а вверх.
И в воздухе расправил крылья: широкие, серые, крепкие. Над водой парил не человек — большая сова. Словно это не первый его полет (а разве он был первым?), Джонатан не потерял способности мыслить разумно. Оборот в его возрасте обычно болезненный и трудный. Не стоит долго летать, нужно возвращаться на берег. Откат, конечно, все равно будет, но не слишком сильный — если не увлекаться.
И сделав последний круг над башней, сова устремилась к берегу и аккуратно опустилась на траву.
Глава 28
Женский заговор
Эрик Белокрылый вышел из портала с таким видом, словно сама мысль о том, чтобы появиться в замке Шанаторов была ему отвратительна. На этот раз он привез с собой жену — весьма миловидную темноволосую женщину.
— Меня заставили, — заявил император встречавшему гостей Джонатану. — Элизабет очень хотела взглянуть на гнездо порока и мятежа.
— Я хотела взглянуть на девочку, которая едва не умерла, спасая незнакомых детей, — покачала головой императрица. — И на того чудака, что оставив славную стаю, готов ради любимой перейти в отверженный род. Это достойно уважения.
— Ради всех ветров, это же Мэррил, — поморщился Белокрылый. — Не стоит его идеализировать. У него все просчитано на триста лет вперед. Он никогда не делает того, что ему не выгодно.
— Мне нравится идеализировать людей, — пожала плечами Элизабет. — Будь я другой, как смогла бы жить с тобой столько лет? Здравствуйте, Джонатан. Я рада знакомству.
— Для меня честь видеть вас в гнезде Шанаторов, — поклонился Джонатан.
Это было правдой. Белокрылая практически не покидала своего замка. Она была особой, не любящей публичность, появляясь разве что в школах и прочих учебных заведениях. Эрика видели подданные гораздо, гораздо чаще.
Подобное внимание было действительно ультиматумом. Теперь о Шанаторах заговорят все.
Агата застенчиво улыбнулась императрице. Она еще не осознала толком, кто перед ней, не успела испугаться. Позже она будет метаться по спальне, ругаться и даже плакать, но пока вела себя достойно главы рода.
— Покажите моим поварам, где у вас кухня, — распорядился Белокрылый, пристально глядя на Элен. — Они прибыли со своей посудой и продуктами, — он оглядел тесную комнатку с обшарпанными стенами, страдальчески вздохнул и процедил сквозь зубы. — Наверное, нужно было прихватить и мебель. И походную печь.
— Не извольте беспокоиться, — с торжеством в голосе заявила Элен. — Кухня у нас в полном порядке. Кстати, в Холодном замке великолепные купальни. Не желаете ли посетить, ваше Высочайшее величество?
Белокрылый снова скривился, но Элизабет отодвинула его в сторону, подхватила изумленную Элен под руку и защебетала:
— Я с удовольствием взглянула бы и на кухню, и на купальни. Мне когда-то рассказывали, что здесь есть бассейны с минеральной водой, это правда?
— Да, Высочайшая… — Элен, ни разу не встречавшаяся с императрицей и понятия не имевшая, как с ней обращаться, жалобно взглянула на сына, но тот уже о чем-то беседовал с Эриком.
— Называйте меня просто Элизабет, — тут же догадалась о сомнениях Мэррил женщина. — Мы с вами обязательно подружимся. Я слышала о том порядке, который вы навели в замке. Поистине, вы прекрасны.
— Откуда? — только и прохрипела Элен.
— Птичка на хвосте донесла, — усмехнулась императрица. — У меня свои источники.
«Степфолд, — догадалась вдруг Элен. — Больше-то некому. Вот почему он остался — осматривался. Что ж, это неплохо. Королевам нужна свита. И друзья тоже. Кто я такая, чтобы с ней спорить?»
— Я вам все покажу, Элизабет. Кстати, если вы желаете, можно прогуляться к морю и даже искупаться. Оно сейчас на диво спокойно.
— А вы — коварная соблазнительница, — вздохнула Элизабет. — Пожалуй, не сегодня, но обязательно. Я лет сто не купалась.
— Что-то мне подсказывает, что это вовсе не гипербола, — усмехнулась Мэррил. — Тогда начнем с купален. Прошу за мной.
Императрица неожиданно оказалась очень простой в общении. Она живо интересовалась и замком, и самочувствием