Капитан прыгуна К2.0 - Евгения Чепенко
— Вот! — закричала Иска, приближаясь к нам с большой розовой коробкой, которую с переднего сиденья достала. Несла она ее очень осторожно и даже как-то благоговейно.
Глеб так же аккуратно забрал коробку у дочери из рук, а после велел ей снять крышку – получилась целая церемония. Озадаченная таким отношением, я заглянула внутрь своего второго подарка и растерялась. Это было нечто пышное, переливающееся и молочно-кремовое.
— Мамуля, надо достать, — подсказала Иска.
Я подняла руку, ощущая, как она подрагивает под влиянием абсолютно незнакомых эмоций, подцепила указательным пальцем крючок вешалки и вынула платье. Глеб сделал шаг назад, чтобы освободить пространство для этой объемной вещи.
На гибком каркасе, повторяющем частично изгибы женского тела, отливал нежным перламутром узкий, облегающий топ без бретелей, а ниже, от бедер вниз уходила того же цвета юбка с пышным кружевным подъюбником. Сказать, что я удивилась столь открытому крою церемониального одеяния, - ничего не сказать! Эолуум, что у этого мужчины в голове? Нет, платье на все сто процентов соответствовало представлениям Иммэдара о моем теле и о сексе со мной, и он будет снедать меня взглядом, утопая в своих любимых фантазиях, но речь ведь идет о венчании в церкви, о некоем сохранившемся религиозном действе.
— Нравится? — Глеб выглянул на меня из-за вешалки. Лазурь сияла таким всепоглощающим доверием, что у меня по венам слабость разлилась и всепоглощающая любовь.
— Очень! — выдохнула я с нескрываемым восторгом.
Это правда! Мне все безумно нравится! И это потрясающее кольцо, в котором ты умудрился собрать каждый мой цвет, и это невероятное одеяние, в котором я буду твоей соблазнительницей! Мой нежный, восхитительный мужчина, мой любимый ийнэ, тот, к чьему имени я взываю каждую ночь своей зрелой жизни.
На лице Иммэдара расцвела счастливая улыбка. Да, а теперь этот мужчина ужасно гордится собой. Кто бы сомневался!
Я бережно, стараясь не испортить столь ценный подарок, сложила платье обратно в коробку. Эйлла накрыла его крышкой и унесла обратно в пикап.
— На самом деле нравится? — уточнил Глеб тихо, вновь ступив ко мне ближе и взяв за руки.
Я улыбнулась.
— Да. Меня в нем в церковь пустят?
Иммэдар засмеялся.
— Пустят, но не в церковь, а на берег озера.
Куда?
— Ну-у-у, — протянул чистокровный, сверкнув хитрым взглядом, — мы с террористкой решили, что церемония на закате, на берегу озера – это лучше, чем душное помещение.
Я чуть помедлила, вглядываясь в этот прищур и, наконец, поняла, что он означает.
— Надеюсь, террористка не знает, чем мы занимались на том берегу?
— Не-а, — рассмеялся Глеб.
Угадала.
— Венчание над обрывом, праздник внизу, на пляже, — закончил он. — Дед Миха с Тимом – активные организаторы.
Я развеселилась, представив это сочетание осторожных, нудных расчетов юности и безбашенной, лишенной всяких предрассудков старости. Вот, значит, почему этот медик не околачивается вокруг Иски и не проверяет ее каждые полчаса, - ему наконец-то занятие нашли!
Странный у него статус в нашей семье, если честно, получился. Раньше удачно его относили к любимому, близкому, заботливому дяде, как Сура, но если Сур был человеком, то Тим был нейроморфом, как и сама Эйлла. И со временем этот нейроморф, несмотря на все сдерживание с нашей с Глебом стороны, так увлекся ролью опекуна и наставника, что фактически сместил себя с позиции дяди. А вот куда сместил – большой вопрос, на который я ответ пока не нашла. К тому же у малышки активная фаза полового созревания началась, и она наотрез отказалась ходить на сканирование к Тиму. Я согласовала с космофлотом участие своего врача. Она уже тала в возрасте, но великолепный профессионал, и с интересом выступила действующим консультантом в столь щекотливом вопросе. В итоге у ребенка есть мама, папа, дядя Мансур, тетя Арга, которая попросила называть себя для краткости просто Аргой, и был Тимур или Тим, иногда Тимурчик, когда у Эйллы возникало желание вывести нейроморфа из себя. А такое желание со временем стало возникать у нее часто.
— Па-ап! — раздался встревоженный оклик Эйллы, заставив нас обоих оторваться от созерцания друг друга. — Мам!
Как по команде, синхронно мы сорвались с места. Дочь стояла у открытой двери пикапа и, хмурясь, изучала экран смартфона. При этом выглядела она скорее испуганной, нежели сосредоточенной.
— Вот! — Не дожидаясь вопросов, она показала нам экран с коротким диалогом.
«Иска, тебя Тим не трогает?» — писал Дед Миха.
«Нет. А почему спрашиваешь?»
«Да, на всякий случай. Ну, как там у вас? Успешно прошло?»
Отвечать она не стала, а причину озвучила тут же:
— Я не могу до Тима дозвониться! Он не отвечает! И сообщения мои не получает! Папочка, он пропал!! С ним что-то случилось! — ребенок это все протараторила практически на одном выдохе. И стоять на месте не могла, с ноги на ногу переминалась, меня за руку взяла.
— Мама!!
Я взглянула на профиль Иммэдара. С виду, ничего критичного, но навигатору прыгуна виднее, его мозг рожден анализировать такие объемы информации, с которыми обычный разум не справится. Глеб хмурился, изучая переписку. Потом экран на браслете развернул и набрал номер Тима, послушал равнодушный отчет системы о недоступности абонента.
— Садитесь в машину. Иска, ты с платьем назад.
Она даже спорить не стала. Отпустила меня, схватила коробку и, едва не споткнувшись о выступ скалы, запрыгнула на заднее сиденье. Я забрала у Глеба смартфон дочери, приобретенный два года назад специально для местной связи, и села вперед.
— Проверить маячок? — уточнила я, когда Глеб оказался на водительском кресле.
— Да. Если не сработает, то пробей…
— Я проверяла! Выключен! — Иска высунулась между сиденьями.
— …последнее местоположение абонента, — продолжил спокойно Иммэдар, завел пикап и, срывая колесами дерн со скалы, резко тронулся с места. — И набери мне со смартфона Миху.
Я развернула экран браслета и бросила смартфон дочери в руки. Она ловко поймала свою устаревшую земную собственность.
— Ребенок. — Я знала, что простого обращения будет достаточно, чтобы Эйлла меня поняла, и не ошиблась. Голос Михаила Олеговича послышался из динамика спустя всего несколько секунд. Я же занялась координатами объекта.
— Дед, это
