Каторжанка - Даниэль Брэйн
Беленое золото сдерживает меня?.. Я бросила трость, полезла за пазуху. Толстый каторжник замер, принимая неизбежную участь, мой муж продолжал бежать. Токен ускользал, я бесилась, но смогла подцепить его, сжала в кулаке. Не было ни удара в грудь, ни жара, одно отчаяние: я ведь могу, только не знаю, как это сделать.
Даже молнии не было. Ратаксы закувыркались, разлетаясь в разные стороны, каторжник тоже не устоял — сила вызванного мной ветра была такой, что его потащило, я повела рукой вверх, пока магия не пропала, навела ураган на темную тучу — слава Всевидящему, она не такая большая, между мной и тварями нет преград, и еще — я владею пока этой силой, и мне легче. Взмах вправо, влево, снова вправо — ратаксы теряли опору в небе, я нарушала им аэродинамику и пространственную ориентацию, они метались и издавали крики — скрипы, очень громкие скрипы, досталось и каторжнику, и моему мужу — порыв ветра настиг его, сбил с ног, я не справилась с магией, ветер пошел выше, до облаков, всю площадь усеяло дохлыми монстрами, оставшиеся пытались скрыться и не могли, я сшибала их, размахивая рукой… срывала с бараков крыши, вспыхнул на церкви Святой Огонь добрые метров на пять в высоту, на него как на стену налетели ратаксы…
Но это была уже агония. Слава Всевидящему — не моя.
Я сползла на пол, сжимая токен. Я устала, очень устала, но сейчас мне не было так погано, как при колдовстве с тростью.
Я понимала, что за мной явится обозленная стража. Это уже не испуг, не отчаяние, это сознательное колдовство. Зачем я это делала? Неизвестно. Ведь я же знала, чем мне это грозит.
Скорее всего, подумала я, уронив бессильно руки на голову, необученный клятый отчета не отдает, но по приказу, по собственной воле я не могу и ничтожной мелочи. Это послужит мне оправданием или стражу не убедить? Держать меня на острове — все равно что подогревать на костре связку гранат. Или что там может рвануть в любую минуту?
Я подняла голову, выглянула в окно. Мой ураган гуляет по площади или вернулся ветер? Похоже, да. Опасность миновала, стражники выбегали из форта и из бараков, Святой Огонь свернулся у входа в церковь, я тоже встала, кинула токен за пазуху, схватила трость — мне предстояло пройти мимо Огня — и вышла, пошатываясь, на улицу. Слабость была отголоском первого колдовства, с тростью с беленым золотом, с синей молнией. Второе, напротив, придало сил, но все вокруг казалось бесцветным и схематичным. Как комикс, и вместо звуков — реплики в выносках.
Дерьмо.
Дохлые ратаксы валялись повсюду. Некоторые еще были живы, и стражники остервенело лупили их палками. Ратаксы издавали предсмертный крик — мне их было бы жаль, если бы я не видела, на что они способны. Или люди, или они, но кто на этих островах лишний?
Стражник в паре шагов от меня накрыл первую жертву дерюгой, постоял, посмотрел на погибшего, потом на меня. В глазах его я не увидела страха, лишь удивление. Пускай… Может быть, он замолвит за меня слово, я ведь полезна.
Мой муж меня мало интересовал. Не сговариваясь, мы со стражником побежали к раненному каторжнику. Ратакс на моем пути расправил кожистые крылья, выпустил когти, раззявил зубастую пасть, и стражник добил его одним ударом. Второго он сбил с окровавленного тела, и я присела рядом.
Плохо. Плохо.
Твари рвали вены и лакомились кусками мяса. Даже скорая, даже хирурги уже ничем не могли помочь. Серая от соли земля пропиталась кровью, но каторжник был еще жив.
— Зачем ты… — прохрипел он. — Зачем ты здесь?
— Я не хотела, — сказала я, и это было, конечно, правдой. Разве я стремилась на острова? Сгнить здесь, превратиться в подобие живых мертвецов, жить ссыльной, бесправной, ничтожной, попасть на пир тварям — не достижение. — Я не хотела.
— …императору, — разобрала я и затрясла головой:
— Что?..
Подоспели стражники со стороны форта, хотели поднять раненого, я протестующе замахала рукой, потом рявкнула. Бесполезно. Меня не слушали, что говорить, какая-то ссыльная баба, и я набрала в грудь побольше воздуха:
— Не-е-ет!
От меня отшатнулись. Неудивительно, если все знают, что значит клятая. И трость, у меня все видели теперь эту трость. Я опять тряхнула головой — мир походил на порванную картинку: деталь, обрывок, еще деталь…
— Ты доносила на всех императору. Я знаю. — Говорил он громко, но из последних сил, и из горла его шла кровь, не успевшая вытечь на землю.
— Я?.. — сорвавшимся голосом пискнула я и в испуге оглянулась на стражу. — Нет, нет. Я просто… я не хотела. Я не хотела, не хотела сюда!
Меня подняли — не грубо, но так, что я не могла ни вырваться, ни даже сопротивляться, и передали в руки другому стражнику. Каторжанина собирались переносить… он молчал, грудь его вздымалась, но надолго ли его хватит? Конечно, нет. Я оглянулась пару раз, стражник отводил меня к форту, а я гадала — какого черта, зачем этот каторжник меня оговорил? Он не в своем уме, он бредит, что могла кому донести Аглая, особенно с учетом того, что фрейлина Дивеева позаботилась, чтобы ее близко не подпускали ко двору? Наталья бы не преминула напомнить, что у меня есть высокие покровители, и раз она промолчала — это предсмертный бред…
Знать бы, чем он для меня обернется. Возможно, смертью. Обрывки мира складывались в мой похоронный саван.
Стражник оставил меня возле двери, посчитав, что я сама найду дальше дорогу, и ушел. Я приоткрыла дверь — какая разница, лучше скрыться, пока обо мне, может быть, не забудут. Но где, чтобы ему пропасть, мой муж?
Он меня ждал и не схватил лишь потому, что боялся. Глаза его горели почти что ненавистью, губы были сжаты, он пылал гневом.
— Ты меня едва не убила, Аглая! — прошипел он, не подходя близко, но преграждая мне путь. — Что ты натворила?
— Зачем ты бежал? — крикнула я, и вышло испуганно, словно я боялась за его жизнь — пошел он к черту! — Зачем ты бежал к форту?
Протянутая ко мне рука моего мужа дрогнула. Он перевел взгляд на трость, покачал головой. В глубине форта раздались шаги — наша беседа не могла продолжаться долго.
—
