Аниото. Проклятие луны (СИ) - Дронова Анастасия

Визг ножек стула, пододвигающегося ближе — и в груди стало тесно. Голос Василия Исааковича, вещавшего лекцию, будто стал тише, а слова растеряли основной посыл: звук моего сердца все заглушил. Когда рука Влада бесцеремонно стиснула мои плечи.

Где-то позади послышался треск сломавшегося карандаша. Наверное, Даша, зеленея от злости, портит канцелярские принадлежности. Повернуться не решилась — может, предположение ошибочное. А может, я увижу в ее глазах адскую ярость, а заостренная деревяшка в следующую нашу встречу воткнется мне в глаз. Да и рука наглеца не оставляла возможности для подобного маневра.

— Если говорить о поведении в целом, надо помнить, что оно социально в своем проявлении — оно формируется и реализуются в обществе. Существует шесть видов социальной адаптации…

— Ну что? — он наклонился еще ближе, теплое дыхание пощекотало шею. Я искренне понадеялась, что дрожь, разрядом пробежавшаяся по коже — это страх. Точно, страх… Ведь именно его я должна испытывать к тому, чья вторая сущность покушалась на мою жизнь… — Когда свидание?

— Чего?! — возмущенного взвизгнула, подпрыгнув на стуле.

— Чащоба, — светло-голубые глаза нашли меня. Все притихли, мигом навострив уши и выгнув шеи, в поисках виновника незапланированной паузы. Вместо публичного замечания, ректор на секунду приложил палец губам, а потом, нахмурившись, пригрозил мне. От этих немых и, на первый взгляд, невинных жестикуляций прошиб холодный пот. Уж лучше бы Василий Исакович просто отругал.

Дернула плечом, стряхивая руку Влада, и дрожащими пальцами взяла ручку записать название темы и дату. Смущение обожгло шею. И дело было не в том, что Лунёв привлек ко мне всеобщее внимание, а в том, как мы с Файтовым выглядели со стороны.

Размяв схваченную спазмом неловкости шею, принялась конспектировать за преподавателем. Правда, делала я это машинально, почти не пропуская слова через информационный фильтр: просто записывая те слова, что долетали до меня. Не удивлюсь, если этот конспект будет абсолютно бесполезен с мистическими сокращениями, что даже я не пойму. Но плюс в этом был. Один. Василий Исакович продолжил лекцию и вернулся к кафедре. Я ушла с траектории цепкого взгляда, окруженного сетью морщин, и могла немного расслабиться.

Отложив ручку, процедила сквозь зубы, лишь чуть-чуть наклонив голову в сторону объекта неприятностей, избегая смотреть ему в глаза.

— Больше не вздумай ко мне подсаживаться, — за хмык захотелось скинуть его со стула.

— Разве это плохо, что я хочу быть ближе… — шепот вибрациями отдавался на коже, порождая строй мурашек. — к своей девушке.

Уперлась локтем ему в бок, снова отодвигая на приличествующее расстояние.

— Отодвинься, — мне требовалось больших усилий, чтобы не отвечать на его явные поддразнивания во весь голос. — И вообще, ты мешаешь.

— Чему? — спросил Влад, изображая интерес. — Кодированию? «В. с. адап.», — прочитал он вслух, голос задрожал от еле сдерживаемого смеха. — Ты хоть сама потом поймешь, что здесь накарябано?

— Знаешь, что… — развернулась, и замерла, вместе с сердцем, пропустившим удар. Влад оказался слишком близко. Озорные искры в глазах ослепили здравомыслящую часть сознания.

— Что? — улыбка стала шире.

— Ничего, — разорвала зрительный контакт, отодвигаясь дальше, почти вплотную к парню в очках. — Вот почему так…, — пробормотала, пытаясь сменить тему. — Ты меня доставал, а ректор замечание сделал именно мне.

— Завидно?

— Нет, просто… — очередное поддразнивание пропустила мимо ушей. Мне хотелось получить ответ на вопрос, всплывавший в голове все лето. — Почему они не видят, что ты…, — замялась, подбирая слова. Что-то протестующе шевельнулось внутри: мне не хотелось его обидеть. — Лжец. Надоедливый, язвительный… Не «эталон», каким тебя считают. Вот, — ткнула в открытый перед ним учебник, чтобы подкрепить свои слова. — Если бы я зачитала определение из учебника, Василий Исакович вряд ли похвалил бы меня.

На удивление, Файтов не стал отнекиваться или спорить. Лишь улыбнулся. И только сейчас я заметила, что он не надел очки, что обычно носил в Универе.

— Хочешь узнать, почему я не показываю, некоторые из своих сторон?

Кивнула, затаив дыхание. Неужели, он, наконец-то, скажет правду? Без шуток и сглаживания фактов?

— Все просто. Улыбка ничего не стоит, но много дает [Дейл Карнеги]. Слышала такое? Пара движений губ — и вот уже «4+» превращается в твердую «5», баскетболист, что хотел залепить тебе в морду мячом — становится закадычным другом. А девушка, что воротила нос — с удовольствием прыгает в твою…

— Ладно-ладно! Я поняла, — замахала руками перед его лицом, прерывая поток примеров. Его похождения, даже гипотетические — последнее, что я хотела услышать. — Но ты так это говоришь, будто улыбнулся — и все: весь мир рухнул к твоим ногам.

— А почему бы и нет? — Влад откинулся на спинку стула, его лицо приняло самодовольное выражение.

— Ну да. Ты же у нас вылитый Гагарин… — полушепотом произнесла я, выпрямляясь и принимая задание от старосты, Даши Филатовой: краем уха слышала, что Василий Исакович попросил ее раздать всей аудитории листы, где мы должны были написать примеры девиантного поведения и внести их в представленную таблицу.

— Все это звучит, как полный бре…

Осеклась, когда услышала смущенный лепет Машки, на его ядерную улыбку, сдобренную комплиментом ее прическе (что на деле была обыкновенной французской косой)

— Ответы есть в учебнике на странице 135.

— Спасибо, Мария, — голос парня стал приглушенным, с бархатистыми нотками. Скривилась, а пальцы дернулись в сильном порыве стукнуть его учебником по голове, чтобы полезная информация, добытая нечестным путем, из него выветрилась.

В колонку, посвящённую классификации Е. В. Змановской, в среднюю строчку «Асоциальное (Аморальное) поведение» с нажимом написала «патологический лжец».

— Убедилась? — лицо с тяжелым отпечатком бессонных ночей и переживаний просияло. Нет, он не улыбнулся, но в глазах загорелся почти потухший за последние недели бесплодных поисках озорной огонек.

— Ты просто неисправимый лгун… — бросила ему в ответ общеизвестный факт. Конечно, не такой общеизвестный, как мне бы хотелось… Ведь знаю только я.

— Разве я солгал? — такое искренне удивление отразилось в глазах и в мимике… Эй, кто-нибудь, несите «Оскар»! — У нее, правда, миленькая коса.

— Мне-то можешь не врать, — ответила. Но уже не так уверенно. А может, ему правда нравится Даша с ее скучной прической? И он только и мечтает о том, чтобы самому по утрам заплетать ей косы…

19.2

Горько-острый привкус ревности обжег язык: так и захотелось сказать ему что-нибудь обличительно-обидное. Так, стоп, Ника. Когда тебя стали волновать вкусовые предпочтения Файтова. Нет… Этой болезнью мы переболели в прошлом году, хватит. — Может, на Филатову твоя улыбочка и подействовала, но, хоть убей, не поверю, что… — Подавилась словами, потому что желваки на лице парня дернулись, а глаза потемнели от недовольства. Не поняла, что я такого сказала… Точно. Слова «смерть», «убийство» и все возможные от них производные — у нас под запретом. И если честно, я, в принципе, не видела в этом проблемы? А что? Есть куча вариантов, как избежать страшного исхода событий, учитывая, что превращения Влада опасны только в полнолуние. На худой конец, можно службу отлова бродячих животных вызвать или «112» набрать. А вот Файтова мои аргументы не успокаивали.

— Дело не только в улыбке, как таковой, — напряжение спало с его лица, а в голосе даже не было намека на недавнее недовольство. — Надо уметь, поступать и говорить так, как ожидают от тебя другие. В разумных пределах, конечно. Кому-то хватит и комплимента, а другому придется «бескорыстно» помочь…

— И кто тебя этому научил? — мозгами то я понимала, что Файтов не говорит ничего существенно нового. Но кто-то же вбил ему в голову, что во лжи нет ничего противоестественного.

— Моя мама. Она научила меня улыбаться даже сквозь боль. И он улыбнулся, но глазах, если присмотреться, не было и тени улыбки.