Кошка в сапожках и маркиз Людоед (СИ) - Лакомка Ната

- Марлен уже играет на тамбурине, - перебила я её щебет. – Проходите, прошу.

- Надеюсь, сегодня милорд не откажется выпить чаю в нашей компании, - Дайана улыбалась так сладко, что вполне могла бы заменить патоку в рождественском пудинге. – В прошлый раз нам было одиноко без вас. Не дайте нам заскучать сегодня.

Огрест снова промычал что-то непонятное, и я ответила я за него:

- Конечно, месье маркиз будет счастлив почаёвничать с нами. Главное, чтобы ему не было скучно.

- О нет! – воскликнула Дайана. – Мы не позволим вам скучать, милорд. Лично я приложу все усилия, чтобы вас развлечь.

- Благодарю, - выдавил Огрест, наконец-то, что-то членораздельное.

- Будем вас ждать, - барышня Миттеран бросила на него нежный и многозначительный взгляд из-под ресниц.

- С нетерпением, - подхватила я, взяла под руку Ринальдину и начала подниматься по лестнице вместе с тремя барышнями, подталкивая их, чтобы шли быстрее, и сказала, обернувшись: - Месье Огрест, если ещё кто-то придёт, отправьте наверх, будьте любезны.

- Кто-то придёт? – тут же поинтересовалась Дайана. – Вы кого-то ждёте?

- Не знаю, - ответила я, беззаботно. – Возможно. Я ещё мало с кем знакома в этом городе.

Она не поняла, но насторожилась, как лисица во время облавы, когда услышала девичьи голоса и звон струн, и резко спросила:

- Что это?

- Гости, - я распахнула дверь зала, пропуская Дайану и её подруг. – Сейчас у нас будет настоящий оркестр. Это так мило, правда?

Судя по тому, как Дайана поджала губы, миленьким наш оркестр ей не показался. Но барышня Миттеран очень быстро взяла себя в руки, и уже через секунду улыбалась и раздавала поцелуи направо и налево. С особенным чувством она облобызала Марлен, довольно сдержанно похвалила тамбурин и начала расхваливать игру на лютне – мол, только на лютне играют настоящие аристократки.

Я быстро пресекла эту болтовню, предложив Дайане сначала снять шубу и шапку и отогреть пальцы.

- Всякий инструмент хорош по-своему, - сказала я, усаживая Марлен на стульчик посредине девичьего цветника. – И её величество, к примеру, больше любит мандолину, чем лютню.

- Ну кто же может поспорить со вкусом её величества, - промурлыкала Дайана, награждая меня холодным взглядом.

Наконец, собрались все, и только тут я поняла, что переусердствовала в своём рвении. Девицы горели желанием играть, и пришли даже те, кто не мог взять ни одной верной ноты.

Барышня Миттеран скромно помалкивала, но посматривала на меня со злорадством.

- Так дело не пойдёт, - решила я после десяти минут мучений. – Прошу прощения, но с подобным исполнением наш оркестр забросают снежками. Решено: нам нужен хор. Не обижайтесь, девушки, но сейчас я отберу, кто у нас будет петь, а кто – играть.

Я мигом разделила гостей на две группы – в первой остались те, кто мог выдавать узнаваемую мелодию, во вторую отправились все остальные. Получился оркестр из десяти музыкантов (Дайана, Ринальдина, Тереза вошли в их число) и хор на тридцать с лишним человек.

С музыкой пошло гораздо легче, а вот хор никак не желал петь слаженно. Я чуть не надорвала горло, но пение никогда не было моей сильной стороной, и мой слишком слабый голос тонул в безбрежном море какофонии.

Пытаясь объединить девиц, поющих кто во что горазд, я размахивала руками, наподобие ветряной мельницы, и орала мелодию во всю голову, когда девицы вдруг замолчали – да так дружно, что просто удивительно.

Музыканты тоже перестали играть, и я великолепно и в одиночестве прокричала пару тактов, прежде чем обнаружила, что все смотрят куда-то за мою спину.

Оглянувшись, я обнаружила милорда Огреста. Он только что вошёл и наблюдал за нами с непроницаемым лицом.

- Что случилось? – спросила я у него.

- Это я у вас хотел спросить, - галантно ответил он.

- Мы репетируем, - напомнила я ему.

- Ни за что бы не поверил, - сказал он всё с тем же непроницаемым выражением лица. – Но, может быть, вы прервётесь? В столовой всех ждут чай и сладости.

- Отлично! – подхватила я, украдкой вытирая вспотевший лоб. – Сейчас нам очень кстати чашечка горячего чая. Прошу вас, барышни! А на репетицию соберёмся во вторник, в это же время. Прошу не опаздывать.

Музыкальные инструменты были отправлены в чехлы, и начался исход барышень из зала. Они опять потекли мимо маркграфа ручейком, улыбаясь, кокетливо трепеща ресницами, краснея и бледнея, благодаря за гостеприимство и всё такое ля-ля-ля.

Мы с Марлен уходили последними, и маркграф вдруг наклонился ко мне и шепнул на ухо:

- У вас великолепный дискант, барышня Ботэ.[1]

- У меня сопрано, - поправила я его, ничуть не смутившись.

Он хотел сказать что-то ещё, но тут Дайана оглянулась, и милорд Огрест сделал вид, что решил потрепать Марлен по голове. Получилось плохо, потому что Марлен сразу же вывернулась из-под его руки и умчалась вон из зала, по коридору.

- Фальцет, - сказала я, глядя вслед девочке.

- Что? – переспросил Огрест, и в его голосе ясно послышалось разочарование.

- У вас – фальцет, - пояснила я. – Пытаетесь изображать нянюшку, но получается плохо. Надо побольше искренности,[2] - и я пошла за гостями, не дожидаясь, что скажет господин маркграф.

Чай удался лучше, чем музицирование, девицы весело обсуждали сегодняшнее событие, хвалили «Винартерту» и поглощали торт и сладости с завидным аппетитом. Марлен не отставала, и, похоже, чувствовала себя на седьмом небе, когда Дайана или кто-то ещё из барышень заговаривали с ней. Я наблюдала за девочкой и думала, что ей нужно совсем другое общение. Не с девицами на выданье, которые только и щебетали, что о лентах, пряжках и кружевах, а с ровесниками – с обыкновенными детьми, которые любят кататься с горки, играть в снежки, слушать сказки и шалить по поводу и без повода.

Около двух часов барышни вспомнили о правилах приличия и засобирались домой. Мы долго и сердечно прощались, обмениваясь поцелуями, заверениями взаимной приятности и искренней дружбы, и казалось, что этому не будет конца.

Но вот остались последние гости, и я совсем не удивилась, обнаружив, что именно Дайана дольше всех застёгивала шубку и завязывала шаль. Ринальдина и Тереза топтались у порога, поджидая своего кумира, а кумир явно тянул время.

- Марлен, - сказала я, догадавшись, что Дайане не терпится что-то мне сказать, - сбегай в дамскую комнату, проверь – не забыли ли барышни свои вещи.

Девочка умчалась наверх, а я приглашающее улыбнулась Дайане и сразу поняла, что не ошиблась.

- Великолепный приём получился, - сказала она, резко повернувшись ко мне.

- Я старалась, дорогая Дайана, и очень рада, что вы оценили мои старания.

- Отменно постарались, - она уже не сдерживала язвительности. – Вы же не будете отрицать, что нарочно пригласили весь этот сброд?

- Вы такая умная, - ответила я с теплотой, словно не замечая её вызывающего тона и оскорбительных слов, - вы умная, а я – за справедливость.

- О какой справедливости речь, позвольте спросить? – она подбоченилась. – Вы завидуете, что милорд выделяет меня, и хотите помешать нашему общению! Разве вы не видите, что он нуждается в женской любви и заботе? А вы вмешались так грубо, так бесцеремонно… Вы хотите навредить ему?

- Наоборот, - я говорила мягко, доброжелательно, хотя всё во мне кипело от этой спеси нувориша, который ещё вчера бегал босой, а сегодня, примерив башмаки, решил, что весь мир к его услугам, - наоборот, дорогая Дайана, я отстаиваю интересы месье маркиза. Было бы несправедливо ограничивать право его выбора. К тому же, здоровая конкуренция всегда повышает качество товара.

- Конкуренция?! – взбесилась она, отбросив ложную милоту. – Да вы в своём уме?

- А что вы возмущаетесь? – в свою очередь удивилась я. – Мне хотелось бы, чтобы моему работодателю достался самый лучший товар… вернее, самая лучшая.

На это Дайана не нашлась с ответом, сверкнула глазами и удалилась, задрав носик. Ринальдина и Тереза подхватили её под руки и зашептали что-то в оба уха, оглядываясь на меня.