Любовь стоит того, чтобы ждать (СИ) - Вознесенская Дарья

Тут же загорелись потухшие ранее индикаторы.

Довольная собой, я бодро встала и… почти уперлась в твердую грудь капитана.

Бездна.

Соски моментально стали такими же твердыми, как его тело, и чуть не проткнули ткань… Взгляд Гарда метнулся к моей груди и тут же вернулся к лицу. Он почти выдохнул:

— Я пришел не за этим…

— Да-а?

Ох, даже для меня это прозвучало… слишком волнительно.

— Завтра мы высадимся на пятую планету. ЕААН. И я хочу, чтобы ты пошла с учеными в качестве механика.

— Конечно, — я немного удивилась. И насмешливо улыбнулась. — Надо было сообщить мне об этом лично? Кэм, если у тебя сломалось переговорное устройство, могу починить…

Он посмотрел почти с ненавистью, а потом резко развернулся и, печатая шаг, ушел.

Я же, чуть ли не весело насвистывая, отправилась в закуток, где хранились инструменты.

Да, глупо. Да, похоже на ребячество, но…

Если позабыть о том, что нас связывало, то происходящее напоминало первый курс в Академии пилотов. Когда я, девочка с окраины, прятавшая свою неуверенность за стервозностью, была инициатором всего, что с нами происходило… и умело при этом делала вид, что мне все равно.

Иногда я задумывалась, а не стало ли это одной из причин, по которым Гард так и не начал доверять мне? Не слишком ли я заигралась в независимость, не показывая истинные эмоции и симпатии?

Я старалась отбросить эти уже никому не нужные мысли, но истукан будто воздействовал одним фактом нахождения рядом. Рушил сознательно воздвигнутые барьеры и возвращал, возвращал меня туда, где мы оба проявили далеко не лучшие свои качества.

А может, так влиял сам Край?

Нечто губительное, приближавшееся к нам с огромной скоростью, срывавшее все покровы и наносное, обнажавшее нашу суть так же, как я обнажала внутренности корабля, и незримыми руками достававшее кровоточащее сердце на всеобщее обозрение…

Я не боялась Смерти, но… чувствовала её приближение, как никто другой. Может потому, что согласилась со своим рождением и принадлежностью к определенной расе. А может потому, что каждое мгновение жизни видела Смерть рядом и как-то привыкла к её присутствию. Настолько, что за её плотной завесой и запахом, в котором смешались сладость и разложение, никогда не замечала Любви…

Однажды я прочитала, что любое живое существо, умирая, вспоминает свою жизнь… и если та прожита достойно, умирает с улыбкой.

Или же с гримасой сожаления — в противном случае.

Последние дни мне казалось, что каждый из стражей начал что-то вспоминать. Чувствуя умирание: не собственное, но этой части Вселенной. Вот и я вспоминала… Защищаясь как могла. Насмешкой и соблазнами. И Гард делал то же самое. Мы были с ним очень похожи… и оба, видимо, чувствовали, как с нас слетают защитные оболочки, оставляя лишь самое важное.

И главные вопросы к самим себе.

Например, не поступила ли я тогда глупо, когда не стала настойчиво разубеждать его в подозрениях? Что согласилась со своей обидой на его недоверие быстрее, чем попыталась бороться за наши отношения и показать — доказать, — что ни в чем не виновата? Что сбежала и не стала объясняться?

Не победил ли меня Председатель с помощью меня самой?

И я очень боялась получить ответы…

Мое дежурство было закончено, но идти в столовую, служившую так же местом общего сбора, или отдыхать не хотелось. И потому я отправилась в зал.

Там, слава звездам, никого не было.

Не самое большое из помещений корабля, но пустое и оттого кажущееся большим. Искусственный интеллект мог предоставить любой звук и голограмму, любую трехмерную и реалистичную стимуляцию для какого угодно занятия… А мне сегодня было угодно что-нибудь, что максимально отвлечет от мыслей, давая возможность сосредоточиться на собственном теле и движении…

Я думала несколько ударов.

А потом улыбнулась в предвкушении…

С танцем-борьбой «кейша» я познакомилась случайно, в космопорте. И увлеклась этим совсем не невинным развлечением рабов из одной весьма далекой от демократии звездной системы.

Те гуманоиды разработали свой собственный диалог тел. Им связывали руки — и они придумывали, как действовать головой и ногами. За ними следили, чтобы те не тренировались наносить удары, и они придумали, как сделать так, что даже самая жестокая драка за мгновение превращалась в танец. Им запрещали любые музыкальные инструменты — и они отбивали ритм с помощью одной-единственной струны, натянутой на изогнутую ветвь, которая была вставлена в резонатор из съеденного и высушенного фрукта. Им запрещали калечить друг друга, а они учились зажимать пальцами ног и рук тончайшие бритвы, украденные из механизмов, чтобы в пылу танца наносить невидимые порезы, от которых противник умирал от потери крови и почти не замечал этого до самого конца.

Тюремщики потом, совершенно неожиданно для себя, узнают, что то, что они считали игрой, было самым опасным развлечением и борьбой, в одночасье позволившей сотням, тысячам рабов уничтожить тех, кто ограничивал их свободу, и вырваться на свободу… Восстание подавили, конечно. Даже совершенное тело бессильно против массового оружия. Но часть рабов сумела бежать далеко за пределы планет.

Они же принесли отголоски своих навыков в самые разные части Вселенной.

Что-то досталось и мне…

Чи-чи-тон-тинь-тинь

Чи-чи-тон-тинь-тинь

Ритмичная музыка от двух инструментов не стихает ни на удар, а один элемент перетекает в другой, да так быстро, что мозг отключается сам.

Плавный шаг — покачивание — шаг обратно. Тело привычно вливается в ритмы, колени сгибаются под нужным углом, а руки естественно прикрывают лицо. Я, может, чрезмерно гибка — основное движение позволяет уходить от атаки и менять позицию во время поединка, не предполагает гибкости, но мой противник сегодня — голос в голове. А с ним можно справиться, только задействовав все тело и каждую связку.

Поочередный удар руками, мах ногой с разворотом, баланс, перемещение и снова серия ударов.

Я чувствую, как одновременно напряжены и расслаблены мои мышцы и окончательно сосредотачиваюсь на действии.

Опора на руку — и пробежка по кругу.

Стойка на руках.

Чи-чи-тонш-тинь-чи-чи-тон-тон-тинь.

Я на полу, а потом подбрасываю тело вверх… и едва не впечатываюсь в возникшего будто из ниоткуда Гарда.

Мгновенная реакция.

Уход вбок и круговой удар с опорой на руку.

У него тоже мгновенная реакция… Норан уклоняется и выбрасывает вперед ногу с прямой стопой…

И мы начинаем настоящий диалог… Уж не знаю, где он познакомился с этим танцем, а может, использует многие элементы на уровне интуиции, но как и раньше, когда мы оказывались с ним в одном танцевальном круге, у нас получается почти идеально. Один атакует, второй анализирует атаку и уходит. А потом следует контратака или акробатический элемент с осознанным разрывом дистанции, и вот мы уже снова друг напротив друга, не прерываясь ни в своей потребности даже не победить… поговорить.

Ни в своей уверенности в правоте…

Чи-чи-тонш-тинь-чи-чи-тон-тон-тинь.

Я уже не просто позабыла обо всем, а плыву, как в стадии сильнейшего пси-воздействия…

Мы танцуем и разбиваем заслоны друг друга, не считаясь со временем и усталостью.

Бесконечно.

Пока мне… почти не надоедает.

Кейша — опасная игра. И задача игроков — сплести сеть из уловок и движений, обмануть друг друга, обыграть ситуацию таким образом, чтобы суметь атаковать неожиданно, создав противнику проблемы…

Резким движением я почти улетаю под Гарда, выпрыгиваю с другой стороны, но он уже готов — развернулся, раскручивая тело, делая сильный мах ногой…

Не знаю, что мной движет — какое-то сумасшествие, — но я делаю обманное микродвижение, будто собираюсь снова нырнуть вниз… а сама остаюсь на месте.

Почти в предвкушении, ожидая сильного удара в голову…

И он успевает остановиться.

Резко отступает и орет:

— Ненормальная!

Тинь.

Музыка смолкает.