Порочность (ЛП) - Скардони Бьянка
Я сложила подушку пополам и перевернулась на спину, пытаясь успокоить ураган мыслей.
Слова Арианны эхом повторялись в моей голове, разрушая всю видимость безопасности и справедливости этого мира. Неужели это происходит на самом деле? Я правда собираюсь потревожить могилу собственной матери? Чем больше думаю об этом, тем больше это напоминает какую-то извращённую шутку. Какая-то новая игра, придуманная Ангелами Истязаний, чтобы снова сломить меня.
Мало того, что мне придётся вытащить кол из трупа моей матери, чтобы оживить её и взять у неё кровь, так что мне делать потом? Предполагается, что я заберу её с собой домой или, наоборот, снова воткну кол ей в сердце и лишусь шанса когда-либо узнать свою маму? Мысли о том, что будет потом, пугали меня даже больше, чем сама миссия.
Чем больше я об этом думала, тем сильнее накалялись мои нервы, и чем сильнее накалялись мои нервы, тем отчаяннее мой разум искал облегчения. Его облегчения. Я тряхнула головой, чтобы выкинуть из головы его лицо в обрамлении светлых волос, а то ещё сделаю то, чего делать не надо.
Мне нужно выйти из этой комнаты, пока я совсем не свихнулась.
Выбравшись из кровати, я на носочках подошла к стулу, который приставила к двери. Я не хотела сегодня больше ни с кем общаться и поэтому рассчитывала, что забаррикадированный вход — это достаточный намёк. Отодвинув стул в сторону, я повернула замок и открыла дверь. Свет в коридоре был выключен, и во всём доме стояла тишина, как в морге. Меня это устраивало, потому что не было настроения с кем-либо встречаться.
Расслабив плечи, я пошла по коридору в сторону лестницы, собираясь пойти перекусить. Я не голодна, но это единственное, что я позволю себе сегодня ночью.
Спуститься вниз удалось без каких-либо проблем, никого не разбудив. Было в этой ночной тишине и неподвижности нечто особенное. Всё такое спокойное, умиротворённое, застывшее, будто весь мир замер, прекратив своё вращение по бесконечной спирали безумия.
Я схватила с полки стакан, перевернула и наполнила. Сделала долгий глоток и поставила остатки на кухонную стойку, изо всех сил стараясь не замечать свои дрожащие руки. Откаты становятся всё хуже, хотя мне неплохо удавалось скрывать их, особенно от Трейса. Ещё не хватало, чтобы он заметил мою ломку по Доминику. Каким бы понимающим он ни был в этом вопросе, я не собираюсь проверять его терпение на прочность. Ему не обязательно знать об этом. Я бы сама не хотела этого знать.
— Не спится?
Я подскочила на месте при звуке бархатного голоса Доминика. Мои щёки сразу же вспыхнули, как если бы я была ребёнком, пойманным на воровстве конфет. Я прижала руку к груди, где бешено колотилось сердце, из страха, что оно вот-вот выскочет.
— Ты напугал меня до смерти.
— Надеюсь, что всё-таки не до смерти. Это была бы трагедия невиданного масштаба, — он прислонился плечом к дверному проёму, глядя на меня, как одинокий волк на свою добычу.
Мне понадобится что-нибудь покрепче, чтобы справиться с этим.
— Да уж, великая трагедия. Кому же вы будете лгать снова и снова, если меня не станет? — я проскользнула мимо него, намереваясь совершить набег на его винный погреб.
Он поймал меня за локоть.
— Если ждёшь извинений, от меня их не получишь. Я поступил так, чтобы ты не отвлекалась от цели, и не стану извиняться за это.
Я вырвала руку из его хватки.
— Тогда проваливай.
Он цокнул.
— Какой острый язычок.
— Только заметил? — взмахнув волосами, я развернулась на каблуках и стремительно направилась в гостиную.
Честно, не знаю, зачем вообще я продолжаю этот обмен колкостями. Он никогда не извинялся за свои поступки, и этот раз не исключение. Будь проклята моя давно потерянная мамочка-вампир. Я схватила самую тёмную бутылку, какую только смогла найти, и наполнила свой бокал. Мне просто нужно как-то снять напряжение, переключить мозги и перестать думать… о нём. Знаю, это неправильно, но мне уже как-то наплевать.
— Напиваемся в одиночестве, да? — прошептал он мне в ухо, внезапно оказавшись рядом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Я неуклюже развернулась и прижалась спиной к барной стойке.
— Ты не мог бы перестать?
— Ничего не могу с собой поделать, ангел. Я очень быстрый, — улыбаясь, он опустил взгляд на мои руки. — Как сильно тебя трясёт.
— Да, спасибо тебе и твоим недомолвкам, — едко ответила я, припомнив ему недавние слова про ложь исключительно ради моего блага.
Его взгляд поднялся обратно, остановившись на моей шее. Я чувствовала, как пульсирует кровь, и была готова поклясться, что он намеренно меня провоцировал, потому что кровь вкуснее, когда закипает.
— Я могу помочь тебе с этим, если хочешь, — сказал он, снова встречаясь со мной взглядом.
Прекрасно осознавая, как близко он стоит ко мне, я не сдвинулась ни на миллиметр.
— О, тебе бы это понравилось.
— Как и тебе, — его губы изогнулись. — Стоит только попросить, ангел.
Меня охватил жар от его слов и распространился по всему телу от заложенного в них смысла. Его глаза, как два грешных омута, жаждали меня не меньше, чем я его. И всё же он держал себя в руках, хотя мог бы этого и не делать. Мы оба понимаем, что он может получить меня в любой момент, если захочет. Внушением заставить меня упасть в его объятья, и я даже не успею сказать ни слова против. Но нет. Он хочет услышать от меня эти слова — как я умоляю его дать мне желание, — будто это одна из его игр.
Игра, в которой мне никогда не победить.
Я стискиваю зубы, подавляя своё желание.
— Спасибо, обойдусь, — подношу бокал ко рту и запрокидываю голову. Жидкость обжигает горло, но успокаивает нервы, позволяя говорить ровно: — Вот видишь? Мне уже лучше.
Поставив бокал на стойку за собой, я попыталась обогнуть его и уйти, но он предугадал мой следующий шаг и перекрыл путь. Сердцебиение вновь ускорилось, и Доминик улыбнулся, видя меня насквозь.
— Тебе обязательно всё время быть такой упрямой? — он опёрся ладонями о стойку за моей спиной, придвигаясь ближе. — Мы оба знаем, чего ты хочешь. Зачем отрицаешь?
Мой взгляд инстинктивно метнулся к двери от страха, что Трейс может войти и увидеть нас.
— Из-за него? — он усмехнулся, будто в этом было что-то смешное, словно я просто обманывала себя наихудшим образом. Он наклонился и прошептал рядом с моим ухом. — Он крепко спит, любовь моя. Никто не узнает об этом, кроме нас.
Я разрывалась изнутри: часть меня просто отделялась и стремилась к нему, погружаясь в отчаянно желанную тьму.
— Нет, — я замотала головой, борясь со своими желаниями. С собственным телом. — Я пойду обратно спать.
— Он больше не может дать тебе то, что нужно, ангел. Он не заполнит пустоту, не избавит от дрожи в руках — это могу сделать только я. Чем скорее ты это поймёшь, тем счастливее будешь.
Тяжесть в сердце мгновенно потушила огонь, пылающий под кожей.
— Не смей говорить о нём, — я выставила палец перед его лицом. — Даже имени его не произноси, или, клянусь Богом, я сама тебя заколю.
— Мы оба знаем, что ты не сделаешь ничего подобного, — возразил он, отодвигая мою руку и лениво моргая, будто этот разговор ему уже наскучил. — Я только пытаюсь помочь тебе, ангел, потому что чем дольше ты борешься с этим, тем болезненнее будет падение в конце.
Мои внутренности скрутило. Я не хочу это слышать.
— И я гарантирую тебе, ангел. Ты падёшь.
— Спокойной ночи, Доминик, — я попыталась уйти, но он всё ещё не убрал руки. — Отпусти.
— Тебе стоит знать, что мне не очень нравится, когда мне отказывают в том, что принадлежит мне, — в его голосе слышится отчаяние. Боль, порождённая страхом — страхом потерять контроль, потерять меня. Честно, не знаю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Я не принадлежу тебе, — оттолкнув его руки, я пошла прочь из комнаты.
— Но и ему тоже, — крикнул он вслед, но я не стала оборачиваться, чтобы не давать ему повода для радости от понимания, что его слова задели меня.
Он использовал мои же страхи против меня, настраивал моё сердце против моего разума, и я не могла позволить ему победить. Я не собираюсь отказываться от шанса на счастливое будущее с Трейсом, пока ещё есть крупица надежды, за которую я могу держаться. Где-то у кого-то наверняка есть ответы, и я собираюсь заполучить их, даже если это будет последнее, что я сделаю.