Владимир Витвицкий - Книга сновидений
— Поверь мне, девочка, — накричавшись, или, кто знает — наругавшись, а может — надругавшись, практически — наглумившись, а, в общем-то — отведя душу, обернулся он к Дульцинее, — были глаза, да такие, что не промахнешься.
— А может быть, это был гигантский кальмар? — засомневалась та, которую незаслуженно назвали девочкой. — Таких, но много меньше, почти головастиков, мы иногда вытаскиваем из наших колодцев.
— Кальмары любят холодную и чистую воду, — согласился с ней Пржевальский, — однако гиганты встречаются только в ледовитых океанах.
— Но звидкеля вы, гарные таки? — сматывая веревку, прервал псевдонаучные прения пан Папелом, представитель местной выборной власти, хозяин коней.
— Вы не поверите, — устало заговорила Хейлика Бактер, — мы плыли по этой протоке почти что от самого Мачупукчинска!
— И где ж находится город с таким чудным названием? — из уважения к гостям изменив местному наречию, но путаясь в ударениях, поинтересовался Папелом.
— У ледника, — за измазанных глиной гостей ответил Пржевальский, не спеша влезать на коня, — воды ледника принесли их сюда.
— А что за огни там, недалеко? — кивнув, спросил Папелома Иммуммалли, рассматривая те самые, освещенные внутренним светом окна, редкие по случаю ночи и размеренного образа жизни. — Неужели Гераклион?
— Геркуланум, — перевел на латынь верную, но не совсем точную догадку законспирированный доктор, все еще не спешащий в седло.
— А что блестит там? — махнув рукой в несколько ином направлении, задала свой, женский вопрос Хейлика насчет облепившего ее глинозема, увидев лунную дорожку на спокойной водной глади. — Акватория?
— Ставок, богиня, — вновь оценил стать и красоту вынырнувшей из мутных грунтовых вод Афродиты Пржевальский, — но лучше вам в нем сегодня не купаться. Сегодня в нем полно глины, да и дохлых зверюшек нанесло.
— А что за темная стена? — кивнул на близкие акации шаман, пропустив мимо ушей "дохлую" колкость.
— Это лес из акаций, — ответил на, безусловно, и для него важный вопрос тайный врачеватель. — Вот уже месяц как я наблюдаю за ним издали, а сегодня мы с Мыколой решили посетить его, предварительно точно рассчитав время визита. Но вдруг появился пан Папелом, затем Дульцинея, а с нею Сказочник, который все испортил. А сейчас всплыли и вы.
— Сказочник? — воскликнула Хейлика Бактер, и с языка ее соскользнуло легковесное смущение — она не узнала его.
— Да, вдруг откуда не возьмись, — подтвердил слова доктора когда-то влюбленный в нее, но сейчас готовящийся к супружеской преданности Навигатор. — Вон тот крюк, что еле держится в седле.
— Здравствуй, богиня войны, — подыгрывая Пржевальскому и не обращая внимания на раздражение Навигатора, поздоровался с девушкой Сказочник, — рад тебя видеть. Помнишь меня? Первый снег, два года назад? С тебя все и началось.
"В ее глазах пустоты неба, а в них хранится дождь в кристаллах…"
— Помню, — после некоторой, конечно личной, почти лиричной паузы кивнула Хейлика, понимая, что началось все не с нее, но принимая похожую на снисхождение неправду.
— Но почему — испортил? — встрял в разговор Иммуммалли и прекратил течение взаимной лиричности.
— Он не хочет, чтобы мы проникли в лес из акаций. То есть хочет, чтоб не проникали, — пояснил Пржевальский, не вдаваясь в подробности.
— Почему? — то ли удивилась, то ли обиделась Хейлика.
"Там, внутри, обрывистые фьорды с глубокою водой, с той, которая не ласкова и не груба…"
— Я не был там двадцать лет, можно сказать, что с детства, — попытался объяснить свое нежелание Сказочник. — А недавно я проехал мимо него на грузовике, в кузове, на мешках с зерном, и увидел, что он сильно разросся. Что моя родина, неосторожно обозначенная вами как Геркуланум или Гераклион, просто утонула в нем. А то место, которое в детстве называлось майданом, место дневных игр и подростковых вечерних забав, пусто и заросло нетоптаной травой. А ставок затянуло камышом, которым давным-давно не кроют крыши. К тому же от движения машины теплый ветер дунул мне в лицо, но не только от этого на глаза навернулись слезы.
— А как же Иггдрасиль? — слабо, потому что разумно, потому что понимая, что бесполезно, возмутился Иммуммалли. — Я так к нему стремился!
— А тень Ангела? — отбросив обрывки лиричности, встала на сторону своего соратника Хейлика. — Я видела ее однажды, и поняла, что она лишь для того и существует, чтобы как можно больше навредить своему хозяину.
— Вот твой меч, Хейлика, — протянул Сказочник ей тот самый, когда-то найденный, а потом ею же и утерянный меч, казалось, выудив его из темноты. — Но будь с ним осторожна, потому что он хрупок, потому что перекален. Я нашел его в Городе Мертвых, и подумал, что ангелу боя он все же необходим.
Девушка молча приняла подарок.
— А знаешь, почему этот город так называется теперь? И почему перекалился меч? Да потому что Тень погибла в нем — вот только что, сегодняшней ночью, в равном поединке столкнувшись с демоном неизвестности.
— Что же мне теперь делать? А, Сказочник? — растеряно, даже отрешенно спросила принявшая подарок. — Мне, и Иммуммалли?
— Готовиться к новому бою и походу, но на этот раз мы будем гоняться за этим неизвестным науке демоном, — не без сарказма высказал предположение Иммуммалли, человек, безусловно, интеллигентный, но временами весьма вспыльчивый.
— Туравертом, — назвал имя демона Сказочник. — Поединок был равный, и демон погиб в нем точно так же, как и тень. По-другому и быть не могло. А насчет Иггдрасиля… поймите, вот они, акации, рядом, но туда хода нет. И если этот лес, во многом придуманный, нереальный даже для меня и слишком уж красивый, потому что сплошь из акаций — для вас он стремление в будущее, то есть азарт, погоня, для меня же — зеленый занавес, непроходимый рубеж, пахучая преграда, конец изменчивому, словно речное течение, прошлому и связанным с ним бесполезным воспоминаниям. Фенита ля комедия, друзья мои, последняя глава.
— А почему… неосторожно? — вышел из недолгой задумчивости Мыкола-Навигатор, спрашивая то ли Сказочника, то ли Пржевальского, то ли себя самого.
— Геркуланум?! — с опаской подхватил догадку не чуждый Вульгате доктор.
— Гераклион! — в ужасе вскрикнул Иммуммалли, приверженец Септуагинты.
Что-то треснуло в этот миг внутри террикона, подтверждая смысл, вложенный в похожие на заклинания слова, бухнуло, вызывая дрожание земли.
— Шо цэ, Павло? — забеспокоился Папелом. — Як бис в пекле шваркнул!
— Прыгай на моего коня, Иммуммалли, и Хейлика тоже — он обоих выдержит, — приказал им Пржевальский. — А ты, словоблуд, слезай!
