Лиза Смит - Ярость
— Как красиво, — пробормотала Елена. — Стефан? Я так устала.
— Теперь ты можешь отдохнуть, — прошептал он.
— Ты не оставишь меня?
— Нет.
— Тогда я не буду бояться.
Что-то заблестело на лице Дамона. Елена потянулась к нему, прикоснулась и с удивлением убрала пальцы.
— Не грусти, — сказала она ему, чувствуя прохладную влагу на кончиках пальцев.
Но внезапная острая боль беспокойства охватила ее. Кто теперь будет понимать Дамона? Кто теперь будет подталкивать его, пытаясь увидеть то, каким он был внутри на самом деле?
— Вы должны заботиться друг о друге, — осознавая это, сказала она. К ней вернулось немного сил, подобно свече, вспыхивающей на ветру. — Стефан, ты обещаешь? Обещаешь, что вы позаботитесь друг о друге?
— Я обещаю, — произнес он. — О, Елена…
Волны сонливости одолевали ее.
— Это хорошо, — сказала она. — Хорошо, Стефан.
Проход был ближе, так близко, что теперь она могла коснуться его. Она задавалась вопросом, были ли ее родители где-то за ним.
— Время идти домой, — прошептала Елена.
И затем темнота и тени исчезли, и не было ничего кроме света.
Стефан держал ее, когда ее глаза закрылись. И потом он просто держал ее, слезы, которые он сдерживал, свободно полились. Эта боль отличалась от той, когда он вытащил ее из реки. В ней не было гнева и ненависти, но была любовь, которая, казалось, будет вечной.
Это причиняло большую боль.
Стефан посмотрел на прямоугольник солнечного света. Всего шаг или два отделяли его от этого прямоугольника. Елена вышла на свет. Она оставила его здесь одного.
«Ненадолго», — подумал он.
Его кольцо лежало на полу. Стефан даже не посмотрел на него, когда поднялся. Его глаза смотрели на поток солнечного света, падающего вниз.
Рука схватила Стефана за руку и отдернула его назад.
Стефан посмотрел в лицо своего брата.
Глаза Дамона были темны как полночь, и он держал кольцо Стефана. В то время, как Стефан наблюдал, неспособный пошевелиться, Дамон надел кольцо на палец Стефана и отпустил его.
— Теперь, — сказал он, болезненно оседая назад, — ты можешь ходить везде, где хочешь. — Он поднял с земли кольцо, которое Стефан дал Елене, и протянул его. — Это тоже твое. Возьмите его. Возьмите его, и идти.
Дамон отвернул лицо.
Стефан долгое время пристально смотрел на золотой кружок в своей ладони.
Затем его пальцы сомкнулись над кольцом, и он оглянулся назад на Дамона. Глаза его брата были закрыты и он тяжело дышал. Он выглядел измученным и больным.
И Стефан сдержал обещание, которое дал Елене.
— Пошли, — тихо сказал он, положив кольцо в карман Дамона. — Давай я отведу тебя туда, где ты сможешь отдохнуть.
Стефан обнял брата, чтобы помочь ему встать. Он задержался лишь на мгновение.
Глава 16
Понедельник, 16 декабря.
Стефан дал мне дневник. Он отдал большую часть вещей из своей комнаты. Сначала я сказала, что мне они не нужны, потому что я не знаю, что с ними делать. Но сейчас у меня, кажется, появилась идея.
Люди уже начинают все забывать. Они все искажают детали, и добавляют то, что было только в их воображении. И, более того, они придумывают объяснения: почему на самом деле это не было ничем сверхъестественным, почему есть рациональное объяснение для того или этого. Это так глупо, и нет возможности остановить их, особенно взрослых.
Они просто невыносимы. Все говорят, что собаки страдали боязнью воды или чем-то другим. Ветеринар дал этому новое название, — это какое-то бешенство, распространяемое летучими мышами. Мередит говорит, что это нелепо. Я думаю, что это просто глупо.
Дети немного лучше, особенно те, кто были на танцах. Есть такие, на кого, я думаю, мы можем положиться, — такие как Сью Карсон и Викки. Викки так изменилась за прошлые два дня, что это похоже на чудо. Она перестала быть такой, какой была последние два с половиной месяца, но она также и не стала прежней. Она была хорошенькой пустышкой, водящейся с компанией хулиганов. Но теперь, я думаю, она в порядке.
Даже Кэролайн была сегодня не так невыносима. Она не говорила на первой поминальной службе, но на этой она сказала. Она сказала, что Елена была настоящей Снежной королевой, что было похоже на списанную речь Сью, которую она произнесла до этого, но, наверно, это лучшее, что Кэролайн могла сделать. Это был хороший поступок.
Елена выглядела умиротворенной. Не так, словно восковая кукла, а как будто она заснула. Я знаю, что все так говорят, но это правда. На этот раз, это действительно правда.
Но позже начали говорить о «ее удивительном спасении от утопления» и подобных вещах. Также говорили о том, что она умерла от закупорки кровеносного сосуда или чего-то еще — что абсолютно нелепо. Но это и подало мне идею.
Я собираюсь забрать другой дневник из ее тайника. И затем я попрошу миссис Гримсби положить их в библиотеку, но не в ящик, как в случае Онории Фелл, а там, где люди смогут брать их и читать. Потому что здесь — правда. Вот, где настоящая история. И я не хочу, чтобы кто-нибудь забыл это.
Я думаю, может быть, дети будут помнить.
Я думаю, что должна дописать то, что случилось с остальными здешними людьми; Елена хотела бы этого. С тетей Джудит все хорошо, хотя она одна из тех взрослых, которые не могут смириться с правдой. Ей нужно рациональное объяснение. Тетя Джудит и Роберт собираются пожениться на Рождество. Это должно быть хорошо для Маргарет.
Маргарет пришла в голову правильная мысль. На поминальной службе она сказала мне, что когда-нибудь она увидит Елену и своих родителей, но не сейчас, потому что так много всего, что ей предстоит сделать здесь. Я не знаю, кто навел ее на эту мысль. Она умная для четырехлетней.
У Алариха и Мередит тоже все хорошо. Когда они увидели друг друга в то ужасное утро, после того, как все успокоилось, и мы собирали все части головоломки вместе, они практически упали в руки друг другу. Я думаю, что там что-то происходит. Мередит говорит, что она обсудит это, когда ей исполнится восемнадцать, и она получит высшее образование.
Типично, абсолютно типично. У всех есть парни. Я думаю попробовать один из ритуалов моей бабушки, просто посмотреть, выйду ли я вообще когда-нибудь замуж. Здесь нет никого, за кого мне хотелось бы выйти замуж.
Ну, еще есть Мэтт. Мэтт хороший. Но прямо сейчас у него на уме только одна девочка. Я не знаю, изменится ли это когда-нибудь.
