Дом для Пенси - Анна Лерой
— Не отдам, я выживу, — шепчет следующей ночью Кевин и так сжимает в пальцах что-то невидимое, что-то важное, что Пенси с трудом унимает сердцебиение. Слишком сумасшедший у охотника взгляд.
Они уже два дня как не сдвигаются с места. Следующим становится Дабрей, и он не кричит, он хохочет: громко, с ноткой веселья в голосе, с хрипами, задыхаясь и кашляя. Пенси закрывает уши ладонями и сворачивается в клубок, прижимая колени к голове. «Пусть это закончится», — просит она, и смех прерывается. Но долгожданная тишина кажется еще страшнее.
Каравер еще пытается протирать лоб мечущегося в лихорадке Рожена. Пенси хочет помочь, видно же, как устал упрямый старик, какими медленными стали его движения, но тот не дает. Хотя на Удачливых, по всей видимости, зараза не действует. Страх внутри Пенси постепенно уменьшается, ведь заразиться она не может. Но вот от мыслей, роящихся в голове, ее тошнит. Осталось ведь совсем немного, всего лишь дождаться, когда окончатся мучения Рожена. Тогда они все успеют: вместе с Каравером они точно выберутся, и она вернется домой.
— Вы тоже сдохнете, — пытается кричать Рожен, но его горло давно пересохло. — Пусть вы и Удачливые, но вы тоже сдохните! Ваши внутренности будут гореть, а глаза чесаться, умершие будут хватать вас за глотки…
Он говорит очень долго. Пенси снова зажимает уши руками и плотно закрывает глаза. Ей не хочется думать о том, как это могло бы произойти с ней. И как у Лоухи хватает сил выдерживать всё это. Ужасно, что хорошие охотники умирают неизвестно от чего, а всё, что ей остается, это наблюдать. И она благодарит судьбу за что-то: может, за то, что она стала Удачливой, и Черный лес не отворачивается от нее даже сейчас.
— Вот и всё, — произносит Лоухи страшные слова. — Его мучения закончились.
— Пойдем, — шепчет Пенси, подбегая к нему. — Скорее пойдем отсюда. Я нашла коридор, где холоднее, где чувствуется свежий ветер. Мы сможем выйти. Не знаю куда, но сможем.
— Ты сможешь, не я… — Каравер поднимает глаза. Лицо его бледное и посеревшее, глаза покраснели, но это не кажется странным — ведь им пришлось много пережить.
— О чем ты? — Она смотрит на Каравера и не понимает, что он имеет в виду. — Ты же Удачливый, у тебя нет симптомов…
Лоухи Каравер невесело хмыкает, и из него будто бы выдергивают какой-то важный элемент, стержень, основу. Его всегда прямая спина сгибается, руки начинают трястись, а поза выдает болезненность. Он наклоняется вперед и сгибается в гулком страшном кашле, прикрывая ладонями рот.
— Если бы я хоть на миг показал, что тоже болен, ты бы не справилась, — он отнимает ладони ото рта — они в крови. Пенси делает шаг назад, потом еще один, и так, пока не спотыкается и едва не падает. — Они были больны, они были не в себе. Я мог держать их в узде и не имел права оставить твою сторону. Ты еще молода и пока здорова. Я же вижу, что тебя не тронула эта зараза. Уходи.
— Каравер, как так? — Пенси не верит. Как он мог так обмануть их всех, как мог продержаться столько? Почему она не замечала, что он болен?
— Возьми припасы, лекарства. И флягу с огневушкой тоже, мне она уже не пригодится, — Лоухи Каравер невесело усмехается и сползает с камня, на котором сидел, на пол.
— Мы пойдем вместе…
Пенси не заканчивает фразу. Нечто не дает и Караверу возразить ей.
Этот странное ощущение пронзает их двоих: то ли биение сердца, то ли легкий выдох, то ли признак движения. Лоухи настороженно буравит Пенси взглядом и не шевелится. Что-то изменилось в коридорах, понимает она. А может, менялось давно, но постепенно. И сейчас, в этот самый миг, это что-то резко заявило о себе. Пенси чувствует, как шевелятся волоски на шее, и вспоминает, что они на охоте, что перечень опасностей не оканчивается на неведомой заразе.
— Уходи, — шевелит губами Лоухи, но не издает ни звука. — Прячься, — почти просит он ее. Пенси зажмуривается: ей жутко, она знает, что это их последние минуты, ей хочется спасти старика. Но жажда жить и вернуться к родным сильнее. Пенси собирает все свои силы и как можно быстрее ныряет между деревьями, цепляется за ствол с наиболее густой кроной и исчезает в листве.
3-11
Ожидание заканчивается. Пенси крепче сжимает челюсти: всё тело, а особенно кожа, начинает нестерпимо чесаться. Это почти болезненно, да так, что ей хочется кричать. Но нельзя. Пытка постепенно стихает. Для Пенси, но не для того, кто пожертвовал собой ради нее. Лоухи Каравер кричит, сначала охая, надрывно, потом, когда слезы прорываются наружу и текут по морщинистым щекам, всхлипывая, стонет и хрипит, хватаясь за грудь, раздирая ногтями кожу.
За криками Лоухи она не слышит тихих шагов — просто в один миг понимает, что внизу есть некто. Этот некто кажется громадным и ужасающим, бесшумным и смертельно опасным. И он идет сюда за ними. Пенси не хочет его видеть, но маленькие живые огоньки вьются вокруг нее, и несколько искорок садятся на листья, оттягивают их вниз, показывая ей то, что творится внизу.
Этот руинник удивительно невысок, как для жути, что его окружает. Места он занимает меньше, чем распростершийся на полу, высохший от возраста Каравер. У него длинные и заостренные дейд, украшенные цепочками и красивыми камнями. Его одежда — всего лишь длинная юбка из странного материала — шелестит по камням, вслед за шагами ног в тонких золотистых сандалиях. Пенси изо всех сил пытается сосредоточиться на этих сандалиях, на коротких, чуть торчащих в стороны темных волосах, на странных узорах на бледной, совсем нечеловеческой коже груди, на прикрытых глазах с густыми черными ресницами. Лишь бы не слышать его.
— С-с-с… сколько вас явилось сюда? — тонкий широкий рот раскрывается в шипении,
