Сокровище для ректора, или Русалочка в боевой академии (СИ) - Вин Милена

Может, они не такие уж и несуразные… Но они не о нас.

— Жемчужинка…

Тина шагнула ко мне, и я решила бы, что она-то все поняла, что она одна из тех, кто увидел суть, если бы Гвен не вцепилась в ее запястье, не дернула на себя, и взгляд ее, совсем как у той женщины, не ранил так же сильно, как зубы акулы, как-то раз вонзившиеся в мой плавник.

— Не подходи к ней, — сказала Гвен шепотом, который я не расслышала бы, будучи человеком. Но в обличье русалки, со слухом чутким, как у птиц, я приняла этот шепот за крик.

И отчего же дурно так стало?.. Все сжалось внутри в тугой узел, глаза застелила пелена.

Раньше меня не так сильно задевали подобные взгляды. Я была равнодушна к безосновательному страху людей, привыкнув, смирившись с тем, что я не в силах убедить каждого в том, что я вовсе не монстр. А теперь…

Теперь мне было больно смотреть на тех, кто казались мне друзьями, и не видеть прежней доброты, лицезреть вместо нее тревогу.

— Это же Мира. Мы должны…

— Нет.

От резкости тона адептки хвост вздрогнул, будто готовился самостоятельно утащить меня в море.

Гвен нахмурилась, и страх ее смешался с чем-то более сильным. Она словно угрожала мне.

— Я не стану кормом для… нее.

Как же сильно страх способен менять людей. Гвен всегда казалась раздражительной, но еще ни разу ее гнев не обращался на меня.

Под хмурым взглядом и взглядом, полным нерешительности, я отползла назад, приложив немало усилий, чтобы сдвинуть длинный тяжелый хвост. Сердце забилось в разы сильнее, едва не подскочив к горлу, когда Тина все же вырвалась из хватки подруги и зашагала в мою сторону.

Я взметнула рукой, точно в жалкой попытке отогнать ее, как надоедливую рыбку. Но это нервное движение оказалось сопровождаемой волной, вырвавшейся из бушующего моря, метнувшейся прямо в сторону девочек. Это произошло инстинктивно, как и тогда, когда мне угрожала опасность. Я вовсе не хотела этого. Наверное…

Вода окатила их с головы до ног, вынудив отскочить назад. Найдя в этой заминке преимущество, я доползла до кромки и нырнула в море под зов Тины, прокричавшей мое имя и что-то еще, что осталось там, на поверхности, над сомкнувшейся над головой водой.

Я плыла настолько быстро, насколько могла. Избавившись от туники, как мне казалось, уже ненужной — ведь вероятность, что я вернусь на сушу, крайне мала, — я проплыла мимо рифов, замирая на долю секунды всякий раз, когда наверху раздавался гром и сотрясал толщу воды.

Ох, и не повезло же сегодня морякам и всем тем, кто по воле случая оказался на воде: Кхела успокоится нескоро, а значит, злая погода не изменит свое настроение, возможно, до самого утра. Я не знала, почему вдруг морская владычица обозлилась, но знала, что причина ее злости существует. Небо разверзлось и выпустило из себя поток обильного дождя по ее желанию, и все это не прекратится, пока Кхела не совершит правосудие над обидчиками или пока не сжалится над людьми и подводными жителями.

Только настоящие глупцы среди русалок рискнули бы сейчас вынырнуть и оказаться скованным громом. Я была глупцом. Я вынырнула, хоть и долго решалась.

Крупные капли забарабанили по голове и плечам, омывая и без того мокрое лицо, ослепляя, замыливая взор. Быть на поверхности в дельте реки было не столь страшно, как в отрытом море, но меня все равно сотрясала дрожь, и я как можно быстрее доплыла до деревянной стены, отделяющей от меня тетушкин дом. Каждый раз оказываясь у этого сооружения, я понимала, насколько сильно тетя не любила море. Она, бывшая русалка, быть может, единственная из всех русалок, которая терпеть не могла весь океан и предпочла жизни среди своих жизнь на суше.

Я не знала, почему приплыла именно сюда. Или просто не хотела признавать, что в случае опасности или невезения всегда полагалась на тетушку. Всегда приплывала к ней, надеялась на ее помощь. Но теперь-то в этом не было смысла.

Ветка, на которой обычно гордо восседал Филя, пустовала, да и сама ива казалась какой-то неживой, склонившейся ближе к воде под тяжестью ливня.

Я верила, что Филя там, в домике, но на мой зов никто не откликнулся, на отчаянные удары по стене никто не вышел, не показался в поле зрения. В доме было пусто, а все жители леса притаились в своих норах и дуплах до тех пор, пока не смолкнет дождь.

В этот миг я почувствовала себя по-настоящему одинокой. Слезы душили от осознания, что я не хочу возвращаться домой к отцу и сестрам, которые не поймут моего порыва выйти на сушу. От осознания, что единственные, кому я доверяла, больше не со мной, и что я могла избежать того, что происходит сейчас, если бы открылась истинному или девочкам немного раньше. Они бы смогли понять… Или вместо вил и копьев воткнули бы в меня вилки.

Капли продолжали стучать по мне, ударяя то сильно, то слабо, пока я лежала на мокрой земле, свернувшись калачиком после жалкой попытки проползти до конца забора. Попытка эта не увенчалась успехом: я поскользнулась на руках, шлепнулась в грязь и так и осталась лежать, глядя на видневшееся за кронами деревьев хмурое небо.

— Снести эту стену, и дело с концом…

Я вздрогнула, но не приподнялась. Мне показалось, не иначе… Померещился в шуме дождя знакомый голос, услышать который я совсем-совсем не ожидала.

Особенно сейчас. Особенно здесь.

— Вулья мне потом голову снесет, — донеслось до навостренных ушей ворчание Филина. — Ежели вернется…

Больше я не выдержала — поднялась на локтях, провела ладонью по лицу, стряхивая капли. Мне хотелось сильно зажмуриться, а после распахнуть глаза, чтобы убедиться, что это не сон. Но я не смогла. Уж лучше пусть это будет сном…

Магистр и Филя так быстро оказались рядом, что я и к воде отползти не успела. Хотя я и не шевелилась вовсе. Застыла, переводя взгляд с подола Филиного кимоно, перепачканного грязью, на сапоги ректора, пока меня без спроса не оторвали от земли и я не очутилась на чьих-то руках.

На руках магистра, как оказалось.

— Что случилось? — Филя замер напротив, так близко к нам, что я различила на его светлом лице беспокойство.

Либо я все еще играла немую, либо в самом деле лишилась языка. Мужчины смотрели на меня, ожидая ответа, а я…

… я расплакалась. Не сдержала слез, совсем как в детстве, как перед разгневанным отцом. Но теперь отнюдь не от страха. А от горячего чувства, омывшего грудь, и понимания, что я не так уж и одинока, как мне думалось.

***

Накрытая покрывалом, я, не вынимая хвоста из дыры в полу тетушкиного дома, сидела молча, будто в смиренном ожидании уготованной мне участи, и сверлила взглядом то мельтешащего перед глазами Филина, то магистра, развалившегося в любимом кресле тети и не проронившего еще ни слова.

Впрочем, я и сама молчала, в то время как Филя предпринял пару попыток разговорить меня и узнать причину превращения и того, почему я в грозу торчала в дельте реки. Ему это не удалось, потому в домике уже какое-то время царило тягостное молчание, а Филя, принявший на себя роль хозяина, готовил чай или нечто похожее на него, пахнущее сладкими пряностями.

Капли дождя тяжело стучали по окнам, а по телу, все еще не унявшись, бегали мурашки. Как и Филе, мне не терпелось не только задать уйму вопросов, но и получить на них четкие ответы.

Почему он, пернатый черт, никак со мной не связался? Почему Миранда солгала насчет длительности действия оборотного зелья? И, в конце концов, как связаны эти двое, и почему ведут себя, как давние знакомые?

— Мира, ну перестань молчать, — вновь решился нарушить тишину Филя, застыв посреди комнаты с двумя кружками в руках. — Расскажи, что произошло.

Он передал одну кружку магистру, вторую протянул мне. Я повела носом и тут же уткнулась взглядом в пол.

Не то чтобы мне не хотелось пить… К тому же чай пах вкусно. Просто глупая злость и обида, сжавшая в тиски сердце, не позволяли мне проявить дружелюбие.

Филя вздохнул, отошел, и я заметила краем глаза, как он опустился на стул.