Мятежница и менталист - Эль Бланк

— Не трогайте никого. Мы мирные жители, — беспомощно пролепетал староста. — Я со всеми поговорю.

—Это возмутительно! — вмешался начальник гарнизона. — Вы забываетесь, Де’Лоста! Отбросьте иллюзии! Вас меньшинство, федералы выбьют ваше отребье из Кварцита в два счета. К чему пустая трата сил и бахвальство? За своих людей я обещаний давать не стану. Гвардейцы присягу приносили и от нее не откажутся.

— Если начальник подаст правильный пример, — поморщился Карен, но попытался сохранить спокойствие и снизить уровень агрессии оппонента, — то они поступят так же. Какие проблемы?

— Я и не собираюсь предавать Федерацию, — и не подумал отступать военный. — Не понимаю, на что вы рассчитывали, когда меня сюда из камеры притащили. Там сломать не вышло, решили методы поменять? Так я не идиот, чтобы не знать, что такое вербовка. Не на того напали.

Карен наигранно удрученно вздохнул, мол, что же ты такой безнадежный-то? И бросил выразительный взгляд на спутницу несговорчивого оппонента.

— Даже жену не жаль? Твое упрямство и тебя погубит, и ее ничего хорошего не ждет.

Женщина побледнела, бокал в ее руке задрожал. Муж отчетливо скрипнул зубами, посмотрев на нее. И все равно остался при своем мнении, высказав все в лицо лидеру Сопротивления:

— Я и не сомневался, что методы повстанцев гнусные и подлые. Среди вас нет и никогда не было адекватных людей. Изворотливые сволочи! Ни перед чем не остановитесь и не способны оценить последствия на дальнюю перспективу.

На этот раз Карен претензию проигнорировал, бестактно отвернулся и вкрадчиво обратился к промышленнику:

— А каковы ваши взгляды? Вы в своих убеждениях столь же категоричны?

Маленький невзрачный директор, который все это время старался вести себя как можно незаметнее, едва не подавился. С трудом вернул себе самообладание и ответил:

— Вы мне работать дайте. Мое дело — производство, я не политик. Мне без разницы, кто у власти. Как будет, так и будет. Прибыль не зависит от того под чьим Кварцит контролем. Лишь бы работники трудились, отгрузка шла нормально и оплата поступала в срок.

— Прибыль не зависит, — согласился Карен, — а налоги вам в другой карман отстегивать придется.

Директор напрягся, выражение глаз изменилось, в них появилось что-то стальное, жесткое — разговор коснулся финансов, а, похоже, этот “допинг” значительно поднял уровень смелости.

— Ниже ставку предлагаете? — по деловому поинтересовался он. — Или повысите? Мне нужно понимание, останется ли производство рентабельным.

— Пока повышать не будем. А дальше видно будет, — милостиво сообщил Карен. Едва заметно дернул уголками губ, словно хотел улыбнуться, когда на его последнюю фразу промышленник среагировал недовольным покачиванием головой, мол, как обычно никакой стабильности. И в итоге затянул гайки еще туже: — Кстати, в ваших интересах, чтобы в конторе деньги водились при любом раскладе. Вы же не захотите оставить свою дочь нищей?

— Допустим. Только… при чем тут моя дочь? — растерялся директор, бросая настороженный взгляд на главаря мятежников. Видно, только сейчас осознал, что и его не просто так в компании женщины пригласили. Рассчитывал, что при всем богатстве его не коснется шантаж. На деле дочь промышленника не имела преимуществ перед женой военного, обе они для Карена разменные монеты.

А де’Лоста скрывать своих планов даже не намеревался, прямым текстом заявил:

— Нам гарантии вашей лояльности нужны. А что может быть для этого лучше, чем родственные отношения? Свадьба, брак… Так обычно решаются подобные вопросы. Выберет кого-то из нашего круга, станет свободной в своих решениях. Убедится, что наши цели благородны.

— Нелепые “гарантии”! Мы уже с вами договорились полюбовно… — начал было возражать промышленник, но его перебили. И вовсе не Карен, а та самая дочь, из-за которой разгорелся спор.

— Мне дадут право выбора? Не надо будет во всем слушаться мужа? Смогу учиться, работать? Выбирать место жительства?

Голос у девицы оказался тонкий, бойкий, аж в ушах зазвенело. И, судя по тону и смыслу фраз, диктатурой отца она была явно сыта по горло.

— Ну, кое-какие обязанности, связанные с семейной жизнью, у тебя несомненно будут. Все же это брак, а не сожительство. Но в самоопределении и профессии ты совершенно свободна, — со знанием дела подтвердил Карен.

— И я смогу работать моделью? Или стать актрисой? Карьера на Земле будет для меня открыта?

Карен великодушно кивнул, а “невеста” с явным превосходством бросила взгляд на отца. Вот, мол, получил? Что теперь сделаешь?

Я лишь хмыкнула про себя. Какая еще модельная карьера для жены повстанца, тем более в мире где властвуют его враги? При всех деньгах ее папочки об этом факте на Земле никто не забудет. А главарь мятежников умеет задурить голову, чтобы добиться желаемого. Ведь со мной произошло то же самое, когда Карен решил заполучить репортаж. Благо, сейчас он меня оценивает по-другому, как соратницу, а не способ достижения целей.

— За кого замуж? — едва сдержав гнев, стукнул по столу кулаком промышленник.

— Стать женой офицера — та еще перспектива! Неравный брак это позорный мезальянс для нашей семьи. Она привыкла к достатку и комфорту. Сможет ли будущий супруг ее достойно обеспечивать?

— Деньги тут важны, согласен, — миролюбиво подтвердил Карен. — Только, как мне кажется, ваших налогов как раз хватит для безбедной жизни вашей дочери. И вам выгода, все финансы в семье останутся.

— Но ведь налоги… — растерянно начал говорить директор и осекся. За него закончил сам Карен:

— Да, налоги мне достанутся. А, значит, и ваша дочь тоже.

Он… Он собрался жениться?!

Я едва не задохнулась от негодования. Отвратительно! Сначала поселил в особняке у себя под боком, заставил меня играть роль хозяйки дома, цветы подарил. А сам при всех по сути унизил!Я напряглась, сдерживая рвущиеся с губ оскорбительные эпитеты в адрес рыжего гада, чувствуя, как нарастает раздражение, усиливающееся от того, что на меня тут же обрушились взгляды окружающих — насмешливые, любопытствующие, сочувствующие… Впрочем, я быстро вспомнила, что сама хотела чтобы Карен от меня отстал. И вид приняла невозмутимый.

Нет, его решение — в моих интересах! Я радоваться должна, а не злиться! Выводило из себя иное — мое публичное унижение, наглое намерение самого Карена жить на полном иждивении у промышленника, позорная участь содержанца, которую он сам считал великим достижением и поводом для настоящей гордости, и желание