Электрическое тело (ЛП) - Рэвис Бет
Луна над нами − всего лишь крошечная белая царапина на небе. Созвездия простираются далеко над морем, а под ними сверкают воды.
− Красиво, − выдыхаю я. Я никогда не видела звезд в Новой Венеции.
Я поворачиваюсь к Джеку. Но он не смотрит на небо. Он смотрит на воду. Он смотрит на дыру в мире, на целый город, сровненный с землей и заполненный морем.
− Там была Валетта, − говорю я, хотя мы оба это знаем. Некогда великий город, бывшая столица всей нашей нации. А сейчас… сейчас ничего, кроме затонувшего круга черной воды. Все, что осталось от города − все, что осталось от сотен тысяч людей, живших там − находится под водой.
Я оглядываюсь вокруг свежими глазами, глазами, которые знают, где мы находимся. Над нами нависают оливковые деревья, вросшие в кирпичную кладку, в центре − что-то вроде памятника из каменных шаров, но за садом я вижу останки старых зданий: разрушенный фундамент церкви, башню с часами, которая была сбита в сторону волной взрыва, уничтожившего Валетту.
− Когда столицу бомбили во время гражданской войны, − мрачно говорит Джек, − погибли все и сразу. Они полностью уничтожил весь город. Но некоторые города поблизости, такие, как этот… некоторые здания уцелели. Большинство людей − нет, если они не доберались до убежища.
Я чувствую себя в опасности, просто стоя здесь, глядя на останки давно умершего города. Бомба была солнечной вспышкой; радиация хоть и могла сделать человека больным, но редко убивала, не так, как ядерные бомбы. И все же, я чувствую, что мы не должны быть здесь. Неправильность, которая напоминает мне о моей реакции на катакомбы.
И тут я вспоминаю, что рассказывала мне ПМ Янг о том, как она была в Валлетте незадолго до взрыва, с моими родителями и мисс Уайт. Представляю, какого им было, когда они укрывались в бомбоубежище. Ужас, ужас… Мисс Уайт практически истекла кровью после того, как ее руку оторвало во время взрыва. Мои родители, еще даже не женатые, не были уверены: выживут ли вообще. И ПМ Янг, женщина, которая однажды будет править всем СС, сидела в укрытии, прислушиваясь к звукам сотен тысяч умирающих.
Может быть, если бы я была там, я бы поняла, почему она хочет превратить людей в бездушные оболочки… Чтобы избежать такого насилия снова.
Мы с Джеком перегибаемся через стену сада в Сенгли и смотрим на ту сторону Большой Гавани, где когда-то стояла Валетта. Джек издает что-то вроде сердитого рычания и поворачивается спиной к пустоте − бывшей столице −, глядя вместо этого на разбросанные останки города, в котором мы находимся. И разрушенные не бомбой, а последовавшим за ней ударом и цунами. − Хуже, я думаю, − говорит он тихим, почти неслышным голосом, − оставить нечто большее, чем зияющую дыру.
Глава 50
Джек идет под продуваемыми ветром оливами к башне, встроенной в стену на самом краю города. Мы высоко над гаванью, и я на мгновение испытываю головокружение, наблюдая, как Джек перепрыгивает через тротуар, изломанный корнями деревьев и возрастом, не более чем искореженные, ржавые железные перила, защищающие его от смертельного падения за стеной города.
В стену встроена маленькая башня размером с мой шкаф. Аккуратные прямоугольные окна вырезаны прямо в каменных кирпичах, образующих шестиугольную комнату, увенчанную остроконечной купольной крышей, которая заканчивается геометрическим узором, который я не могу полностью разглядеть в темноте. Над каждым из окон башни есть дополнительная резьба, чередующаяся между гигантским ухом и огромным глазом. На камне вырезана птица с вытянутой вниз длинной шеей.
Джек замечает мой взгляд. − Это была сторожевая башня, как тысячу лет назад. Глаза и уши олицетворяли наблюдение стражи города.
Мы спали среди закрытых глаз мертвых в катакомбах — а сейчас мы проснулись. Код Джека наконец-то обрел смысл.
Когда Джек приближается к башне, каменная птица над дверью оживает. Джек стоит неподвижно, широко раскрыв глаза, а голова птицы двигается вверх-вниз. Затем птица снова встает на место, словно камень. Глаза и уши, вырезанные на башне, вспыхивают ярко-красным, а затем тоже превращаются в камень.
− Не думаю, что это было тысячу лет назад, − бормочу я, глядя на каменную птицу, электроника внутри которой теперь невидима.
Джек фыркает от невеселого смеха. — «Зунзана» сделала несколько обновлений. Теперь это вышка для беглецов, на случай, если кому-то из нас придется бежать.
Я вхожу в маленькую комнату под каменной крышей. Окна открыты, как и дверь. Она маленькая, но в ней достаточно места для нас двоих.
Джек работает быстро: сначала набирает код на браслете, затем проделывает то же самое, касаясь скрытой панели под краем каменной стены. Серебристый материал падает, словно занавес вокруг здания.
− Анти-техническая ткань? — интересуюсь я, касаясь скользкого материала.
− Это самое близкое к плащу-неведимке из того, что у нас есть, − говорит он и кивает на дверь. − Пойдем посмотрим.
Я выхожу из комнаты и оглядываюсь. Анти-техническая ткань защищает внутреннюю часть, не допуская обнаружения геолокациями или наноботами. Между тем, внешняя оболочка штор выполнена из тонкого и податливого экрана, который проецирует изображение пустой башни. Когда я нахожусь рядом с занавесками, я могу сказать, что они скрывают башню, но даже отступив на несколько шагов, кажется, что башня пуста, а все признаки Джека исчезли.
Когда я снова вхожу, мне едва хватает места, чтобы встать. Джек открыл потайное отделение в полу и вытащил две кровати. Он вскрывает пакеты, и два пенопластовых матраса оживают.
Я так сильно прислоняюсь к окну, что практически высовываюсь из него, мои плечи прижаты к анти-технической ткани. Кровати узкие и тонкие, как и эта комната в башне. Когда Джек раскладывает их, то это больше похоже на одну большую кровать, нежели на две маленькие. Я не могу оторвать глаз от несуществующего пространства между матрасами.
Джек поднимает глаза и замечает мое нервное лицо. − Я не кусаюсь, дорогая.
Я разворачиваюсь. − Я же просила тебя не называть меня так!
Джек открывает рот, чтобы заговорить, но я ему не позволяю. − Мне все равно, какой я человек в твоей памяти. Потому что отныне я не та.
Джек выглядит так, будто я ударила его по лицу. Он молча поворачивается к кроватям, раздвигая их как можно дальше. Мое сердце колотится, а я чувствую себя так, будто пробежала марафон.
Я выхватываю из его рук вторую тонкую подушку и непонятное одеяло, расстилаю их на своем пенопластовом матрасе, а затем ложусь как можно дальше от Джека, прижимаясь всем телом к каменной стене.
Часть меня чувствует себя глупо. Но другая часть… она боится.
Я больше не знаю, кто я, и мне не нравится, что Джек знает меня так, как я сама себя не знаю. Я не претендую на понимание ситуации. Джек помнит меня, сине-коричневое покрывало из дамаста, ночь вместе, поцелуи, которые останавливают весь мир.
Но… у меня нет этих воспоминаний.
− Мне очень жаль.
Я оглядываюсь через плечо − Джек стоит ко мне спиной и говорит, обращаясь к стене:
− Я забыл, − говорит он, по-прежнему не оборачиваясь. − Ты… я забыл, что ты больше не моя Элла.
− Не твоя, − тихо отвечаю я. Я не знаю, кем я была раньше, я знаю только себя настоящую.
− Я знаю.
Ночь безмолвна. Хоть я и не прикасаюсь к Джеку, но чувствую его присутствие всего в нескольких дюймах от себя.
− Ты не представляешь, какого это, − говорит он, наконец. Так тихо, что я едва слышу его. − Любить тебя так, как я любил тебя, а ты даже не помнишь меня.
Я переворачиваюсь на другой бок, лицом к центру башни, и через мгновение Джек тоже переворачивается. Он пристально смотрит на меня, его лицо погружено в темноту, глаза непроницаемы.
− Прости, − шепчу я. Слова кажутся слабыми и бесполезными, но это все, что есть у каждого из нас.
Мы оба отворачиваемся друг от друга, и ночь окутывает нас.
