Карина Демина - Невеста

Сердце екнуло.

Все-таки Хильда оказалась права. И почему она снова спряталась? Уж она не отвела бы взгляд. И даже шагнула бы навстречу. И точно не стала бы цепляться за полотенце, которое все равно очутилось на полу. Райгрэ же оказался сзади и близко.

Чересчур, пожалуй, близко. И Тора вдруг поняла, что он тоже не одет, то есть не совсем, чтобы не одет, но раньше он не позволял себе появляться в ее обществе без рубашки.

— Не бойся, — теплые ладони легли на плечи, кончики пальцев касались ключиц. — Обопрись на меня. Все хорошо…

Руки соскользнули ниже, накрыв грудь.

— Нужно, чтобы на тебе остался мой запах. Просто потерпи.

Запах? Резкий, дурманящий, от которого голова идет кругом. И сердце колотится безумным ритмом. Но уже не страшно… разве что самую малость.

— Скоро отпущу.

Он наклоняется и трется щекой о щеку Торы.

— Наверное…

Ей не хочется, чтобы ее отпускали. И повинуясь порыву, Тора поворачивает голову, касается губами его губ.

Это не поцелуй.

Пока.

— Уверена, найденыш?

Тору разворачивают, и соврать, глядя в глаза, она не способна.

— Нет.

— Еще можешь убежать, — райгрэ и вправду убирает руки. Ждет, кажется, долго… разглядывает. Убирает влажную прядь, прилипшую к шее.

Целует он жадно, прикусывает губу и тут же, словно в попытке извиниться за грубость, становится нежен. Вдавливает Тору собственным весом в кровать и моментально отстраняется, заводит руки за голову — оба ее запястья захватывает разом — и просто смотрит.

— Ты красивая.

Он что-то сделал с Торой, иначе почему от его прикосновений, осторожных, легких, ей хочется кричать. Не от боли, но потому что их слишком мало. И райгрэ знает, дразнит, вглядываясь в лицо, выискивая на нем что-то, одному ему понятное. А Тора не сдерживает-таки стон.

— Ртуть, — он смеется, и дыхание опаляет живот. — Ты ж мое золото…

Следовало признать, что райгрэ Виттар с золотом обращаться умел.

В театр отправляться все же пришлось.

А ванну принять Торе не позволили, и она не могла отделаться от мысли, что теперь все, кто приблизится, будут знать, чем она занималась.

И с кем.

Райгрэ с живым интересом наблюдал за тем, как ее одевают.

Причесывают, скрепляя локоны шпильками.

Расправляют юбки, скрывая сложную конструкцию турнюра, и вносят последние, мелкие штрихи, в рисунок платья, все же недостаточно совершенный по мнению портнихи.

Когда райгрэ все-таки соизволил подняться и выйти, та выдохнула с явным облегчением.

— Ох и не люблю я их, — прошептала она на самое ухо, делая вид, что поправляет воротничок. — Вроде бы и красавцы, но гнилья за этой красотой столько, что не приведи Предвечная жила, связываться.

— Почему?

Как-то Тора до этого момента не задумывалась над тем, можно ли считать райгрэ красивым.

Да и какая разница?

— Подпустить к тебе, он никого не подпустит, — ловкие пальцы вытащили из прически локон, скрутили и оставили лежать завитком на шее. — Но вот что сам делать станет… тут им никто не указ. Аманта — не жена, за нее заступаться некому. Поэтому будь осторожна, куколка.

Тора будет.

Она знает, когда мужчина слишком зол, чтобы к нему приближаться.

— Благодарю за помощь, — раздалось от двери, и портниха тихо ойкнула.

Как долго райгрэ стоял? И что именно слышал?

Оскорбился?

— Леди Торхилд необходим гардероб, — райгрэ поставил на туалетный столик бархатный футляр. — Домашние платья. Для прогулок. Пара дорожных. Вечерние. Амазонка…

Он откинул крышку.

— Перчатки, шляпки, капоры… что там еще полагается? Надеюсь, вы возьметесь за эту работу?

— Буду счастлива, но…

Сияние газовых ламп окрашивало аметисты не в лиловые, но в алые тона.

— Вопрос цены значения не имеет. Леди Торхилд должна выглядеть достойно дома, который представляет.

Холодный металл коснулся кожи. Ожерелье было изящным, но в то же время тяжелым. Для Торы. А вот Хильда, до поры, до времени спрятавшаяся в зеркале, умела носить подобные вещи.

Райгрэ, взяв руку Торы, раскрыл ладонь и положил на нее длинную ленту серьги.

— Возьми. Это твое. Как закончите, спускайтесь вниз.

Он ушел, а серьга осталась.

И вторая, парная, лежавшая в футляре. И еще браслет…

— Хотя бы не жадный, — как-то без особой радости в голосе сказала портниха. — Тебе помочь, куколка?

Она ловко управилась и с серьгами, и с браслетом, и набросив на плечи Торы легкий плащ, протянула маску из черного бархата.

— На улице пыльно, нечего тебе личико портить.

На улице… еще немного и Тора выйдет на улицу.

В город, где в последний раз бывала… давно, перед Каменным логом и той нехорошей историей. Мама еще обещала, что отведет Тору в лучшее ателье, а вместо этого пришлось уехать на побережье: папина работа не могла ждать. И на побережье тоже были ателье…

— Идем, куколка. Не надо давать повод думать, что ты ослушалась, — портниха помогла подняться. — Твои мерки у меня есть. Я подберу ткани, а там и про фасоны поговорим… тебе что больше по душе?

— Не знаю, — честно ответила Тора, чувствуя, как заледенели руки. — Я… ничего не понимаю в одежде.

Макэйо так говорил. Он всегда сам выбирал наряды для своих любимиц. И позже, когда Тора стала слишком взрослой, привычки не изменил, шутил, что так ему интересней.

— Ой, глупость. Ничего тут сложного. Я тебе журналы пришлю, полистай на досуге. И вместе потом подумаем. Ты у нас красавица, тебе все к лицу будет… обрати внимание на «Дамского сплетника», там порой очень оригинальные идеи попадаются… нет, конечно, по их калькам шить тебе не пристало, но вдруг да глянется что-нибудь этакое, с фантазией…

Ее голос, ласковый, журчащий, убаюкивал страх. И лишь оказавшись в коридоре, Тора поняла, что переступила-таки заветный порог, за которым заканчивалась безопасная территория.

Но сбегать нельзя.

— Ступай, куколка… — портниха убрала руку. — Не надо ему перечить.

Тора осталась одна.

Она справится. Коридор… пуст. И лестница не так страшна. Всего-то пара дюжин ступеней. Холл. И Крайт, переминающийся с ноги на ногу. Легкий аромат лимонов… на самой грани. И есть ли он вовсе, либо же Тора выдумала этот запах?

— Добрый вечер, — сказала она, потому что молчать было бы невежливо.

— Добрый, — Крайт поспешно отвел взгляд и за ухо себя зачем-то ущипнул. Уши у него были крупными, оттопыренными и ярко-красными, не то от стыда, не то от дурной привычки.

На нем был фрак. И белая рубашка, в кои-то веки выглаженная. И галстук, завязанный не слишком-то умело: один хвост получился длиннее второго. А волосы по-прежнему дыбом торчали.