Дарья Кузнецова - Модус вивенди
Но неужели он в самом деле такого низкого обо мне мнения? Что я пробыла с ним всего неделю и тут же готова крутить с другим? Что я вообще способна изменить? Вот так легко, походя, демонстративно…
В душе зашевелились глухое раздражение и обида. Правда, толком сформироваться они не успели: меня опять отвлекли. Голос снова прозвучал за спиной, а я раздраженно подумала, что либо надо тренировать внимательность, либо что-то делать с окружающими. Что за дурацкая привычка, в самом деле?
– Одержимые быстро начинают утомлять, – проговорил приятный низкий женский голос.
– Прошу прощения? – обернулась я, разглядывая неожиданную собеседницу.
Действительно неожиданную, хотя не узнать ее было невозможно.
Графиня Елизавета Станиславовна Ремезова была женщиной… по-своему легендарной. Слышали о ней и представляли, как она выглядит, почти все. Я не знала точно, сколько ей лет, но биография ее некоторыми основными вехами походила на мою. Рано осиротела, единственная наследница рода, она унаследовала титул в очень юном возрасте, где-то вскоре после совершеннолетия. Вот только, в отличие от моего собственного, род Ремезовых брал свое начало в глубине веков. Они сами утверждали, что ведут родословную с еще докосмической эпохи и чуть ли не тогда уже были дворянами. Проверить это было сложно, да никто толком и не пытался. Помимо наследственного помешательства на чистоте аристократической крови – а Ремезовы всегда были чуть ли не самыми главными идеологами этого движения, – у Елизаветы Станиславовны был характер, вызывавший определенное уважение – и желание как можно реже с ней пересекаться. Унаследовав помимо родового имущества по материнской линии небольшую ремонтную верфь, Ремезова, виртуозно открестившись от исповедовавшегося ее отцом принципа «Аристократ не должен работать», проявила потрясающее чутье и деловую хватку. Сейчас из той ремонтной базы вырос один из крупнейших судостроительных заводов Империи, специализирующийся на торговых кораблях и добывающих установках.
Женщина с неженским характером. Властная, сильная, очень решительная. Но у ее нрава была и оборотная сторона, которая как раз и заставляла всех, кто не был заинтересован в ее обществе по рабочим вопросам, избегать графини. Хитрая, изворотливая, мстительная и безжалостная, она легко шла по головам. Злые языки утверждали, что именно поэтому она никогда не получит контрактов с Императором. Впрочем, в этом случае их даже злыми было сложно назвать; скорее, правдивыми. Его Величество очень не любил людей, способных на предательство, и я прекрасно его понимала.
– Добрый вечер, Ваша Светлость, – кивнула Ремезова, отсалютовав бокалом.
Внешне графиня полностью отвечала определению «женщина без возраста». Весьма эффектная женщина без возраста, это было сложно не признать. Идеально уложенные пепельные волосы, пронзительные зеленые глаза. Кожа гладкая благодаря достижениям косметологии, но принять Ремезову за юную прелестницу было невозможно из-за взгляда: мне кажется, у Одержимых он мягче, чем у этой особы. Да она, отдать ей должное, и не пыталась излишне молодиться и изображать нимфетку. Изумруды на шее и в ушах, роскошное, но достаточно солидное изумрудно-зеленое платье в пол. Элегантная, благородная, великолепная. По слухам, мужчин она меняла тогда, когда они надоедали, – а надоедали быстро. От одного из любовников – насколько я слышала, он был более чем родовит – она родила сына и наследника, наплевав на правила приличия и умудрившись таким образом соблюсти долг продолжения рода без существенных изменений в собственной жизни.
– Добрый вечер, Ваше Сиятельство, – кивнула я в ответ, гадая, зачем могла понадобиться этой даме и при чем здесь, в самом деле, Одержимые. – Чем обязана удовольствию видеть вас?
– Я, как и все здесь, хотела бы вас поздравить, – с легкой улыбкой на чувственных полных губах ответила она. – Но одновременно, в отличие от всех них, предостеречь. Мне импонируют ваш ум и ваша рассудительность; умных женщин немного, и я искренне считаю, что нас нужно беречь.
– С удовольствием выслушаю ваш совет, – медленно кивнула я.
– Я бы не рекомендовала вам так спешить с этим браком, – она слегка повела плечами. – Собачья преданность Одержимых первое время льстит, но потом утомляет. И подобные сцены, увы, неизбежны, – женщина неопределенно взмахнула рукой. – Кроме того, конкретный выбор, – она сокрушенно вздохнула и с явным неодобрением качнула головой. – Ветров был неплох в постели раньше; теперь, наверное, и вовсе великолепен, но стоит ли ради этого терпеть его недостатки? А уж тем более выходить замуж, – протянула она. – Немного поразвлечься, и будет. В конце концов, им можно записать в плюс, что уходят они с видом оскорбленной невинности, молча и навсегда. Забавно.
А я едва не поперхнулась воздухом от этих слов. Мысли в голове по ощущениям вскипели, сталкиваясь между собой, а через мгновение разом куда-то выветрились, оставив звенящую пустоту. Я не просто не знала, как на это реагировать, – я вообще подумала, что мне послышалось.
– Но, пожалуй, – тем временем невозмутимо продолжала графиня, – такое тело пропускать грешно, здесь я согласна.
– Предлагаете после уступить его вам? – наконец сумела ответить я.
И сама поразилась, как спокойно прозвучал голос, не выдав ни единой эмоции. А их было много, очень много: там, где секунду назад была пустота, поднялась настоящая волна удивительно ярких и сильных чувств, почти не замутненных связными мыслями. Граничащее с шоком удивление, растерянность, почти ужас от того, что она – вот так! – говорит о живом человеке. Живом, думающем, чувствующем… даже не как о животном – о новом наряде иные отзываются с большим уважением.
А вслед за этим пришла ярость. Даже не злость – застилающее глаза бешенство. Что посмела предположить во мне собственное подобие. Что посмела высказаться в таком тоне. Что посмела так низко, так гадко – об Игоре. Который спас мне жизнь, который упрямо заботился обо мне, невзирая на протесты, который так искренне и открыто любил, что от этого делалось не по себе.
– О, нет, благодарю, – рассмеялась она. – Если только чучело из него сделать.
Чувствуя, что сейчас, если не выскажу все что думаю, попросту вцеплюсь ей в горло, я набрала в грудь воздуха…
– Смотрите, как бы из вас чучело не сделали, – прозвучал почти над ухом спокойный и откровенно насмешливый мужской голос. Я стремительно обернулась, намереваясь на очередном любителе подкрадываться со спины сорвать хотя бы часть раздражения, но запнулась, опознав нового участника беседы. Позади меня, с каким-то гастрономическим интересом разглядывая Ремезову, невозмутимо сложив руки за спиной, стоял Лев-Людоед собственной невзрачной персоной. Коротко остриженные седые волосы, сухое костистое лицо, тонкие невыразительные губы, светлые серо-голубые глаза – две безжалостные льдинки. Среднего роста, худощавый, в том же темно-сером мундире без знаков различия, что и в первую нашу встречу в коридорах дворца.
– Как не стыдно говорить с дамой в подобном тоне, – укоризненно улыбнулась она.
– Я с дамой и не говорю, – все с той же невозмутимостью проговорил он. – А для змей и крокодилов подобная участь бывает закономерной, когда они выползают из своих нор и начинают бросаться на людей, – тонкие губы сложились в жесткую циничную усмешку, никак не отразившуюся в глазах.
А я вдруг испытала нечто сродни ощущениям раскаленной сковородки, которую сунули под ледяную воду. Вся ярость, все почти не контролируемое бешенство от нескольких слов постороннего человека паром вышли на долгом выдохе.
– Осторожно, со львами такое тоже случается, – все с той же ленивой мягкостью пригрозила Ремезова.
– Зубы обломаешь, – спокойно возразил Измайлов. – Пошла вон, пока я не проверил приглашение, которого у тебя нет и не могло быть.
И она действительно ушла. Спокойно и с достоинством, будто не ее, графиню, сейчас выгнали вон, как побирушку. А я вдруг почувствовала себя не дома на Земле, среди людей, а где-то в совсем чужом и не самом лучшем мире.
– Пойдемте, Вета Аркадьевна, – с той же невозмутимостью, с какой только что грубо выставлял Ремезову, но гораздо мягче обратился ко мне мужчина, предлагая локоть. За который я уцепилась машинально – было ощущение, что без поддержки я просто упаду. В обморок или по меньшей мере просто на пол, потому что ноги откажутся держать.
– Что это было? – все-таки дрогнувшим голосом уточнила я.
– Вы имели неудовольствие лично познакомиться едва ли не с самой одиозной личностью Империи, Ваша Светлость, – пояснил он. – Не стоит так близко принимать ее слова, ее мнение и виденье мира. Графиня очень умна, но ее умение разбираться в людях ограничивается только способами получения от них выгоды.
– Но она… – попыталась возразить я, чувствуя, как в душе шевельнулись отголоски злости.
