Шесть соток волшебства - Юлия Стешенко
Эта вторая Инга, разумная и осторожная, все-все понимала. Беда в том, что она тоже влюбилась в Славика.
Раздвоившись, сознание Инги раскачивалось, как равновесные гирьки, брошенные на чаши весов. И Ингу начинало тошнить от этих бесконечных качелей.
Остановите карусель, суки. Я уже накаталась.
Раздраженно пнув одеяло, Инга села в кровати. Солнце уже поднималось, воздух за окном был тусклым и розовым, как мутная от крови вода.
Валентина права… А почему, собственно, права? Почему ее обвинения кажутся такими неоспоримыми? Потому что за плечами Валентины огромный опыт практикующей ведьмы. Тот опыт, которого у Инги нет. И если Валентина говорит, что хорошего, доброго мальчика Славика больше не существует, его место давно заняла потусторонняя тварь — Инга верит.
Но Валентина ведь может и ошибаться. Евдокия Павловна была первой, кто сумел вернуть к жизни мертвого. Ну, возможно, и не первой — но практический опыт всех остальных ведьм широкой известности не получил. А раз так — откуда Валентине знать, что Славик на самом деле не Славик? Она что, тесты проводила? Опыты ставила?
Да эта самодовольная сучка даже в глаза Славика не видела! И не просила Ингу организовать встречу. И не расспрашивала о поведении, о привычках, о характере.
А значит, глубокоуважаемая и дохрена опытная Валентина Михайловна запросто может ошибаться.
А может и врать.
Она ведь знает, что все знания Инги ограничиваются набором ритуалов и заклинаний, причем багажом не активным, а пассивным. Собственный опыт Инги — парочка заговоров и порча на помидорах. На помидорах, Карл!
Такой дурынде лапши на уши навешать — даже стараться не надо. Просто сделай лицо поумнее, а голос — поувереннее, и вещай великие истины! А лохушка наивная будет кивать и записывать.
Встав с кровати, Инга подошла к окну и оперлась плечом на стену. С улицы тянуло влажной, сырой прохладой — уже не летней, а осенней, с легким привкусом неизбежного тления. Инга глубоко вдохнула пахнущий отцветающими вечерницами воздух.
Валентина, может быть, не врет. И даже не ошибается. Но собрать о ней информацию все-таки нужно.
Первой в цепочке расследования стала Наталья. Безуспешно побившись в железную калитку, как бабочка в стекло, Инга сообразила достать мобильник.
— Наталья? Добрый день. Вы не могли бы сейчас выйти на улицу? Мне нужно с вами переговорить.
— Одну минуту, — тут же откликнулась Наталья — и действительно уложилась в минуту. Распахивая калитку, она торопливо вытерла припудренные мукой руки о фартук. — Что-то случилось? Вы из-за Саньки?
— Что? Нет! Нет, извините, я не подумала… — растерянно отступила Инга. — Простите, я совершенно по другому вопросу.
— Да? — на лице у Натальи появилась сложная смесь облегчения и разочарования.
— Да. Я хотела спросить у вас… Вы ведь знаете Валентину Михайловну? Народную… э-э-э… целительницу?
— БабВалю? Ну да, конечно. Я к ней Санечку водила — ну, я вам говорила. Помните?
— А Валентина Михайловна не смогла ничего сделать.
— Не смогла… — сжала обветренные, шелушащиеся губы Наталья. — А в чем дело? Валентина Михайловна что-то вам рассказала? Про Санечку?
— Нет. Про Санечку мы не разговаривали… Просто Валентина Михайловна показалась мне очень… своеобразным человеком. А мы ведь, можно так выразиться, коллеги. Вот, хочу разобраться. Как вы думаете, Валентина Михайловна — хороший человек?
Наталья застыла, прикусив губу, глаза у нее метнулись вниз и в сторону. Уже через секунду она снова смотрела с вежливой улыбкой — но этой секунды хватило.
— Я поняла, — кивнула Инга. — И я понимаю вашу позицию. Валентина Михайловна действительно отличный… специалист, не стоит портить с ней отношения.
— Это точно. Не стоит, — облегченно выдохнула Наталья. — БабВаля… она… ну… Она своеобразная. Знаете, бывают такие учителя в школе — вроде и ругаются, вроде и не любят никого, а отличников по их предмету больше, чем по любому другому.
— Вы хотите сказать, что Валентина Михайловна — высококвалифицированный профессионал? — не поняла Инга.
— Нет. То есть, да, конечно, профессионал, просто… — Наталья замялась, подыскивая слова. — Я хотела сказать, что БабВаля… не будет жалеть. Сделает так, как… правильно.
— А правильно так, как она решила?
— Да. Вроде того.
— Она давно работает санитаркой? — решила оставить скользкую тему Инга. Наталья явно не собиралась обсуждать личные качества ведьмы, и тратить время на дальнейшие расспросы было бессмысленно.
— БабВаля? Да лет двадцать, наверное. Она же всю жизнь медсестрой проработала — сначала на фронте раненых с поля боя вытаскивала, потом в нашей больнице. А когда на пенсию ушла, заскучала. Вот и вернулась — правда, не медсестрой уже, а санитаркой, — Наталья говорила быстро и почти весело — видимо, радовалась, что наконец-то может удовлетворить любопытство полезной соседки, не рискуя нарваться на неприятности. — БабВалю к нам в школу приглашали — на День Победы там, на Первое сентября. До сих пор помню ее костюм — синий такой, вельветовый, юбка годе, а на пиджаке медали в три ряда. Или ордена, не знаю, в чем разница.
— Валентина Михайловна? — изумилась Инга. — Но ей же лет шестьдесят, не больше!
— Шестьдесят? БабВале?! Ну вы и скажете! — расхохоталась Наталья. — Да ей лет девяносто, не меньше. БабВаля сто раз нам рассказывала, как в восемнадцать лет медсестрой на фронт пошла — то ли в сорок втором, то ли в сорок третьем.
— Не может быть. Если Валентина пошла на фронт в сорок третьем, значит, она… двадцать пятого года, — подсчитала в уме Инга. — Нельзя на девятом десятке так выглядеть.
— Ну, это обычным людям нельзя, — махнула рукой Наталья. — А бабВаля — она сильная. Травки, наверное, правильные пьет, заговоры знает, — на лице у Наталья проступила плохо скрываемая зависть. — Вы вот, наверное, тоже молодой долго будете. Раз уж вам сила колдовская дана.
— Хотелось бы, — не стала врать Инга. — Но я бы не стала всерьез на такое рассчитывать. Двадцать пятого года рождения бабка! С ума сойти! Я бы ни за что ей больше семидесяти не дала — и то с натяжкой. Шестьдесят с копейками максимум!
— Ну, честно говоря, бабВаля раньше похуже выглядела, — понизила голос
