Когда отцветает камелия - Александра Альва
– Моё доброе имя уж точно не пострадает из-за того, что я провожу время с акамэ, а вот твоё…
– Я могу за себя постоять.
– Знаю. Но всё же держи в голове: если до меня дойдут слухи, что кто-то болтает у тебя за спиной, то эти люди будут незамедлительно изгнаны из Яматомори. Мы занимаемся поимкой ёкаев, и на человеческие сплетни у нас просто нет времени.
Цубаки неуверенно кивнула и ещё раз взглянула на свою руку, шершавую от тяжёлой работы и испачканную тушью, которую обхватывала рука Юкио с нежной бледной кожей и длинными пальцами, как у аристократа. Акамэ никак не могла угадать, что же творилось в голове Юкио-но ками и почему он настолько хорошо к ней относился. Чутьё подсказывало, что дело было не только в их договоре – дать что-то друг другу взамен на помощь, но Цубаки сразу отогнала подобные мысли.
– Сегодня почти все эма, которые мы получили, оказались просьбами о снятии порчи и освобождении от злого духа! – заговорил хозяин святилища, перебивая звонкую песню цикад, стрекочущих в траве. – Из-за ёкаев в городе начинается паника, поэтому мы должны поторопиться.
Черты лица Юкио неожиданно заострились, делая его ещё больше похожим на лиса, а уши он чуть прижал – кицунэ явно злился, вспоминая о нарушителях спокойствия в Камакуре.
– Я постараюсь побыстрее овладеть своим даром, и мы остановим мор.
– Рассчитываю на тебя.
И он всё же отпустил её руку.
Глава 15
Ловушка для заблудших душ
– Это же ты та девчонка с особенными глазами? – зашипел ёкай, изгибаясь и брызгая слюной. – Поверь мне, поверь! Остальные уже знают о тебе. Они тебя найдут и заставят страдать! Они убьют тебя!
Цубаки не шевелилась и продолжала указывать рукой на место между грязной деревянной ванной офуро и стеной, с которой стекали липкие влажные испарения. Оттуда выглядывал аканамэ86 – дух, что недавно поселился в общественной бане и сразу вызвал переполох среди жителей Камакуры. Он выглядел до ужаса омерзительно: бурая кожа, покрытая зеленоватой слизью, длинные сальные волосы и такой же длинный язык, скользивший по полу, подобно тонкой змее.
Как только служители святилища Яматомори узнали о новом нападении ёкая и странной болезни, которая поразила всех посетителей бани, они тут же поспешили в город, чтобы изгнать духа, но не успели вовремя. Когда Хару, Цубаки и сопровождающий их Кэтору добрались до нужного места, все работники уже лежали на полу с остекленевшими глазами и лишь один аканамэ ползал между ваннами офуро, слизывая с дерева грязь.
– Ещё немного, и он рассеется, – сказала Цубаки, оглядывая пойманного в ловушку ёкая, у которого от напряжения вздулись на шее вены.
– Да, я тоже чувствую, что он уже готов покинуть этот мир! – сказала Хару и ещё сильнее сжала чёрные чётки в руке – невидимая нить, опоясывающая монстра, стянулась, заставляя его глаза выкатиться из орбит.
– Ты навела их на меня! – верещал дух, извиваясь в агонии. – Скажи мне своё имя! Скажи имя сейчас же!
На лице Цубаки не отразилось ничего, кроме отвращения; она даже бровью не повела, когда аканамэ начал браниться и осыпать её самыми грязными оскорблениями.
Чуть поодаль сидел на деревянной кушетке Кэтору. Он придвинул одно колено к груди и хмурился, отчего его глаза превратились в чёрные щёлочки, которые теперь было почти не различить на фоне тёмных кругов, возникших то ли от недосыпа, то ли из-за особенностей оборотней-тануки.
Сопровождение Цубаки во время совместных походов в город с оммёдзи Сато уже стало его постоянной обязанностью, и каждый раз он видел, как ёкаи угрожали девчушке-акамэ, да так, что волосы на затылке вставали дыбом. Но она никогда не жаловалась и не упоминала о своих проблемах в святилище, особенно в присутствии Юкио-но ками.
Кэтору её молчание лишь выводило из себя, поэтому он старался держаться в стороне, не вмешиваясь в обряд изгнания духов, но на деле же был готов в любой момент вступить в бой, если у оммёдзи что-то пойдёт не так.
– Давай! – крикнула Хару, стирая свободной рукой капельки пота со лба.
Развернув свиток, на котором кто-то неумело начертил киноварью кривые знаки, Цубаки проговорила выученные слова заклинания призыва пяти духов ян, и тут же яркое сияние осветило баню, отражаясь в налитой в вёдра воде и разгоняя пар. Аканамэ попытался увернуться, но невидимые путы связали его слишком крепко, и теперь слизь, которая стекала по телу ёкая, начала испаряться, а бурая кожа потрескалась от жара.
Сжимая чётки в одной руке, Хару достала из рукава маленькую деревянную коробочку с выгравированным на крышке знаком инь-ян и открыла её. Волосы всех присутствующих всколыхнулись от внезапного порыва ветра, и ёкая в одно мгновение затянуло внутрь – на его месте не осталось ничего, кроме лужи зеленоватой слизи.
– Готово! – возгласила ученица оммёдзи, когда ветер стих. – Теперь сможем передать этого духа господину Юкио-но ками на допрос.
– Хорошая работа, Хару-тян, – сказал Кэтору, спрыгивая с лавки и потягиваясь. – Интересно, почему трудились вы с Цубаки-тян, а проголодался я? Давайте уже возвращаться, а не то пропустим ужин…
Харука окинула юношу-оборотня снисходительным взглядом, словно перед ней стоял несмышлёный ребёнок, с которым и разговаривать не стоило, и тут же повернулась к акамэ, добродушно улыбаясь помощнице.
– Ты сегодня молодец! В этот раз заклинание получилось гораздо лучше, чем в прошлый. Похоже, у тебя и правда есть способности к нашему искусству. Хотя, думаю, с твоим даром можно овладеть совершенно любой магией!
– Наверное… – сухо отозвалась Цубаки и, свернув самодельный свиток, убрала бумагу в рукав.
Ей хотелось поскорее выйти из этой душной бани и ощутить дуновение ветра на влажном лице, поэтому она закрыла рот рукой, пытаясь не дышать ядовитыми испарениями, оставшимися после аканамэ, и выбежала наружу.
На улицах Камакуры стояла непривычная тишина: торговцы уже давно не открывали свои лавки, а зазывалы, которые обычно шумели на перекрёстках, наперебой приглашая в свои магазинчики, теперь даже не показывались. Если и встречались где-то редкие прохожие, то они сразу отводили испуганные взгляды и быстро пробегали мимо, стараясь скрыться в тени домов.
Создавалось впечатление, что в городе свирепствовала чума. Люди боялись неизвестной болезни и даже после наставлений оммёдзи и священников, запрещающих хоронить близких раньше времени, всё равно проводили обряды, страшась навлечь на себя проклятие. Ещё чуть дышавших, находившихся в глубоком сне горожан, чьи души были украдены ёкаями, закапывали заживо, только бы
