Дракон для семейного счастья - Наталья Жарова
* * *
Поутру Неда укладывала мне волосы, а я терзалась неразрешимой дилеммой: идти или не идти на завтрак. С одной стороны, видеть Олафа, который наверняка припрётся к столу, не было никакого желания. После того, как узнала, какие слухи мерзавец обо мне распускает, его хотелось придушить. Ну или заколдовать как-нибудь попротивнее. Но уж никак не любезничать.
С другой стороны, я не хотела показывать слабость, а в моём понимании затворничество в комнате было именно слабостью. Я должна быть сильной ради собственного будущего. Но разве выстою одна против всего мира, если буду давать себе поблажки даже в таких мелочах, как неприятный собеседник за столом?
И в то же время холодная вежливость Эйнара теперь, когда я знала, как может быть по-другому, ранила не хуже ножа. А негативные эмоции совсем не то, что требуется беременным.
Как ни странно, именно воспоминание об Эйнаре и помогло мне сделать выбор в пользу завтрака в столовой. Да, он холоден, но всё же защитил вчера в посёлке. Значит, уважение ко мне у него никуда не делось, и ни к чему давать Олафу шанс отравить ядом лживых намёков то немногое, что ещё осталось.
После всех этих размышлений в столовую я входила с высоко поднятой головой и привычное «Доброе утро, милорд» произнесла ровно.
Радуясь маленькой победе и отсутствию негодного родственничка, принялась за еду. Но не успела донести до рта первый кусок, как на пороге нарисовался Олаф.
– Доброе утро, брат. Фрейа, как вы сегодня себя чувствуете? Разве в вашем положении стоит просыпаться так рано?
– В моём положении стоит просыпаться тогда, когда хочется, – ответила я.
– Ну, может быть… Но наша матушка всегда говорила, что леди надо спать, как можно дольше. Юные драконы, даже ещё не появившись на свет, требуют много сил. Впрочем, виноват, я понятия не имею, что требуется вашему ребёнку. Это вам виднее.
Грязный намёк был прозрачен как стекло. Дескать, маленькие дракончики требуют много сил, а кто там у вас в животе – не доказано. И в то же время формально придраться было не к чему. Действительно, кому, как не матери, знать, что нужно ребёнку, которого она носит под сердцем?
Даже Эйнар, хоть и сдвинул брови, бросив на брата предостерегающий взгляд, ничего не сказал. Но что Олафу до каких-то взглядов? Иногда мне казалось, что его и палкой не урезонить. Он только распахнул удивлённо глаза, мол, а что я такого сказал, и занялся гусиным паштетом.
– Вам сегодня надо в посёлок, моя леди? – спросил вдруг Эйнар. – Я хотел поработать с документами, но если вам требуется сопровождение…
– Спасибо, не требуется, – покачала головой я. – Вам помочь с бумагами?
Эйнар долго молчал, словно взвешивал все за и против, но в конце концов мотнул подбородком:
– Благодарю, я справлюсь сам.
Бросил салфетку на стол и вышел из столовой.
Я с трудом удержала лицо, ничем не выдав разочарования. Думала, что после вчерашнего муж должен был как-то опомниться, стать мягче, может быть, более открытым. Но нет… снова ледяная вежливость, и только.
– Ты, малыш, конечно, будешь похож на отца, но, надеюсь, его упрямый характер всё-таки не унаследуешь, – едва слышно пробормотала я. Однако меня услышали.
– А чей характер он унаследует? – поинтересовался Олаф, промакивая губы салфеткой.
– Например, мой.
– Да, это возможно. А какие ещё варианты?
– Никаких. Разве что вы опять что-нибудь придумаете.
Сил устраивать словесную дуэль с мерзавцем не было. Решив, что попрошу Неду принести что-нибудь вкусное в спальню, я встала.
– Ну что вы так нервничаете, дорогая сестра, – Олаф приторно улыбнулся и, поднявшись, перекрыл мне дорогу к двери. – В вашем положении нельзя так волноваться из-за ерунды, и уж тем более злиться.
– Моё положение вас не касается, – отрезала я. – Дайте пройти.
– А могло бы касаться, – он в притворной печали развёл руками. – Я, помнится, предлагал завести совместное потомство, и не раз, но вы почему-то отказывались. Сперва это мешало каким-то вашим ритуалам, потом вы вдруг воспылали нежданной любовью к супругу. Так что не сложилось. Но мне по-прежнему интересно… Меня вы в отцы записать не можете, моего бесплодного братца тем более. Так кто же тот счастливчик, что имеет к этому счастливому событию прямое отношение, а?
Волна удушливого гнева вскипела так быстро, что я не успела не только совладать с ней, но даже подумать, что именно делаю: рука сама собой взлетела в воздух, и на щеке Олафа запылал отпечаток моей ладони. Ошарашенный мужчина отшатнулся, а я, гордо вскинув голову, пошла к двери.
Увы, ушла недалеко. Олаф догнал меня через два шага и, схватив за плечо, развернул к себе.
– Маленькая упрямая дрянь! – он вдавил пальцы, причиняя боль. – Я ведь могу и по-другому! Но, может, именно так тебе и понравится?
– Отпустите меня немедленно, – потребовала я, титаническим усилием заставив голос звучать ровно.
– А если не отпущу? – выдохнул он мне в самое ухо. – Что тогда? Закричишь? Позовёшь Эйнара? Давай… А я покажу ему твои письма. Помнишь их, красотка? Те, где мы обсуждали твой ритуал на бесплодие? Ты, конечно, велела их сжечь, но я не такой идиот, чтобы отказываться от улик. Они у меня здесь, с собой.
Мерзавец отстранился, пристально вглядываясь в моё лицо, и с удовлетворением кивнул.
– Вот… Такой ты нравишься гораздо больше… Злишься, но молчишь. Потому что страшно… Думала, Олаф дурак, Олафом можно вертеть как угодно? Ошиблась, милая. Это Эйнар с его благородными замашками будет терпеть заскоки, а от меня ты такой глупости не дождёшься.
– Отпусти, мерзавец! – прошипела я. Боль, гнев и страх сплелись в огненный жгут. – Или сильно пожалеешь!
– Ой-ой-ой, – ухмыльнулся мужчина. – Уже боюсь. И что вы сделаете, о великая и ужасная леди из рода Среброликих? Силой вас боги не наградили, магией тоже обделили. Только и остаётся, что со всякой ритуальной мерзостью возиться. Но защиту от ритуалов ты сама мне делала или забыла? Вот он, амулетик.
С отвратительной ухмылкой он расстегнул ворот и показал мне уродливый кулон: какой-то камушек, обкрученный проволокой и сухими корешками.
– Бойся, милая, и жалей, что поставила мне защиту.
– А ты до сих пор уверен, что амулет работает именно так? – выплюнула я, с удовольствием наблюдая, как ухмылка быстро сменилась серой бледностью. – Бойся, милый, и жалей, что встал на моём пути.
Дёрнула рукой, отдвигая Олафа в сторону. А потом развернулась на каблуках,
