В смысле, Белоснежка?! - Анастасия Разумовская
– Зачем?
Взвесив все за и против, я решила сказать правду:
– Мне жаль фею Карабос. Не хочу, чтобы она пряталась и боялась. Да и вообще… Если уж в Эрталии есть волшебство, почему бы королеве его не использовать? Вот мы своих магов уничтожили, а если придут чужие? Как мы защитимся от…
– Понял. Разумно. Но не сейчас.
– Почему?
– Король погиб. Королева сразу отменяет его приказы. Ты сначала укрепи свою власть. Не поворачивай резко политику королевства, иначе могут начаться возмущения. Ты – никто, Майя. За тобой не стоит король-отец, или герцог, или какая-либо партия. На тебя дунул – и ты слетела с трона и потеряла голову.
– Ты мне угрожаешь?
– Не я, – меланхолично возразил он. – Законы жизни.
Понятненько. Но всё равно стало ещё более не по себе.
– Но Карабос…
– Сделай её своим советником по нематериальным вопросам.
Я рассмеялась.
– Сколько у меня советников?
– Шестеро.
– Главнокомандующий?
– Я.
Кто бы сомневался.
– Румпель, сколько тебе лет?
– Смотря как считать.
– Ты знаешь Илиану? Ты обращался к ней на «ты», но она ведь королева? Кто она для тебя? Кто ты для неё?
Герцог-капитан взглянул на меня с бесконечным терпением.
– С какой стороны я стал похож на справочное бюро? – спросил он мягко. – Илиана в Зазеркалье. Пока она там, она не представляет для тебя угрозы. Не выпускай её. А сейчас давай займёмся географией Эрталии и историей её знатнейших родов. Это важно, если ты не хочешь случаем оскорбить какого-нибудь графа или герцога.
Я послушно кивнула. Справочное бюро… Однако. Схватила его за рукав, заглядывая в лицо снизу-вверх:
– Румпель… ты же не из этого мира, да? Ты точно бывал в Первомире!
Герцог Ариндвальский язвительно улыбнулся, аккуратно освободил свою руку, встал, подошёл к полкам шкафа, стоящего у высокого окна рядом с нежно-сиреневой бархатной гардиной. Выбирал он недолго, вернулся к столу и положил передо мной увесистый том, окованный серебряным переплётом с сапфирами.
«Я – послушная девочка», – напомнила самой себе и сложила ручки перед собой, словно школьница. Поиграем.
«Играли» мы всё время до обеда, и я узнала, что королевство располагается в лесах и горах. Действительно, очень похоже на Баварию. На дворе не оттепель, а весна. Впрочем, здесь, в отличие от Питера, это взаимосвязанные вещи. Герцогов всего семь, графов – четырнадцать, маркизов – шесть. И я внезапно осознала, чего именно потребовал от меня Румпель за госпереворот. «Да уж, губа у него не дура» – думала, подписывая официальную бумагу, а затем шлёпая по ней большой королевской печатью. Сам документ написал Румпель. У меня не хватило навыка работы с пером: чернила с него капали, а кончик стержня царапал шершавую бумагу, спотыкался и разбрызгивал вокруг лиловые бисеринки.
Но наконец свет ученья остался позади, и капитан повёл меня в обеденный зал. Ну и конечно там был Бертран. Окружённый пятёркой великосветских красавиц, Кот наслаждался женским вниманием и ни к чему не обязывающим флиртом. Он смеялся, блестя белоснежными зубами… Гад!
Сердце ужалило болью.
«Майя, ты же решила, что тебе наплевать… И благодарность… и…» – завопил разум и сдох. Я покрепче взяла за руку Румпеля, обернулась к нему и улыбнулась до боли в щеках.
– Милый герцог, – защебетала с придыханием, – вы сто-о-оль любезны… Вы – мой спаситель!
И посмотрела так, что даже непрошибаемый капитан сбился с шага.
На нас начали оглядываться. Я ощутила, как воздух потяжелел, пропитываясь напряжением. Но меня несло, словно лодку, сорванную с привязи разбушевавшейся стихией.
– Румпель… я же могу называть вас так? К чему нам все эти титулы…
– Можете, – согласился он.
Чёрные глаза остались непроницаемыми. Герцог проводил меня на моё место во главе большого стола, отодвинул стул, больше похожий на трон. Я села и, расправляя юбки, покосилась на Бертрана. Кот внимательно наблюдал за мной. В его глазах искрилось что-то, похожее на злость. И всё же, когда мерзавец перехватил мой взгляд, то вдруг улыбнулся до ушей и преобразился в саму любезность.
– Госпожа Аврора, госпожа Мелифисента, присаживайтесь, – засиял он счастливо. – Ваша красота озарила мир.
И он так посмотрел на них, что мне стало больно дышать. Нет, ну… если ты хочешь войну, то…
– Вот что мне нравится в вас, Румпель, – нежно пропела я, – так это ваша брута… мужественность. Согласитесь, мужчина, который сыпется дешёвыми пафосными комплиментами, как дырявый мешок – горохом, не внушает ни доверия, ни уважения.
Уши Бертрана полыхнули. Уверена, ему очень хотелось ответить мне тем же, но я была королевой. Румпель же просто промолчал.
– О, Ваше величество! – рыжеволосая девица слева от Бертрана, видимо, решила рискнуть шеей. – Мы любим котов за их мурчание. А молчаливый мужчина… Кто знает, что у него на уме?
– Действительно, вы правы, моя дорогая. Никто не знает, что на уме у того, кто молчит. Зато глупость говорящего сразу становится очевидной.
Грубовато, да. Но… а вот так! Потому что…
«Майя, что ты делаешь? – рассудок решил вернуться. – Ты же постановила, что Кот тебе безразличен, что ты просто наградишь его за помощь и…»
– Как вы мудры, Ваше величество! – внезапно отмер Бертран, почтительно склонив голову. – Как говорил поэт: мужчину украшает сдержанность в речах и поступках, а женщину – кроткий нрав. Язвительная женщина не менее отвратительна, чем болтливый мужчина.
Отвра… что?!
– В мире болтливых мужчин, не умеющих держать слово, умной женщине поневоле приходится становиться стервой.
Кот полыхнул глазами, но затем улыбнулся. Чёрт… Эта его улыбка с ямочками… Я вдруг ощутила вкус мягких тёплых губ на своих губах и поспешно отвернулась. Нет-нет, это банальная физиология и ничего больше. Я выше этого.
