У смерти твой голос - Екатерина Соболь
– Юн Хи, – позвал отец.
Я вздрогнула и посмотрела на него. Колени страшно болели, спину я уже давно не чувствовала, голод накатывал и отступал, но я весь день упорно не смотрела на часы. Сейчас я невольно скользнула взглядом по настенным часам и поняла, что сижу так уже семь часов, как медитирующие монахи. Вдруг я заснула сидя? Я торопливо проверила телефон. Пропущенных вызовов не было.
Папа сел на ковер рядом со мной. Смотрел так, будто не решается что-то сказать, и у меня опять возникло чувство, что он понимает меня лучше всех.
– Что такое? – Папа мягко сжал мое плечо. – Почему ты здесь?
Я молчала. Мне хотелось упасть на ковер и проспать весь вечер, чтобы злой рок до меня не добрался.
– Жду звонка, – прошелестела я.
Очень хотелось пить, но для этого пришлось бы пошевелиться, а у меня не было на это сил.
– Звонка от того парня?
– Я пообещала, – хрипло сказала я. – Такое условие. Я пообещала ему. Если я не буду выходить, пока он не позвонит, с ним ничего не случится.
Папа долго смотрел на меня, и это был взгляд любящего отца – он не смотрел так, даже когда мне было десять.
– Недавно я прочел в интернете статью, – негромко сказал он. – Статью о собаках. Она мне понравилась.
Я устало прикрыла глаза. Вот уж нашел тему, чтобы меня отвлечь! У нас дома никогда не было собак – мама боялась, что они погрызут мебель.
– Ученые разделили собак на три группы, – как ни в чем не бывало начал папа. – Одну группу ничем не беспокоили, а собак из двух других помещали в специальные боксы и били током. При этом собаки второй группы могли ткнуться мордой в некую точку в боксе и вырваться на свободу. А собак третьей группы, что бы они ни делали, продолжало бить током. Потом собак из всех трех групп поместили в общей комнате, где по полу шел ток. Чтобы выбраться оттуда, надо было перепрыгнуть через маленькую перегородку. Как думаешь, что было дальше?
– Они выбрались, – выдавила я.
Папа, как я и думала, покачал головой.
– Те собаки, которые в прошлый раз вообще не получали ударов током или могли выбраться, нажав на определенную точку, быстро соображали, как быть, и перепрыгивали перегородку. Но те, которые в прошлый раз ни на что не могли повлиять, сначала скулили и метались, а потом ложились на пол, хотя он продолжал бить их током. Они разуверились в своих силах настолько, что даже страдания не могли вернуть им жажду действовать. Они научились быть беспомощными и переучиться уже не смогли.
Мы посидели молча. Почему-то мне захотелось плакать.
– А потом эксперимент повторили с людьми… – задумчиво продолжил папа. – Их не били током, но в остальном принципы были те же: те, кто не мог ничего контролировать, учились быть беспомощными и потом не могли справиться с заданием, выполнение которого зависело только от их усилий. – Он поймал мой взгляд. – Но вот что интересно: в группе беспомощных всегда находились те, кто отказывался сдаваться, как бы ученый ни пытался разуверить их в их собственных силах. На них это не действовало – их вера в себя была слишком сильна, и они справлялись с испытанием, хотя никто этого от них не ожидал. Люди отличаются от собак, Юн Хи. Не во всем, но хоть в чем-то.
Я всхлипнула. Мой папа-музыкант никогда в жизни не интересовался научными статьями об экспериментах на собаках. Почему-то эта мысль вызывала у меня необъяснимо острое чувство.
– Тебя просто научили быть беспомощной, – сказал он. – Но ты не такая.
Я только сейчас заметила, что он одет в коричневый костюм с галстуком, который обычно надевал только на выход. Куда он собрался? В последнее время он редко куда-либо ходил. От этих мыслей меня отвлекла мучительная боль в коленях – папа заставил меня встать и повел на кухню. Вынул из холодильника рис и закуски к нему, заставил выпить воды.
– Позвонит он или нет, ты на это повлиять не можешь. – Папа заколебался, будто никак не мог решить, говорить или нет, и в конце концов сказал: – А он не позвонит. Я знаю его.
Все-таки знает… Я туманно посмотрела на отца. Какие-то тайны скользили под поверхностью нашего разговора, неспешно, как карпы, и догадаться, что они там, можно было только по едва заметному движению под водой.
– Дождись полуночи и перестань ждать, Юн Хи. Живи дальше и забудь о нем. Завтра начни жизнь с новой страницы – она в твоей власти. А сегодня позволь сказать тебе то, что каждый отец хоть раз должен сказать дочери. Этот парень тебе не подходит.
От своего доброго и понимающего отца я такого не ожидала.
– Я его люблю.
– Он тебя разочарует. – Папа взглянул на часы и встал. Снова сел и в упор посмотрел на меня: – Нет, не могу так уйти. Хочу тебе еще кое-что сказать, пока я здесь. Это не по правилам, но в этот раз правила все равно полетели к черту.
– Правила чего?
– Юн Хи… Предсказание мамы… Она его выдумала.
У меня перехватило горло.
– Что? – очень собранным, спокойным голосом спросила я.
– Мама сказала тебе, что ты умрешь, если полюбишь до тридцати. Она это выдумала.
– Ты чего, пап? Это бред, она не могла такое выдумать.
Но он смотрел таким всезнающим взглядом, что крохотная часть моего мозга поверила в первую же секунду.
– Никто не может знать будущее, – сказал папа.
Я уцепилась за эту мысль, как падающий альпинист – за страховочный трос.
– Ха! А она знала. Когда я была маленькой, еще до этого всего, она несколько раз говорила мне, что будет, со стопроцентной точностью.
Папа тихо вздохнул:
– Она читала твой дневник. Помнишь, ты в детстве про все свои переживания писала в тетрадках с
