Молоко для вредного ректора - Хельга Блум
— Донна Мерье, немедленно вернитесь в прежнее состояние, — строго велела я. — Если вы думаете, что поможете таким образом донне Сеентук, советую подумать еще раз.
— Но, профессор, я ничего не…
— Разумеется, это не вы прижали к животу лист со схемой заклинания, а потом сделали свое тело прозрачным, чтобы сидящей за вами донне Сеентук было лучше видно. Бедной старой профессорке Маккой просто-напросто показалось. Близорукость.
Донне Мерье хватило совести смутиться и убрать подсказку. Вот в этом и сложности работы в магической академии. Если в обычном учебном заведении преподавателю нужно переживать лишь о простых подсказках, то мои студенты… Ох, мои студенты достигают в искусстве списывания невиданных высот. Донна Мерье наполовину мавка* со злыдней** в роду и умеет делать невидимыми части своего тела. Студенты всегда думают, что они умнее всех. Подружка Мерье, Сеентук, сидит за ее спиной. Нет ничего проще, чем нарисовать схему на листке бумаги, прижать к животу и сделать свой торс прозрачным. Изобретательно, конечно, но им не поможет.
Иногда невольно думаю о том, что за то время, которое эти дети тратят на придумывание способов как бы похитрее списать, можно было бы выучить все. Впрочем… каждый раз, когда я об этом думаю, невольно осекаюсь и ловлю свой взгляд в ближайшей отражающей поверхности. Неужели я взрослая? Неужели я перестаю их понимать? Неужели я забыла, каково это быть семнадцатилетней девчонкой? О чем они думают? Какие планы строят? О чем мечтают?
В Форише Глас происходит столько всего… Кражи, нападения, заговоры, тайны, интриги... И за всем этим так просто забыть самое главное. Так просто забыть, что я, мы все здесь ради них, ради этих детей. Академия похожа на огромный ковер, сотканный из множества разнообразных нитей. Учебное заведение состоит из учащихся.
Министерству, проверяющим и всем этим бюрократам, которые составляют учебные стандарты, показалось бы странной мысль о том, что академия принадлежит студентам больше, чем нам, преподавателям. Мы зачастую получаем то, что осмеливаемся взять. Старики ругают юношеский максимализм и беспечную пылкость, но взглянули бы они на моих студентов! Эти дети — да, самым младшим из них пятнадцать, но для меня они дети — не боятся брать. Они идут по миру так, словно мир принадлежит им. Они думают, что могут изменить вселенную и, возможно, именно им вселенная и подчинится, не в силах сопротивляться столь очаровательному нахальству. О, а вот и еще один пример.
— Дон Бремель, шифр, конечно, интересный, но вам стоило применять его не во время рядовой самостоятельной, а хотя бы во время семестрового экзамена. Вы так не думаете?
— Профессор Маккой, вы же сами говорили, что любое изобретение нужно протестировать. Если бы Маркус-13 прошел полевое испытание, мы бы пустили его на следующий этап.
Студент выглядел слегка раздосадованным, но смотрел на меня без капли смущения. Он легонько пожал плечами, словно говоря: «Ну, таковы уж правила игры». Он прятался, я нашла. Этот раунд за мной. Проигрыш нужно уметь принимать с достоинством. Какие же они многогранные и милые, мои студенты. Додумались же! Модифицировали радиочары и стали передавать на особой частоте зашифрованные послания. Не повезло лишь в том, что сильфиды довольно чувствительны к колебаниям некоторых волн. Жаль, волны, выделяемые источником природной магии, мне не почувствовать. Зато радиочары ощутить могу. Принять сообщение без артефакта не получится, но ощутить, что в пределах аудитории воспользовались радиочарами, я сумею.— И следующий этап это?.. — не без любопытства поинтересовалась я.
— Тестирование у профессора Уэсливера, — сообщил дон Бремель.
— По-вашему, жульничество это хороший способ получить высшее образование?
— По-моему, профессор Уэсливер сам жульничает, — упрямо сказал Бремель. Он твердо смотрел на меня, не желая сдаваться или выказывать какие-то признаки раскаяния.
— В каком смысле? — чем третьему курсу мог насолить Митч? У него неизменно хорошие отношения со всеми студентами. Митч Уэсливер тот самый профессор, который живо интересуется студентами и их жизнью, терпеливо объясняет принцип работы самых сложных чар, и я не помню ни одного раза, чтобы он хоть кого-нибудь оставил на отработку.
— Не обращайте внимания на Лесли, профессор Маккой, — фыркнула отличница донна Уилфред, движением тонкого плечика перебрасывая на спину светлую косу. — Некоторые готовы искать виноватых повсюду. Профессор Уэсливер во вторник дал нам тест и ушел, оставив вместо себя чары иллюзии. А Лесли, видите ли, сердится, что не распознал иллюзию.
Ничего удивительного. Чары иллюзии это забава для малышей. Родители и любящие родственники любят таким образом показывать детям волшебные картинки и невиданных зверей. Чародей с опытом сразу распознает иллюзию по некоторым отличительным признакам, но для третьего курса это может оказаться сложным.
— Просто если бы я знал, что это не профессор, вел бы себя иначе… — недовольно пробубнил дон Бремель.
— Не выставил бы себя идиотом, причитая: «Профессор, вы в порядке? Вы же не умерли?!», — захихикала донна Уилфред.
— Тишина! — резко оборвала я вспыхнувшее было веселье. Не хватало мне еще балагана во время пары. — Донна Уилфред, советую обратить внимание на вашу работу, потому что времени остается не так уж много. Дон Бремель, вам рекомендую сделать то же самое. Дон Кадьевр, ваша оценка будет на балл меньше. С вашей стороны было опрометчиво предположить, что у меня так плохо развито периферическое зрение. Продолжаем работу.
Шепотки и смешки стихли. Дон Кадьевр попытался что-то возразить, но быстро умолк, поняв, что переубедить меня не сумеет. Ах, ну разве с этим третьим курсом найдется минутка, чтобы поразмыслить? О подобном не стоило и мечтать.
_____________________________________________________
* Мавка — лесная дева родом из польского и украинского фольклора. Выглядят как вполне симпатичные девушки, но лишь пока стоят к человеку лицом, если посмотреть на мавку со спины, можно увидеть ее внутренности.
** Злыдня — мифическое существо из украинского и белорусского фольклора. Злыдни бывают разные, я остановилась на тех, что имеют облик невидимой женщины.
Глава
