Ребекка Мейзел - Бесконечные дни
Небо тем временем приобрело сероватую синеву, в кронах деревьев повисла туманная пелена. От свитера пахло Джастином — такой приятный и знакомый запах, лесной, пряный и сладкий.
Немного отойдя, я оглянулась на дом Иносов. Я не собиралась идти далеко — просто немного погулять по соседству, пока все еще не проснулись. Моему телу, судя по всему, все еще требовалось не более четырех часов сна но я догадывалась, что со временем это изменится. Я неторопливо брела мимо спящих домов.
В животе заурчало, и я подумала о яичнице и горячем кофе — наверняка мама Джастина приготовит на завтрак и то и другое. Я улыбнулась. Род-Айленд, остров Рода. Ну конечно, я на его острове. Я так долго мечтала перестать поминутно вспоминать Рода и мою вампирскую жизнь. И — в некотором отношении — преуспела. Мои сверхъестественные способности пропали, вампирское зрение начало слабеть, и я, как никогда ранее, стремилась окончательно стать человеком. То, о чем я всегда мечтала, — то, к чему теперь все вело. Надо надеяться, без сверхъестественных способностей я забуду, как отличалась от всех прежде, смогу жить обычной жизнью, не считывая эмоции и намерения окружающих. По лицу у меня начала расползаться слабая улыбка…
За спиной вдруг что-то пошевелилось.
Я мгновенно узнала, вспомнила это глубинное ощущение, что за тобой следят. Нет, точнее сказать — что по твоему следу идут. Это захлестывающее чувство, когда вампир встречает вампира. Сперва — оглушительная тишина, а потом вдруг словно покрываешься маленькими сосульками. Волоски у меня на руках встопорщились, глотать стало трудно. Я вихрем развернулась назад.
Там, среди мирного спящего предместья, под фонарем стоял Сулинь.
Я ахнула. Воздух стремительно ворвался в легкие, я задержала дыхание — и снова воцарилась тишина. Сулинь стоял неподвижно. Он был облачен в традиционные индийские одеяния — белая рубаха, белые полотняные штаны и золоченые кожаные сандалии. На голове — белый тюрбан. Полное лицо, круглые щеки — и все же он совсем не выглядел дородным. Сейчас, в утреннем свете, Сулинь казался чуть ли не призраком — такой безмятежный, такой далекий от мирской суеты и забот. На лице — ни морщинки. Человек, живший на земле еще до рождения Христа.
Понятия не имею, откуда Сулинь узнал, что я сейчас на Род-Айленде, — и все же он был именно тут. Мы оба молчали. Наконец он медленно двинулся ко мне, прикоснулся ладонью к моей правой щеке. От него ничем не пахло, прикосновение было еле теплым. Темно-карие глаза внимательно всматривались в мое лицо. Он улыбнулся.
— Рад твоему перерождению, — промолвил Сулинь тихим текучим голосом и достал из кармана крохотный, меньше ногтя, лиловый цветок на длинном зеленом стебле — тимьян.
Ритуальный цветок, означающий возрождение души. Я бережно взяла стебелек двумя пальцами.
— Чем я заслужила такую честь?
Хоть прежде я и занимала высокое положение, хоть и повелевала нашим братством, но Сулинь никогда еще не удостаивал меня визитом.
— Я пришел предостеречь тебя, — промолвил он обычным своим безмятежным тоном, делая шаг назад и останавливаясь в паре футов от меня.
Я зажала ладонью рот. Сердце колотилось с такой силой, что даже Сулинь услышал этот стук и поглядел мне на грудь.
— Nuit Rouge. Бог ты мой! Я забыла, совершенно забыла, — простонала я. — Вчерашняя ночь была последней ночью Nuit Rouge. Сегодня — первое ноября. Nuh Rouge закончилась. — Я обвела взглядом землю вокруг, деревья, спящие дома, где мне так остро захотелось вновь оказаться. А потом снова посмотрела на Сулиня. — Вайкен обнаружил, что я не сплю?
Сулинь медленно кивнул в ответ.
Я оглянулась на видневшийся в отдалении дом родителей Джастина. Там было еще темно.
— Если ваше братство едино, его не победить. Но в неполном виде, как теперь, ему не преуспеть. — Сулинь помолчал. — Охота на тебя началась.
Они вернулись. Мои вампирские сверхъестественные способности взяли верх над человеческими. Должно быть — из-за близости к Сулиню, к его могуществу и силе. Перед мысленным взором у меня возник образ, рожденный не моим разумом, а в голове Сулиня: камин в комнате Рода, в моем замке.
— Есть что-то еще… — прошептала я, мысленно глядя на этот камин. Голос мой дрогнул от страха. — Ты хочешь сказать мне что-то еще.
— Они нашли среди углей наводку на след. Род сжег все свидетельства твоего преображения, кроме одного. Всего одно слово на обгорелом клочке бумаги.
— Уикхэм, — промолвила я.
В голове возник новый образ: крохотный неровный обрывок бумаги из школьной брошюры. Сейчас моя мысленная связь с Сулинем была необычайно велика — я ощущала даже его эмоции, что, признаться, изрядно меня удивило — все эти годы я считала, что ему нет дела до мелких пустяков вроде этого. Вампирские и человеческие способности сейчас сливались во мне воедино, и среди образов, текущих от Сулиня я почти осязаемо ощущала владевшую Вайкеном ярость.
Надо было перевести дыхание, но я не могла. Скрючившись, почти складываясь пополам, я уперлась руками в бедра. Сулинь, наклонив голову набок, наблюдал за мной. Должно быть, моя реакция казалась ему интересной.
— Значит, — с трудом выговорила я между судорожными вздохами, выпрямляясь и прижимая руку к груди, — они придут за мной.
— Придут предъявить права на свою создательницу. Они не знают, что ты стала человеком, Лина.
— То-то сюрприз их ждет.
Глаза Сулиня улыбались, хотя лицо оставалось бесстрастным. Взгляд скользнул на флакончик с прахом у меня на шее, и я с потрясением поняла, что вижу в этом взгляде грусть. Шагнув вперед, Сулинь потянулся к флакончику и бережно взял его.
— Им ведь еще предстоит выяснить, что такое Уикхэм и где находится, да? — спросила я.
Выпустив флакончик, Сулинь снова погладил ладонью меня по щеке. Он ничего не ответил на мой вопрос — мы оба знали: это лишь вопрос времени. Они непременно отыщут меня. Я со всех сил старалась мыслить рационально.
— Ты стала для Рода его лучшими днями, — прошептал Сулинь. Сердце пронзила острая боль. — Закрой глаза, — тихо произнес Сулинь мне на ухо. Я повиновалась, и еще через миг он сказал: — Иди же вперед, Лина, сквозь мрак и свет.
Когда я открыла глаза, улица была пуста. Сулинь исчез.
* * *Еще через пару дней украшения к Хэллоуину сменились иными — нелепее я в жизни ничего не видела. Магазины на Мейн-стрит были завалены индюшками. Тыквы все так же сияли со всех углов, но теперь в придачу к ним появились вырезанные из картона изображения высоких кораблей, странных людей в черных сапогах и цилиндрах, и, само собой, снова — индюшки, индюшки, индюшки.
