Дракон с королевским клеймом (СИ) - Штерн Оливия
— Ты просил аудиенции, — сухо отозвался монарх, — что тебе нужно?
Ариньи кланялся. Еще и еще.
— Ваше величество! Я надеюсь на прощение. Посмотрите на моего пленника! Я долго выслеживал его… И теперь хочу преподнести вам подарок.
А сам незаметно подал Итан знак, мол, подойди ближе. Так близко, чтобы в два прыжка добраться до трона и вырвать сердце у короля Аривьена. У отца.
Итан медленно двинулся вперед, поравнялся с Ариньи. Еще раз посмотрел на короля.
Да, постарел. Сильно постарел… Но ведь и лет прошло немало.
— Кто это? — внезапно визгливо прикрикнул отец, — что это за шутки?
Он махнул пухлой рукой, давая знак гвардейцам.
— Ваше величество! Я поймал для вас дракона! — гордо объявил Ариньи.
В этот момент, с точки зрения Ариньи, Итан должен был рвануть вперед, добраться до трона и убить короля. И одновременно, с точки зрения Итана, он должен был повалить на пол Ариньи и его скрутить, как предателя. Однако…
Итан успел толкнуть Ариньи на пол. И в следующее мгновение на него опустилась пыльная завеса, тошнотворно-розовая, имеющая вкус и запах сахарной ваты. Один вдох — тело мгновенно перестало слушаться.
— Идиот! — прохрипел откуда-то снизу Ариньи, — сдохнешь теперь! Вместе сдохнем!
Кажется, пыльная завеса парализовала и его. Топот шагов… Крики…
А потом посыпались удары. Королевские гвардейцы били прикладами, не разбирая, куда. И Ариньи тоже били. А тело все такое же, непослушное, словно ватой набитая кукла. Но это и хорошо, боль ощущается так, как будто бьют сквозь одеяло… И только слышны вопли Ариньи, которые все тише и тише… Почему-то он мог кричать, а Итан — нет. Горло как будто в железном обруче сдавило, и только хрип вылетает вместе с дыханием, когда трещат ребра, когда хрустнул нос…
И вдруг все прекратилось. Итан увидел, как над ним склонился король. Он сделался красным, в тон собственному берету. Рванул воротник, раздирая его на полной шее, и там блеснула толстая золотая цепь.
— Этого темницу, — распорядился он, рассматривая Итана, — а этого, — указал куда-то в сторону, — в пыточную. У нас есть, о чем поговорить.
Итан вдохнул. И с выдохом, даже не надеясь, что его услышат, все же произнес заветное:
— Отец…
Странно, но король услышал. Замер на миг, стиснув зубы. Зажмурился. Побагровел ещё больше. А потом снова посмотрел на Итана. Не в лицо, а ниже, туда, где одежда была разорвана, и где просвечивал малахитовой зеленью герб Аривьена.
— Так, значит, жив, выродок!
И снова повторил:
— В темницу этого. В цепи. Раздеть, чтоб никакой одежды не осталось. Обыскать. Все, что найдете, принести мне.
— Слушаюсь, ваша милость, — шорохом прозвучало откуда-то сверху.
Итан закрыл глаза. Случилось что-то, чего он не понимал и не мог предвидеть. В мимолетном видении он снова тянулся к рыжей отцовской бороде. И снова не понимал. Почему — выродок? Почему в темницу? Что он упустил, и чего не знал? А самое главное, что теперь он не сможет превратиться в дракона, освободиться сам и освободить Вельмину. Похоже, только что он упорол страшную глупость, о которой будет жалеть всю оставшуюся жизнь… Сколько ее там осталось?
***
В подземелье тихо. Очень.
Если шевельнуться, звякают цепи, что от запястий и щиколоток ржавыми змеями тянутся к стене. А если замереть, то хорошо слышно тяжелое дыхание короля Аривьена. У него одышка, что неудивительно при такой комплекции. И ноги отекшие, две распухшие колоды, затянутые в белые чулки. Король сидит на низком стульчике, на безопасном расстоянии от решетки, но это даже лишнее — цепи не дадут даже приблизиться, не говоря уже о большем. Блеклый свет факела трепещет, выхватывая из темноты щеки, которые почти лежат поверх воротника, злые глазки. В целом, король похож на кабана, только торчащих клыков не хватает.
— Ариньи — идиот. На него донес его же прихвостень. Именно поэтому я этого ждал, и подготовился. Алхимия работает очень хорошо, особенно если нужно обездвижить каких-нибудь тварей, — голос короля, сильный и звучный, теряется слабым эхом в коридоре.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Остается лишь молчать, дышать очень медленно, чтобы не тревожить разливающуюся с каждым движением боль, и слушать дальше, чтобы понять, почему — выродок. Ведь когда-то был любимым сыном.
— Я не знал, что дракон Лессии был украден из моего дворца. Однако, теперь сомнений нет. Печать с гербом Аривьена ставится, когда ребенку исполняется год, — король вздыхает, как будто ему тоже больно. Самую малость, но все же. — а когда исполняется пять лет, берется капля детской крови и проверяется на принадлежность королевскому дому. Таковы наши традиции. Твоя мать, когда выходила замуж, не знала этого нюанса. Она приехала сюда, уже будучи беременной. Как она мне сказала потом, когда стало ясно, что ты не мой сын — от человека, которого любила. C севера, еще севернее Аривьена, откуда сама она родом. И я понятия не имею, кто он, да и плевать хотел на все это. А вот Лессия… Эта злобная сука не знала таких подробностей. Она думала, что если украдет моего сына, то я буду страдать. И тут она сильно ошиблась, потому что на выродка, которого мне пыталась подсунуть твоя мать, мне наплевать.
Итан слушает, и все встает на места. Неясно только, почему Лессия отважилась на столь неожиданный поступок. Мстила?
— Лессия пыталась отомстить мне за то, что я не взял ее в жены в свое время, — беззаботно продолжает король, — но отомстила лишь Вирее. Ты, возможно, и не помнишь, как звали твою мать, да?
И он прав. Итан не помнит, как звали матушку — и даже лица уже не осталось в памяти. Только размытое розоватое пятно, и счастье, в котором он буквально купается. Это счастливые сны, когда снится то, что он запомнил о матери. Счастье охватывает теплыми волнами, укутывает в мягкий и нежный пух, защищая от всех невзгод. Жаль, что оно так скоротечно…
— Молчишь, — бормочет король, — да и что говорить? Ты пришел меня убить…
— Я мог напасть, но напал на Ариньи, — все же отвечает Итан, — я хотел тебя повидать, чтобы сказать о том, что жив.
— Но мне не было дела до того, жив ты или нет, — голос короля становится холодным и злым, — теперь мне надо подумать о том, что с тобой делать дальше. Я ещё не знаю, насколько мне нужен дракон.
— Я буду твоим драконом, если поможешь найти мою подругу, которую спрятал Ариньи, — с трудом выталкивая слова, произносит Итан.
Король медленно поднимается с табуретки и, переваливаясь на больных ногах, словно утка, идет прочь, в темноту. Или — наоборот, к свету, оставляя Итана наедине с догорающим факелом.
Теперь все стало на свои места. Он усмехается трепещущему желтоватому свету, плесени на стене, влажным камням, которые помнят всю боль этого места.
Нет, он не дурак. Он не сделал ничего такого, за что можно себя корить. Просто… не знал слишком многого. А теперь знает, но от этого не легче, а к боли в теле добавляется боль в душе. Интересно, а что стало с матушкой? Король убил ее?
***
Свет солнца никогда не заглядывал в темницу, и потому Итан уже и не знал, сколько дней провел вот так, то сидя, то лежа на ледяном полу. Ломаные ребра срослись. Нос перестал болеть и кровоточить. Воду приносили затхлую и горькую, но ее можно было пить. Раз в день приносили и миску холодной каши, конечно же, ложку никто не давал, приходилось черпать склизскую массу пальцами — но это все ерунда. Итан начал расшатывать болты, ввинченные в стену, которые держали его цепи. Он старался не думать о том, что может случиться с Вельминой, пока он сидит здесь, но мысли все равно лезли в голову, одна чернее другой. А король больше не появлялся. Выходит, продолжал размышлять о том, что же делать со столь внезапно свалившимся на голову драконом.
«Если с ней действительно что-то случится, я почувствую», — Итан пытался думать именно так.
И, озверело расшатывая болты, вспоминал ее улыбку, такую светлую… И тот день, когда он вернулся в гостиницу, а Вельмина ждала его, завернувшись в халат — словно нежный бутон, который готов был раскрыться, подарить миру свои свет и красоту.