Ревик (ЛП) - Андрижески Дж. С.

Он проснулся с ошейником на шее, чего следовало ожидать, но понимание того, что они надели ошейник, пока он спал, заставило его обезуметь от ярости. Он бросался телом на стены камеры, в которой его держали, орал все ругательства, которые знал, на всех языках, которыми владел.

А он знал много языков, бл*дь.

Теперь они накачали его седативными.

Попытались, во всяком случае.

После таких доз героина это не оказало на него почти никакого влияния, разве что немного успокоило его. Чёрт, если уж на то пошло, он впервые за неделю с лишним почувствовал себя более-менее нормально.

Теперь он отправлялся к их лидеру.

К главному боссу. К главному коленопреклонённому.

Его Ревик тоже знал.

Охранник позади него держал его связанные руки, и Ревику приходилось стискивать зубы, чтобы не дать отпор, не врезать этому мудаку локтем в лицо и не сломать его нос. Он мог освободиться. Он мог освободиться даже сейчас, а они слишком тупые, бл*дь, чтобы это понимать…

— Несомненно, ты прав, друг мой, — сказал мелодичный голос, перебивший его разум.

Ревик моргнул.

На протяжении своей мысленной тирады он как-то продолжал двигаться.

Теперь он стоял в комнате, обшитой бамбуковыми панелями.

Он всё ещё стоял там, не шевелясь, пока охранник снимал оковы с его рук. Ревик едва удостоил его взглядом, когда привёдший его видящий удалился, оставив Ревика одного в центре комнаты, теперь уже с полной свободой движений.

Открытые окна давали вид на заснеженные Гималаи.

Этот драматичный вид заставил его помедлить.

Возможно, у него даже перехватило бы дыхание, если бы он не чувствовал себя так, будто его вот-вот стошнит на разноцветные плетёные молитвенные коврики, разложенные на деревянном полу.

Ревик смотрел на заиндевевшие молитвенные флажки, трепетавшие на ветру, видел горевшие электрические лампы и свечи в соседних зданиях, а также одинокую мартышку на крыше. Её коричневая шерсть покрылась сосульками у рта и ушей.

Он чувствовал аромат благовоний и лёгкий запах древесного дыма где-то неподалёку — может, даже в этой самой комнате. Он снова посмотрел в окно, подмечая низкие серые тучи и редкие снежинки, затем взглянул на пожилого видящего.

В сравнении с парнем в лесах, который был среднего возраста (а для видящего это означало около 300–400 лет), этот выглядел откровенно древним. Ему было минимум 600 лет.

Ревик подозревал, что в действительности он намного старше.

И всё же сходство в чертах и тела этого видящего и того, что в лесах, нельзя было не заметить. Ревик сглотнул, глядя на старика, чувствуя горячую боль в груди, когда узнал этот взгляд тёмных глаз.

Прежде чем он успел словами выразить какие-либо противоречивые чувства, мужчина-видящий уже пересекал комнату.

Ревик мельком увидел слёзы в глазах старика перед тем, как он стиснул его длинными руками и прижал его тело к своей груди.

— Друг мой, — произнёс пожилой видящий, с трудом выдавив эти слова.

Древний видящий обнял его так крепко, что свет Ревика задрожал, стараясь принять свет старика, а затем пытаясь оттолкнуть, но терпя неудачу.

Он вспомнил свою пренебрежительную реакцию на предложение Кали прийти сюда. Он вспомнил презрение, которое ощутил, уверенность, что ему здесь не будут рады и встретят лишь отвращением.

Он старался ожесточить своё сердце, отстраниться от тепла, которое чувствовал в другом мужчине… интенсивного, реального тепла, отчего проблески привязанности от Галейта казались далёким сном.

Ксерокопией ксерокопии.

Та привязанность от Шулеров теперь казалась киношной версией любви, будто они выучили нужные слова, нужные фразы, но забыли про чувства.

Он ощутил, как в горле встаёт ком.

— Вэш, — произнёс он. — Великий Вэшентаренбуул.

— Да, — сказал пожилой видящий, широко улыбаясь и слегка отстраняясь. — Или главный коленопреклонённый, как ты удачно подметил.

Ревик посмотрел ему в глаза, но осознал, что не может удерживать его взгляд.

Его челюсти сжались, пока он осматривал комнату.

Только тогда он понял, что они двое остались одни, что остальные видящие, говорившие о нём, вышли из комнаты — или перед его приходом, или в те несколько секунд, что Вэш его обнимал.

— Ревик, — серьёзно сказал видящий. — Я должен поговорить с тобой.

Ревик кивнул, всё ещё глядя не на него, а в длинное окно.

Его тело снова начинало болеть, как и его голова. Его плечо ныло от огнестрельного ранения, но он старался не шевелить им и не менять положение рук.

— Я должен кое-что спросить у тебя, — сказал Вэш.

На сей раз Ревик взглянул на него, но всё равно не заговорил.

Пожилой видящий смотрел на него с болью в глазах, его впалые щёки выделялись на фоне железно-седых волос. В отличие от своего сына, Йерина, Вэш оставил волосы полностью распущенными, отказавшись от традиционной заколки видящих, которую предпочитали многие мужчины.

— Друг мой, — сказал Вэш. — Я говорил с твоим прежним хозяином.

Ревик почувствовал, как его челюсти непроизвольно сжимаются.

— Вы прогоните меня, так?

Он слышал горечь в своём голосе.

Кивнув, он не знал, что чувствовать — облегчение или злость.

Ощущалось всё скорее так, будто кто-то вонзил нож в его грудь, отчего то, что ещё оставалось внутри, начало вытекать.

— Когда? — холодно спросил он.

Вэш взял его за руки, сжав на удивление сильными пальцами, и Ревик вновь поднял на него взгляд. Только тогда Ревик сообразил, что пожилой видящий выше его как минимум на несколько дюймов.

— Нет, Ревик, — нежно сказал видящий. — Галейт согласился уважать твою свободу воли в этом решении. Это часть перемирия между нашими людьми.

Затем пожилой видящий поколебался, изучая его глаза.

Ревик вообще не видел там коварства, настороженности или притворства.

— Ты передумал, брат? — спросил Вэш.

Ревик тихо фыркнул, но то давление ушло из его груди.

— С чего бы мне возвращаться туда?

— С чего бы тебе оставаться? — мягко парировал Вэш.

Ревик посмотрел на него, невольно задумавшись над этим вопросом.

Он подумал о женщине с зелёными глазами.

Он подумал о том, что чувствовал прямо перед тем, как подстрелил Териана и Рейвен в том номере отеля. Он подумал о том, что почувствовал, когда они стояли на берегах Меконга, и он увидел то лицо в её чертах.

Он силился выразить это всё словами.

Но слов не было. Не существовало слов, которые объяснили бы, почему он это сделал. Попытки подобрать такие слова лишь снова заставили сомневаться в себе и гадать, не совершил ли он ошибку.

В итоге он лишь покачал головой.

— Если хочешь, чтобы я ушёл, просто скажи, старик, — ответил он.

Пальцы Вэша так крепко сжали его руки, что причиняли боль.

— Если бы я мог, я удержал бы тебя здесь силой, брат Ревик, — сказал он, и в его голосе неожиданно прозвучали стальные нотки. — Но я знаю тебя. Я знаю, насколько это тщетно. Ты должен сказать мне, что хочешь этого. Ты должен сказать мне, прежде чем я сделаю то, что необходимо, чтобы отрезать тебя от них.

Из его света исходил жар, тепло, сочувствие… любовь.

Всё это омывало Ревика, когда видящий тихо добавил:

— Как только я начну и какое-то время после этого, ты будешь далёк от здравого рассудка, и мы не сможем доверять твоим словам. Ты должен сказать мне сейчас, Ревик. До того, как мы начнём.

Ревик сглотнул.

Что-то в словах мужчины заставило его плечи расслабиться.

— Я останусь, — сказал он, посмотрев в окно.

Он чувствовал, как старик наблюдает за ним, и его свет колеблется.

— Будет больно, — предупредил Вэш.

— Я же сказал, что останусь, — повторил Ревик, наградив его жёстким взглядом.

На сей раз сам Вэш как будто расслабился, почти ощутимо выдохнув. Лёгкая улыбка озарила лицо пожилого видящего, тенью играя на губах.

Но он не отпустил руки Ревика, и мгновение спустя снова обратился к нему сдержанным голосом.