Ад и Рай Евы (СИ) - "Госпожа Энн"
Только вытирая слёзы, бегущие по щекам, я заметила, что что-то мне мешает. Кольцо. То самое чёрное кольцо, которое дополнило побочное действие таблеток и на время выключило мою способность чувствовать. И теперь оно снова было на мне. Конечно же, я сразу же попыталась его снять, но кто-то (Ян или Макс) надел его мне на средний палец, и сустав не давал этого сделать. Чёрта с два! Я всё равно его сниму, чтобы снова чувствовать!
Пока я мучилась с кольцом и мылом в ванной, в голове прокручивались странные мысли. Когда я впервые поняла, что могу чувствовать чужие эмоции? Наверное, уже здесь, в Киеве. До этого я лишь смутно их угадывала, но списывала всё на свою внимательность и чрезмерную любовь к психологии. Думала, что эмоции и чувства у людей буквально написаны на лице, и я могу их прочесть. Но дело было не в этом. Я всегда была слишком эмпатична, всё пропускала через себя. Но теперь всё было не так. Чувствовать и видеть эмоции я начала лишь здесь. И только таблетки и бессонные ночи могли немного приглушить это.
И сейчас, с этим кольцом на руке, я была глуха ко всему. Даже Ян — самый сильный мой раздражитель, не ощущался, хоть я и догадывалась, что он всё ещё в квартире, или где-то очень близко, потому что ему нужно контролировать меня.
У меня был огромный соблазн сделать кое-что, за что бы меня наказали ещё сильнее. С кольцом в руках я застряла возле унитаза минут на пять, но так и не решилась. Не потому, что побоялась гнева Яна, но потому, что это кольцо не было моим, и я не могла так поступить. Слабость или честность? Или это одно и то же? Или всё же страх? Я не знаю, что оказалось сильнее, но кольцо осталось на полочке в ванной — дьявольски чёрное на ослепительно белом.
Делать мне было нечего, вот совсем. Чем вообще можно заняться в четыре утра? Кричать и выламывать дверь? О, теперь бы сил на это у меня хватило, ну, а смысл? В квартире я была совсем одна — это было первое острое ощущение. Второе — я хотела есть, но Алиса придёт нескоро, придётся терпеть. И третье — смутное и пугающее. Что-то было не так с моей душой, будто кто-то оторвал кусочек и унёс с собой, далеко-далеко от меня. И теперь ей не хватало одного пазла, чтобы завершить картинку, вместо него осталась дыра с неровными краями. Такого я раньше никогда не чувствовала, поэтому металась по комнате, не думая ни о чём, кроме этой тревожащей пустоты.
К одиннадцати часам я была уже совсем на грани. Какие-то странные ощущения наползали на меня, будто я находилась ещё где-то, куда-то ехала, с кем-то говорила, что-то писала. Картинки расплывались и исчезали, как утренняя туманная дымка. Пока не появилось ещё одно — Алиса пришла. Она уже в квартире. Я подлетела к кнопке и долго на неё жала, но не из-за того, что была ужасно голодна, было что-то ещё. Алиса. Подсказка в ней, тот самый недостающий пазл.
Её шаги были быстрыми, но какими-то нерешительными, а перед дверью она застряла на несколько минут, и я уж было подумала, что дверь не откроют, но нет. Вот только Алиса ахнула, увидев меня прямо перед собой, а не в кровати.
— Доброе утро, простите, что так поздно.
Первым её выдал голос. Взволнованный и другой. До этого она говорила писклявым, почти детским голоском, но тут я услышала что-то такое тревожно знакомое, что меня насторожило. Алиса сделала шаг назад, в темноту коридора и наклонила голову.
— Вижу, вам уже лучше. Хотите что-то конкретное на завтрак?
Она специально говорила тише, чтобы я не поняла, что с голосом что-то не то.
— Пройди в комнату. Есть разговор.
Девушка словно окаменела и тупо стояла на том же месте.
— Зайди в комнату! Ты же знаешь, я не могу выйти!
Я развернулась и пошла к окну, но на полпути оглянулась так резко, что Алиса не успела быстро отреагировать, и я заметила, как поменялось её лицо. Буквально. Небольшой рот, высокие скулы, бледная кожа, зато нос с веснушками, а глаза не огромные голубые, а обычные и зелёные.
Она начала извиняться ещё до того, как я окончательно поняла, в чём дело.
— Простите меня, пожалуйста! Он заставил меня!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Мой голос словно на записи, лицо — портрет не очень хорошего художника. Передо мной стояла плохая копия меня. Именно поэтому её извиняющуюся речь прервала такая сильная пощёчина, что у меня заболела рука. Мне было всё равно на боль — в тот момент я готова была её убить.
— Не смей! Не смей этого делать! Никогда больше! Иначе я сама тебя убью! — Такой ярости я не испытывала прежде, но она захлестнула меня так, что перехватило дыхание.
Алиса расплакалась, и её лицо стало мне ещё более отвратительно, но она вовремя прикрыла его ладонями, а плач немного изменил голос.
— Простите меня! Это было ради вас! Я ездила подавать за вас документы. Мне приказал Ян Дмитриевич.
— А что ещё он тебе приказал? А?
— Вы не понимаете, он дал мне этот дар, я теперь могу превращаться в кого угодно, но если я ему откажу, он меня убьёт.
— Он и так тебя убьёт, — Я была в этом уверена.
Девушка замолчала, только всхлипывала и вздрагивала всем телом.
— Что я тебе сказала в нашу первую встречу? Чтобы ты уходила отсюда. Но ты меня не послушала. Теперь это твоя плата.
— Помогите мне, пожалуйста!
Алиса, наконец, отняла руки от лица, и теперь на меня смотрела зарёванная испуганная девчонка. Мне самой вот-вот должно было исполниться только двадцать, но она вдруг показалась мне совсем ребёнком.
— Сколько тебе лет?
— Восемнадцать.
— Пойдём в ванную, тебе нужно умыться.
Я старалась не смотреть в зеркало, чтобы не сравнивать наши лица. Это было для меня слишком болезненным. И возмутительным. Вместе с внешностью она украла у меня что-то ещё, и меня это тревожило. Но её страх, он убивал меня, отравлял, пробираясь под кожу мерзкими жгучими шипами.
— Это было только одни раз? — Алиса посмотрела на меня через зеркало огромными покрасневшими глазами, полными ужаса. — Ты превращалась в меня только сегодня, чтобы поехать в университет?
Для меня это был простой вопрос, я всего лишь хотела узнать, как часто она это делала, в общем-то, ответ не особо бы повлиял на мою реакцию. Но Алиса вдруг пошла пятнами и снова заплакала.
— Нет. Ещё два раза.
— Зачем? Тренировалась? — её неожиданная истерика окончательно сбила меня с толку.
— Нет… Ян Дмитриевич, он заставлял меня…
— Зачем? — жёстко спросила я, не давая ей ускользнуть от ответа.
— Он… — она шумно выдохнула, набираясь смелости, — только, пожалуйста, не злитесь на меня, я этого не хотела. Я его боюсь.
— О боже, да я уже поняла, что ты его боишься. Что конкретно он заставлял тебя делать?
— Всё.
И только по тому, как густо она покраснела, я, наконец, поняла, что это значит.
— Где? Здесь, в этой квартире? — почему-то для меня это было важно.
Алиса мотнула головой и снова расплакалась.
Я прижалась лбом к холодному кафелю. Снова чужие проблемы. И снова мне их решать. Но почему мне? Я и свои-то проблемы не могу решить. Даже не могу выйти из комнаты! А у неё ещё был шанс сбежать, отказаться от всего этого.
Что-то тёмное зашевелилось во мне. Гнев, отвращение, ревность? Что-то слишком мутное, чтобы можно было вычленить лишь одно чувство.
— Хватит реветь. Я жду тебя с самого утра. Принеси мне что-то поесть и воды. И если встретишь Яна, передай, что я хочу с ним поговорить.
Когда я выходила из ванной, абсолютно чёрное кольцо поймало лучик от светильника и хитро подмигнуло мне обжигающей искоркой. Оно было довольно.
— И ещё одно. Не жди от меня ни помощи, ни сочувствия. Как видишь, я сама в ловушке. Так что будем считать, что этого разговора не было.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Но он был. И у него был ещё один слушатель, сидевший в небольшом кресле в углу, но не заметить его было невозможно. Сердце пропустило один удар, а потом понеслось с бешеной скоростью. Я помнила, что звала его, но тогда мне было плохо, и сейчас я оказалась не готова к этой встречи, хоть и сказала буквально минуту назад, что хочу поговорить.